Поход за край земли
30 октября 2019 года Машу и Илью разбудил очень ранний звонок. Телефон звонил и умолкать не собирался. Кому они, руководители медицинского бизнеса, понадобились в командировке в шесть утра? Трубку сняла Маша. Несколько секунд она слушала, а потом страшно закричала. «Но там же все мои дети! — по-звериному выла Маша. — Там! Все! Мои! Дети!» На даче Маши и Ильи под Петербургом в пожаре погибли восьмилетний Федя, пятилетний Коля и двухлетняя Соня. Все. Их. Дети
Пролог
Илья. Звонила соседка. «На даче пожар! Детей выведите, помогите!.. Хотя нет, уже крыша горит, к дому не подойти».
Маша. Я спросила: «А люди есть вокруг?»
Илья. Когда соседка ответила: «Нет», сразу все стало ясно.
Отрывок из поставленного Ильей спектакля «Край земли»
Мы с Ильей договариваемся встретиться в шесть вечера. Но я приезжаю на полчаса раньше. Когда приближаюсь к дому на Университетской набережной в Санкт-Петербурге, из подъезда как раз выходит высокий худой человек в красной куртке. Он быстро движется в сторону Андреевского рынка, а я бегу следом и кричу: «Илья! Илья, постойте!»
Вместе покупаем лакомства для собаки: австралийская овчарка, аусси, — новый член семьи.
Илья курит одну сигарету за другой. Волнуется. На последнем прогоне, где мы и познакомились, публика приняла его спектакль «Край земли» на удивление сдержанно. Хотя на предыдущих четырех показах рыдала: история семьи, потерявшей в пожаре троих детей, мало кого может оставить равнодушным.
На стене квартиры Маши и Ильи — напластования штукатурки многих веков: дом на Университетской, ранее Николаевской, набережной когда-то принадлежал семье Рерихов. Илья и Маша переехали сюда пять лет назад: не смогли вернуться в прошлую квартиру, где жили с детьми большой шумной семьей.
Маша просила раздать все детские вещи, но Илья сдал их на хранение. «Все вещи детей аккуратно сложены на складе: книги, одежда, игрушки, — рассказывает в спектакле “Край земли” актер Максим Фомин, играющий роль Ильи. — И палки, мальчишки тащили их отовсюду: палки-ружья, палки-копья, палки-мечи. Реликварий, санктуарий, наш личный музей невинности. Кладбище детских вещей».
Сцена первая. До похорон
Илья. Мальчишки всегда любили дедушкину дачу: свобода, воля, все такое настоящее, то, чего постоянно не хватает современным городским детям.
Маша. Сначала я винила отца: старый дом, послевоенный, проводка не менялась со времен моего дедушки, но… Сколько старых домов в области — и во скольких из них сгорают люди заживо? Папа — человек огромной ответственности: «У Феденьки расстегнута шапочка, сейчас простудится, сопельки». И во сне бабушка все время говорит: «Павлуша все делал правильно. Павлуша не виноват». На самом деле и я быстро перестала винить отца и стала тосковать. По нему тоже.
Отрывок из спектакля «Край земли»
В том пожаре погибли не только дети, но и 57-летний отец Маши и его мать, Машина бабушка. Старая деревянная дача вспыхнула в пять утра и за час сгорела дотла. Следствие длилось долго и пришло к выводу, что причиной возгорания стало короткое замыкание.
…Мы сидим в кабинете Ильи у самого настоящего камина, на котором стоят три фотографии: Коля, Федя, Соня. Дети светленькие, вихрастые, смеющиеся. У Сони ссадины на коленках.
Я рассказываю Илье, что со мной на прогон спектакля, который он создал вместе с драматургом Евгенией Алексеевой, отказались идти все знакомые: кто-то — из-за физической невозможности погружаться в такую тяжелую тему, кто-то — из суеверия. Потому что потеря детей — это ад, который может случиться с человеком при жизни, и хуже не придумать ничего.
— Да, — отвечает Илья, — но я еще не все ады перепробовал.
В то утро после звонка соседки Илья сказал жене, что прямо сейчас им нужны две вещи. Первая — люди. И еще надо выпить, чтобы вырубить себя. Завтра они все решат. Сейчас уже сделать ничего нельзя.
Маша написала в два чата близким подругам: «Девочки, погибли дети, нужна помощь». Написала педагогам малышей и сразу же удалилась из всех родительских чатов.
Прямо из Нижнего Новгорода супруги приехали в клинику неврозов, где Илье категорически не понравилось, а Маше было все-таки легче, чем в квартире. Поэтому несколько недель до похорон она провела на 15-й линии Васильевского острова. Туда к ней даже приходила мама — мама, оставившая когда-то саму трехлетнюю Машу на попечение папы и бабушки, мама, которую с того момента Маша не видела вплоть до этой трагедии.
В спектакле есть момент, где героиня сидит и постоянно повторяет: «Мама. Мама. Мама? Мама». Это был первый случай с трехлетнего возраста, когда Маша назвала родившую ее женщину мамой.
Еще одно воспоминание из клиники неврозов — стаи белых журавликов. Маша складывала оригами сотнями и тысячами. А когда ей звонили, чтобы выразить соболезнования, отвечала: «Меня больше нет».
Илья это время провел в квартире друзей.
— Очень ясно помню момент: жена в «дурке», я тут, и вокруг много людей. Я рациональный мужик. Первый вопрос, который возникает в голове: а выжившие после таких событий есть? Социально адаптированные люди, которые продолжают жить какую-то нормальную жизнь, есть?
Для людей в состоянии острой потери в России существуют группы поддержки, например, во «ВКонтакте», но они, по словам Ильи, совершенно идиотские, щедро усеянные разве что скорбными эмодзи. Для него нашли американские группы, такие как Men in grief в Facebook: в Штатах терапия проживания горя сильнее развита. Братья Ильи добыли ему e-mail Энтони Маслина: трое его детей погибли в авиакатастрофе с самолетом MH17, сбитым над Донбассом. Энтони с супругой Марите не было в том самолете, дети летели с дедушкой. «Вся Австралия носила их на руках», — говорит Илья. Через два года после трагедии у австралийцев родилась девочка. Илья прочел об этой семье большую статью, но писать им не стал.
«Я задал друзьям вопрос: ребят, а, может, есть еще что-то почитать, посмотреть про это? Вот сейчас, в острой стадии, что делать? И выяснилось, что нет ни одного фильма. Есть десяток лент, внутри которых — потеря детей, но они не про переживание этого события. Тема настолько табуирована в мировом искусстве, что про нее буквально ничего нет».
Из клиники неврозов Маша ушла на похороны, муж чуть ли не силком привез ее туда. «Я на 100% был уверен, что если она пропустит момент похорон, то дальше будет п****ц».
Сцена вторая. Первые месяцы
Илья. Детей не хотели отпевать, потому что младшую мы не успели покрестить. Но наши друзья нашли священника во Всеволожске, который сказал: «На такие события можно смотреть только в контексте вечности».
Отрывок из спектакля «Край земли»
На похоронах к Маше пристала малознакомая женщина с вопросом «А кто из детей первый сгорел?». Илья чуть не убил ее.
А потом пошли первые месяцы — «жизнь под паяльником».
Маша говорит, что сначала она планировала день на десять минут: встать, умыться, почистить зубы. Следующие десять минут — выпить кофе. Еще десять — отправиться на пробежку. Она привыкла все проблемы лечить физической активностью: когда-то и антидепрессантов не было, а ноги и набережные были всегда. И вообще, Маша — бегунья со стажем: в ее активе с десяток дистанций на 21 километр и целый марафон на 42.
Но реальность сломалась. Больно было постоянно.
— Мы продолжаем жить и быть людьми, мы можем улыбнуться, — добавляет Илья. — Просто в этот момент ломается реальность. Вернее, реальность-то живет, ей на нас плевать. Мы же все хотим, чтобы было как положено: большая счастливая семья, дети вырастут, появятся внуки и все такое. А оказалось — нет. Чем шире пропасть между реальностью и нашим представлением о ней, тем больше боль. Я ничего нового не сказал, это дядя Будда.
Друзья и близкие вели себя очень по-разному. Кто-то говорил, что не стоило задерживаться в Нижнем Новгороде в командировке, потому что настоящие родители, дескать, сердцем чуют беду.
Один коллега прислал за супругами скорую помощь, куда Машу и Илью хотели запихать чуть ли не силком, и они едва отбились.
Другой знакомый сказал: «Ну вы, это, не переживайте там сильно, не раскисайте».
Несколько близких отказались общаться, считая, что горе заразно.
— Они не плохие, просто им было страшно, — оправдывает их Илья. — Люди не выбирали быть рядом с друзьями, у которых произошло такое горе.
Супруги ходили по психологам, психотерапевтам, священникам, гадалкам и шаманам. «Почему это случилось именно с нами?» — вопрос, который крутился на репите. «Почему это случилось с нашими детьми?»
— Вопрос «Почему это случилось именно с нами?» возникает у всех людей, у которых реальность слишком не соответствует ожиданиям, — говорит Илья спустя пять лет. — Мы все живем во многом в языческом представлении о том, что у всего есть причина и следствие, и это представление очень глубоко укоренено.
Один из шаманов сказал Маше, что это за то, что она не сменила фамилию, выйдя замуж.
— Вторая шаманка сказала нашей подруге, что это НАМ за МОИ грехи, — рассказывает Илья. — А Маше-то тогда за что? И что же это за грехи такие должны быть? Но совершенно точно вокруг тогда образовался социальный кокон, укрывший нас со всех сторон. Люди изо всех сил хотели помочь, кокон просто физически ощущался, без него мы точно сдохли бы.
На похороны приехали два брата Ильи из Америки: 2019 год, российскую визу получить крайне сложно, доказать родство невозможно («Я — нелегальный сын»). И все же братья прилетели, и это было чудо.
Рассказывая о родителях, Илья отмечает:
— Кстати, у моей матушки тоже погибли двое детей — от врожденной генетической патологии. Им было по годику каждому. Представьте: раз хоронят годовалого, потом мама беременеет, рожает, и спустя год снова похороны. А потом появился я — от другого мужчины.
К Маше прилетела подруга из Калифорнии, по утрам бегала с ней за компанию.
Сцена третья. Jingle bells
Илья. Хочется отменить Новый год. Я сойду с ума, если услышу эти звуки где-нибудь у соседей или во дворе.
Маша. Я ничего не хочу. Давай уедем отсюда!
Илья. Куда? Новый год — он везде!
Маша. Хотя нет. Я хочу. Идти долго, бесконечно, вперед, как будто с какой-то целью.
Илья. Вот это тема. Может быть, Камино-де-Сантьяго?
Отрывок из спектакля «Край земли»
Спустя две-три недели после похорон супруги впервые остались наедине. «Ад — это звук вилочки по тарелочке, когда мы с тобой первый раз ужинали одни» — так описан этот вечер в спектакле. Тогда же Маша и Илья решили пойти камино — путь паломников (на самом деле этих путей несколько — в разных странах Европы), финальная точка которого — собор Святого Иакова в галисийском городе Сантьяго-де-Компостела.
— Мы пошли делать то, что хрестоматийно, говорят, надо делать людям с потерями, — рассказывает Илья. — Причем совершенно случайно. Это две вещи: долго идти ногами, топ-топ-топ. А после камино мы поехали к Жану Беккио, одному из самых известных психиатров во Франции, который работает с паллиативными центрами. И если до пути у нас была куча вопросов, после — не осталось. Он спросил: «А что вы сделали?» — «Пошли камино». — «Если бы вы пришли ко мне, я бы вам посоветовал: идите куда-нибудь долго и пешком».
— А вторая вещь? — спрашиваю я.
— Написать про свою боль. Завести дневник, писать в соцсетях — как хотите, как можете. Совершенно случайно я и это сделал.
Через полгода после трагедии осозналось ее неочевидное следствие: образовалось много свободного времени. Илья пошел учиться на режиссера к Татьяне Вайнштейн в мастерскую «Легкие люди», сейчас компания называется Part Academy. А когда пришло время ставить выпускной спектакль, понял, что надо делать то, в чем ты разбираешься. Что у него есть уникальный (и, слава богу, нечастый в масштабе общества) опыт. И пригласил к сотрудничеству драматурга Евгению Алексееву, которая до того сделала пьесу — про камино, конечно же.
На поход у ребят было две недели с захватом новогодних каникул, поэтому выбор маршрутов (а камино существует несколько десятков) свелся к двум: португез или invierno, «зимний путь». Выбрали его.
— Паломничество — древняя традиция, которая есть у всех народов, — говорит Илья. — Не зря каждому мусульманину советуют отправиться на хадж — это та самая многодневная медитация, которая позволяет осознать себя. Камино по факту та же продолжительная медитация. От монотонной ходьбы мыслей хватает на час, ну на два. А потом начинаешь просто идти. В голове крутится какая-нибудь песенка. Идешь, совершенно ни о чем не думая, рассматривая все вокруг. Ровно то состояние, которого ты пытаешься добиться, когда сидишь и медитируешь.
За три недели ребята прошли 400 километров. Физически было тяжело, особенно Илье. Маше с марафонами в анамнезе полегче, но и ей временами приходилось туго: просыпаться в приютах-альберге под одеялом, покрытым инеем, — то еще удовольствие. Сбитые ноги, мозоли, холод, голод, туман, дожди, промокший рюкзак, вечная неизвестность, где есть, где спать (супруги не планировали ночевки заранее, а зимой многие альберге не работали), заставляли концентрироваться на телесном. Возвращали в реальность.
— По камино ходят очень разные люди, в основном с какой-то болью, — продолжает Илья. — Как говорит французский психиатр, ходят и жгут кортизол — его по-другому не сжечь. Вопрос «Почему ты идешь камино?» считается нормальным, приличным. Тебе его задают почти при каждой встрече.
На камино Маша и Илья стали говорить о детях. Вспоминать их.
Федя — фантазер, он бы на этом пути везде видел драконов. А в три года он выдавал удивительные вещи. Например: «Если я умру, бог меня обязательно оживит».
Кока — боец. Но с трепетной душой.
Соня — маленькая лошадка.
— Помнишь этот ее наряд единорога? Роскошная личность, очень тактильная девочка!
— У нас потрясающие дети.
— Тогда почему?
— Тогда почему?
По сюжету спектакля, в один из дней супруги оказываются в таком густом тумане, что в нем не видать даже собственных кроссовок. Туман, лес, обрыв, дорога давно потеряна… Оставим интригой то, каким образом Маша и Илья выбираются из этой ситуации. Но они выбираются. Оказываются в месте — то ли реальном, то ли призрачном. Чтобы услышать слова, которые станут их способом исцеления.
«Твои дети не страдали. Они умерли во сне. Там тепло и свет. Они будут ждать вас там. Ты счастливая женщина. Тебе дана судьба прожить целых две жизни», — говорит Маше в спектакле старая монахиня.
В реальности эта фраза была произнесена на похоронах одной знакомой Ильи и Маши, всю жизнь работавшей с трудными подростками. Она подошла и сказала Маше эти слова, что оказалось для нее невероятно важно.
— Женя Алексеева гениально это написала по форме, — говорит Илья. — Туман, эта сказочность… Что происходит? Мы попадаем в некое лиминальное — переходное — пространство. И фактически описываем процесс перехода. Весь спектакль даже визуально оформлен с акцентом на лиминальности. То, что мы знаем про переходные пространства, мы знаем фактически с детства — это сказки.
Сцена четвертая. Финистерре
Маша. Он все ждал какой-то знак. Ну или по крайней мере мы найдем ответ на вопрос, почему это случилось с нами.
Илья. Вдруг откуда ни возьмись появилось стадо козлов. Козел-вожак поднял ногу и в лучах закатного солнца начал ссать. Долго, вдумчиво, глядя на нас. И тогда я понял ответ на свой вопрос: нипочему.
Отрывок из спектакля «Край земли»
Как и большинство паломников, из Сантьяго-де-Компостела Маша и Илья пошли в Финистерре: название одной из двух крайних западных точек Испании с латыни переводится как «край земли». И если до камино Илья думал о том, чтобы ровно в этом месте покончить с собой, бросившись с мыса в океан, то к финалу пути суицидальные идеи прошли.
— Мысли про самоубийство — это часть паттерна, — говорит Илья, у которого три образования: врача, психолога по специальности «организационное консультирование в гештальт-подходе» и бизнес-образование. — Мозг в таком состоянии прокручивает все возможные варианты. Ему плохо, ему больно, и он хочет прекратить боль. Это нормально — думать про самоубийство. Люди, которые действительно самоубиваются, не думают так про суицид. У них это по-другому проявляется.
Супруги ждали, что действительность — бог, мироздание, что угодно — именно на Финистерре подаст им некий знак. И вот он, знак: стадо козлов, эта мелкая и низменно-телесная реакция и есть знак. Тогда Илья и Маша поняли главное: нипочему. Иногда ужасные события в жизни происходят не за грехи или кармические косяки, а нипочему и ни за что:
— Есть паровоз реальности. Мы хотим, чтобы он ехал сюда, но рельсы идут в другую сторону. И когда мы понимаем, что он поехал в другую сторону, нам становится ужасно больно. Ты можешь активно потреблять больше контента, денег, путешествий, опыта, жизни — и это дает тебе ширину, кругозор. Но ничто из этого не дает тебе глубины. Глубину дает только боль. Боль нужна. Она — часть жизни.
Примерно такой же опыт — с паровозом реальности — переживал ветхозаветный Иов, который из-за спора Бога и сатаны лишился семерых сыновей и трех дочерей, богатства и здоровья. И в конце концов призвал Бога к ответу. Ответ всевышнего по меркам сегодняшнего человека довольно спорный: дескать, где был ты, когда я создавал небо и землю, и как смеешь судить мои помыслы и поступки? Иова он между тем вполне устроил, и по итогу благочестивый муж был вознагражден: прожил еще 140 лет, у него появились еще семеро сыновей, три дочери и новое состояние.
В спектакле есть эпизод с чтением «Книги Иова». Но я слушаю коротенькую выжимку из уст Ильи. В ногах у меня уютно устроился красавец Иво — прихотливыми путями имя Иов трансформировалось в кличку собаки. За спиной Ильи — несколько книг на религиозную тематику, хотя назвать себя в привычном смысле воцерковленным он не может:
— Я православный, это факт. Каждое утро читаю «Отче наш». Верю ли я в Бога? Если я верю в Бога, я с детьми встречусь. А если не верю — не встречусь. У меня как будто нет вариантов.
После премьеры спектакля «Край земли» Илья будет учиться кинорежиссуре и искать продюсера, чтобы снять по этому сценарию фильм.
— В группе Men in grief я встретил высказывание: «Ребята, это очень похоже на шторм. Волны очень высокие. Но будет день, когда море успокоится». Это витальное знание для людей в остром периоде потери. Я хочу, чтобы про это что-нибудь в мире было, хочу сделать про это кино. Пять лет назад у меня была огромная потребность, чтобы мне объяснили, что будет дальше. Может ли быть вообще что-то дальше? А сейчас я знаю: будущее есть. В любом случае есть.
Эпилог
Илья. Я себя всегда считал прежде всего отцом своим детям.
Маша. А я всегда считала себя прежде всего матерью. Для меня семья — прежде всего дети.
Илья. А без детей — зачем тогда наша семья?
Маша. А без детей — зачем тогда я?
Отрывок из спектакля «Край земли»
25 ноября 2024 года в театре «Мастерская» состоялась премьера спектакля «Край земли».
Когда будет следующий показ, неизвестно: актриса Вера Латышева, исполнительница роли Маши, уходит в декрет. Но спектакль совершенно точно возобновят после ее выхода из такого важного отпуска.
Маша после камино взяла фамилию мужа.
— Это же тоже про семью и про нас, — говорят ребята. — Все обрядовые и ритуальные штуки не просто так существуют тысячи лет. Это ритуальный переход женщины из одной семьи, из одного состояния в другое. И этот переход должен состояться.
Пока мы в кабинете разговариваем с Ильей, Маша приходит домой. С дочкой.
— Когда мы шли камино, стали рассуждать. Я своим способом — рационально, Маша своим — эмоционально, — рассказывает Илья. — Что делать? Не хотим мы жить без детей, мы же друг друга сожрем. Надо кого-то любить. Любить — это потребность, такая же, как есть, пить, спать. Маше было 40 лет. Никто не знает, получится ли стать биологическими родителями, у всех свои особенности здоровья. Мы решили, что возьмем ребенка из детдома и будем очень счастливы, если появится второй, естественным образом.
Четырехлетняя Милана и мама похожи как две капли воды: те же светлые волосы, тот же разрез глаз, та же улыбка — не родная, но родная. С годовалой девочкой ребята познакомились после прохождения Школы приемных родителей. В детдоме воспитатели сказали им: «Можете идти знакомиться, через месяц-два все решится». Никто не мог предполагать, что процесс лишения прав кровных родителей Миланы затянется в суде на девять месяцев.
И никто в те первые месяцы не знал: Маша беременна. Через полгода после того, как в семье появилась девочка, родился мальчик, тоже Илья.
Вся просторная кухня-гостиная дома у ребят, как пещера Али-Бабы, заполнена игрушками. Двухлетний мальчик с большими глазами и четырехлетняя девочка со смешной улыбкой играют в куклы и машинки, бегают наперегонки с собакой: в квартире шумно, много смеха, иногда — слезы, как в каждой семье. И очень много жизни.
Потому что будущее есть.
Редактировала Инна Кравченко
В материале используются ссылки на публикации соцсетей Instagram и Facebook, а также упоминаются их названия. Эти веб-ресурсы принадлежат компании Meta Platforms Inc. — она признана в России экстремистской организацией и запрещена.
Каждый день мы пишем о самых важных проблемах в нашей стране и предлагаем способы их решения. За девять лет мы собрали 300 миллионов рублей в пользу проверенных благотворительных организаций.
«Такие дела» существуют благодаря пожертвованиям: с их помощью мы оплачиваем работу авторов, фотографов и редакторов, ездим в командировки и проводим исследования. Мы просим вас оформить пожертвование в поддержку проекта. Любая помощь, особенно если она регулярная, помогает нам работать.
Оформив регулярное пожертвование на сумму от 500 рублей, вы сможете присоединиться к «Таким друзьям» — сообществу близких по духу людей. Здесь вас ждут мастер-классы и воркшопы, общение с редакцией, обсуждение текстов и встречи с их героями.
Станьте частью перемен — оформите ежемесячное пожертвование. Спасибо, что вы с нами!
Помочь нам