«Надо что-то делать!»
Марина, Настя и Капитан. Пляж Джамайка
«Теперь оно по-настоящему черное! Бедное наше море! Что же с тобой сделали?!»
Марина склоняется над огромной медузой, застрявшей в мазутном острове, и по тому, как ходят ее плечи, я догадываюсь: Марина плачет. Потом отодвигает маску и вдыхает глоток напитанного нефтяными испарениями облака. Вытирает слезы и говорит, что перебралась сюда из Белгорода — приехала несколько лет назад с мужем за спокойной жизнью на теплом берегу. И раньше у нее сердце болело только о том, как там, под обстрелами, живут ее родственники. Теперь болит и о том, что происходит здесь.
«Подруга из Туапсе написала: “Приютишь? Тоже приеду к вам помогать?” — грустно улыбается Марина. — А вообще, едут со всей России, многие люди бесплатно селят волонтеров. Многие кормят. И это нормально».
На фоне уходящего в море солнца Марина выглядит героиней фильма про апокалипсис. Одна, в защитном костюме, на маленьком островке песка, окруженном огромными черными пятнами.
Это мазутные пятна. В них лучше не наступать: любая обувь испортится. Но не наступать не получается, потому что если раньше, когда было похолоднее, мазут подстывал, то теперь, при +12 ℃, он потек. И люди с лопатами пытаются эти растекающиеся пятна поскорее собрать в мешки. В пластиковые, как станет потом понятно, нельзя: мазут разъедает пластик и выливается обратно. Нужны специальные мешки. И специальная, как при ковиде, одежда, респираторы и очки. Работать в них неудобно, поэтому многие не выдерживают и убирают берег в своем. Потом жалеют: к вечеру начинает болеть голова и на выдохе кажется, что внутри тебя работает бензоколонка.
И это мы говорим о людях. Как себя чувствуют попавшие в мазут морские животные и птицы, даже подумать больно. Чтобы спасти тех, кто еще жив, мы идем по берегу и вглядываемся в ночь. Ночью птицы плохо видят, а значит, их легче вытащить из мазутного силка.
Главная по спасению у нас Настя Столбкова. Ей 34 года, Настя организовывает праздники и туры. Изо всех сил пиарит Анапу как недооцененный регион, с удивительными природными видами и заповедными местами, куда не добирается рядовой турист. Это и живописный Утриш, и Опукский заповедник, и мыс Такиль. Поэтому все, что случилось, для Насти — личная трагедия. Она переживает за экологию и следующий турсезон, который сейчас кажется чем-то невозможным.
«После первых новостей я испытала шок, потом злость: как это могли допустить? А потом поняла: надо что-то делать! Друзья из разных городов писали: что там у вас? чем помочь? И я поехала в Анапу, смотреть своими глазами. Переслала видео — а в первый день это были шоковые пейзажи — друзьям в Москву. И они по школьным и рабочим чатам стали собирать деньги. За пару дней вышло сто тысяч рублей. — Настя говорит об этом с гордостью. — Самыми дефицитными в закупке были респираторы — их тут же смели. Потом фонарики, защитные костюмы, сапоги-заброды…»
Накануне благодаря этим сапогам из мазутного пятна, которое качалось в море, волонтер Данил Плющ вытащил двух птиц. Одна уже сдалась, почти не двигалась, а вторая пыталась выклевать себе в мазуте дорогу. Смотреть на это без содрогания было невозможно: птица дергалась, тянулась, но мазут держал крепко. И тогда Данил к ней пошел — и сачком, вместе с комком мазута, птиц вытащили. Насколько смогли, прочистили им клювы и дыхательные пути, посадили в коробки и отвезли в пункт приема птиц. Таких пунктов на побережье было уже несколько.
Данил — капитан яхты. Море дало ему работу. С 14 лет он мыл на причале лодки, подружился с местными. Начал ходить матросом в море, в 18 лет получил морские права и стал молодым капитаном. К своим 25 годам он уже морской волк — понимает море, чувствует его настроение, знает, когда не надо перегибать. И причины произошедшей трагедии оценивает так же, как эксперты: речные танкеры в штормовую погоду не должны выходить в море. Плюс изношенность, плюс человеческий фактор, халатность. А Черное море — непростое, с южным вспыльчивым темпераментом. Казалось бы, полный штиль, и вдруг…
Из-за этих «вдруг» капитан Плющ не раз спасал унесенных в море людей. А теперь спасает птиц. За прошлую смену — это весь день, с утра и до глубокой ночи, — группа Настиных волонтеров вытащила из мазута 13 живых птиц и одну мертвую, она так и не дождалась помощи.
* * *
Птицы разные. Чаще всего это поганки из семейства водоплавающих. Еще волонтерам попадаются хохлатые бакланы (одна из самых редких птиц России), краснозобые гагары, чернозобые гагары (тоже из Красной книги), лысухи и чайки. В волонтерском центре спасения был даже один лебедь — сидел в туалете и никого не впускал.
Когда птиц находят, им делают первичную очистку и аккуратно заклеивают клюв малярным скотчем: чтобы птица себя не чистила и снова не наелась мазута. В волонтерском «птичьем центре» их принимают под запись — ветеринары оценивают состояние, отпаивают сорбентом, дают лекарства и отправляют на мойку.
В центре, где я работала, в селе Витязево, мойка птиц происходила на мойке машин — владелец выделил под это несколько помещений.
Отмыть мазут непросто. Сначала птицу опускают в тазик с крахмалом и аккуратно втирают крахмал в оперение. В каждой группе мойщиков есть инструктор-профессионал, который контролирует работу. Когда крахмал смешивается с мазутом, он осыпается серой крупной мукой. Даже на этом этапе птице становится легче, она уже может расправить крылья и немного повредничать. Последнее — хорошо, значит, у птицы есть силы и большие шансы на выживание.
После крахмала птицу передают в другой таз, где ее моют теплой водой с жидкостью для мытья посуды. Работа долгая и кропотливая — на очистку одной птицы в среднем уходит около полутора часов.
Потом птицу укутывают и отправляют в реабилитационный центр. Их на побережье уже целая сеть — птиц принимают и ветклиники, и даже медцентры. Там пернатых лечат, греют, а когда они уже окончательно приходят в чувство, выпускают на воду. По статистике, за прошедшую неделю под Анапой спасли больше 750 птиц.
Одна из них — наша поганка-тихушница. В тот вечер, когда мы бродили по берегу, она уже несколько дней сидела у самой воды: тяжелые от мазута крылья не позволяли ей улететь. Птицу ждала голодная смерть, но Настя разглядела ее маленький силуэт, погнала поганку к воде, а там уже стоял в своих сапогах-забродах Капитан. Вся операция заняла полторы минуты. По счастливой случайности мимо ехала машина, собирающая птиц, поганка поехала к ветврачам. А спасатели шутили, что она родилась под счастливой звездой. Или, может, мы даже спасли саму птицу счастья завтрашнего дня? Просто сегодня она так, не очень казисто, выглядит?
Пока мы хрюкали от смеха в своих респираторах, подъехал мужик на тракторе: «Ребят, дельфинов не видали? — И на отрицательные кивки добавил. — Если что, я здесь! Они тяжелые, сами не дотащите!»
При чем тут дельфины?
Вероника. Анапа, Высокий берег
В тот день дельфинов мы не нашли. Но на следующий на их поиски вышла Вероника Куроглу.
Ей 38 лет, в пандемию последним поездом она приехала из Петрозаводска к маме в Анапу. Багаж Вероники состоял из одного чемодана, разбитого сердца и диплома инженера лесного хозяйства. Год она отработала специалистом по озеленению в сети гостиниц и поняла, что без моря теперь жить не сможет.
Осталась, а вскоре познакомилась с невероятным красавцем и даже вышла за него замуж. Красавец — не образное выражение. Парень Вероники работал моделью в Китае. В пандемию приехал в Анапу и устроился спасателем. Познакомились они, когда Вероника, сломавшая руку, упав с велосипеда, не могла открыть бутылку с водой.
«Все наши свидания проходили здесь, у воды. И для нас море — это что-то глубоко личное. Поэтому, когда танкеры столкнулись, я, эмоциональная, сразу в слезы. Работать не могла, мысли все были там. Рассказала хозяйке нашего фитнес-центра, она тут же поехала в строительный, закупила маски, очки, посадила на ресепшен человека — и мы всем коллективом вышли на пляж».
Вероника волнуется, краснеет. И, задыхаясь, рассказывает, сколько было на берегу мазута, как они хватались за головы, причитали, плакали, а потом брали лопаты и шли убирать. Работали до глубокой ночи.
А когда добрались домой, всем было плохо — поняли, что даже в защите словили интоксикацию. Значит, надо разбиваться на группы и работать по несколько часов.
Впрочем, к тому времени на берег вышел весь город: организации, жилищные управления, сообщества и клубы по интересам. И даже Вероникин сосед, известный в районе любитель анапского портвейна, не остался в стороне. Беда объединила мусульман и христиан, либералов и «ватников», дворников и профессуру. А те, кто не мог выйти на берег — старики и дети, — плели в своих дворах заградительные боны — веревки, которые не дали бы мазуту выйти из воды и смешаться с песком.
Вероника же, помимо уборки, искала дельфинов. Китообразные — ее страсть. Но всегда они были где-то там, в кино и книгах. А тут, в первый день в Анапе, 1 июня 2020 года, сидя на берегу, она вдруг увидела в воде плавники. Они подходили ближе и ближе, и в ритм их движению билось сердце Вероники. Оказалось, это не случайность: стаи дельфинов живут возле Анапы. И в одно и то же время утром и вечером приходят к берегу.
Девушка стала за ними следить: вначале одна, потом с мужем. Они купили сапборд и стали плавать к дельфинам — те подпускали их на расстояние вытянутой руки. И это было невероятно.
«А то, что сейчас случилось, — беда. Рыбы здесь не будет, донные ракообразные навряд ли оклемаются в ближайшее время, фитопланктон, зоопланктон тоже погиб. А значит, и дельфинов не будет».
Вероника показывает в телефоне фото двух жертв разлива нефтепродуктов: одного маленького краснокнижного дельфина-азовку, покрытого мазутом, и второго, вид его на глаз трудно определить. Смерть их была мучительной и долгой.
А вообще, по данным научно-экологического центра «Дельфа», на Кубани в эти дни обнаружили 11 погибших дельфинов. У шести из них следов мазута не было, поэтому причины их гибели пока неизвестны. Возможно, повлияло общее заражение воды.
Ведь кто знает, где еще в море плавают эти пятна? Поэтому в свои выходные Вероника ходит по Высокому берегу, забирается в самые труднодоступные места, надеясь найти дельфина, которого еще можно будет спасти. Потому что дельфины, в отличие от человека, не сделали ничего для того, чтобы эта трагедия произошла.
«Оно же живое!»
Валентина Высоцкая, станица Благовещенская
Пока на берегу идет работа, многие волонтеры вспоминают трагедию в Керченском проливе, она случилась 11 ноября 2007 года, — во время шторма утонули четыре сухогруза и танкер. В море вылилось две тысячи тонн мазута. Погибли восемь человек, весь берег был усеян мертвыми животными и птицами.
«Но тогда об этом много не говорили, не было такого хорошего интернета, — вспоминает Валентина Ивановна Высоцкая. — А сейчас у меня в телефоне “радио” — мы все знаем. И как только стало понятно, что случилось, пошли на наш берег».
Валентина Ивановна живет в станице Благовещенской. Это самое красивое в окрестностях место — здесь встречаются Черное море, Кизилташский и Витязевский лиманы. И здесь любят отдыхать местные. Или особенные приезжие, поклонники тишины и единения с природой.
«Это папин подарок нам, детям и внукам. В этом году папе бы исполнилось 100 лет, а домику, в котором я живу, — 120. Он глиняный, один из первых, что были на берегу. И я его постоянно пристраиваю, поддерживаю, чтобы подольше пожил».
Валентина Ивановна отчего-то краснеет, стесняется.
Ее отец, Иван Тимофеевич, был самым старшим в многодетной семье. Когда его отца забрали на фронт и вскоре он без вести пропал, Ване исполнилось 16. И подросток взял на себя обязанности старшего мужчины: все в доме чинил, контролировал младших и рано пошел работать. Был шахтером в Донецкой области. Всю жизнь поддерживал сестер и братьев — а особенно радовался за младшего, который служил на флоте.
И когда домой приходили письма из очередной далекой гавани, Иван перечитывал их по нескольку раз, и ему казалось, что со страниц письма шумит море. Потом признался, что, если бы не война, не трудная жизнь, обязательно стал бы моряком.
Мечта не отпускала его всю жизнь, и, когда Иван Тимофеевич вышел на пенсию, объявил на семейном совете: все, он свободный человек, дети выросли, он едет искать новый домик — у самого синего моря.
В напарницы взял старшую дочку, Валю. Она уже тогда была взрослая, и даже у самой дети пошли, но ради такого случая от семьи отлучилась. В Новороссийске сели в поезд и ехали буквально куда глаза глядят — везде было хорошо, но «своего» не попадалось. Только в Батуми, в горах, нашли недорогой домик у моря. И уже почти договорились с хозяевами, как Иван Тимофеевич передумал: «Нет, не смогу жить, не понимая, что люди за моей спиной говорят». И снова они ездили, ездили и добрались до Анапы — а там им посоветовали недорогую и непопулярную в конце семидесятых деревеньку рядом с виноградарским совхозом. Тут и рыбное хозяйство, и плодородная земля, и огромное, словно обнимающее селение, море.
Остались. Рукастый Иван Тимофеевич взялся облагораживать новый дом. Со стройматериалами в то время было туго, да и денег особенных в семье не было, но после каждого шторма на берег выбрасывало хорошие, просоленные доски. Иван Тимофеевич привязывал их к багажнику велосипеда и вез домой: что-то ему пригождалось в хозяйстве, а что-то уходило в школу. Он тогда работал учителем труда, делал чудесные штуки из досок и передавал мастерство малышне, дети его любили.
Его педагогический талант и рукастость переняла Валентина. 23 года она прожила и проработала воспитательницей в детском саду в Усинске, на севере. Каждый отпуск отдавала своих четверых детей на лето под Анапу, а перед осенью тянула с собой целые чемоданы выскобленных морем коряг. Украшала их северными природными материалами — и несла в детский сад. А на занятиях учила малышей собирать в композиции морские камешки и слушать, как шумит в раковине море.
«Оно же живое — вот стоишь на берегу, волна вроде бы далеко, а тебя видит — и вот она уже рядом. Бежит к тебе, чувствует. А сейчас вот попробовала — капельки жирные в воде, другое совсем…»
В день, когда все вышли чистить берег от мазута, Валентина Ивановна, ей 69 лет, вначале пыталась собрать грязные пятна лопатой, но мазут чередовался с песком, неудобно, все перемешивается. Тогда стала копать лопаткой, а потом и вовсе руками: через руки было понятно, где прощупывается кусок черного «слайма». Так собирали день, два, три — дети, внуки, соседи.
Спустя несколько дней, когда на берегу выросли кули с грязным песком и вокруг стало посветлее и почище, появилась надежда, что люди все вычистят. И море — да, заболевшее, да, раненое — выкарабкается. Тут Валентина Ивановна снова вспоминает трагедию 2007 года. И надеется, что и в этот раз выкарабкаются. Но надо делать выводы и исправлять ошибки.
* * *
Эколог и почвовед, гидролог Анастасия Лигай считает, что произошедшее уже нанесло серьезный ущерб природе, но это не финал истории:
«Согласно ГОСТу песок, загрязненный нефтепродуктами, должен вывозиться с пляжа в герметичных стальных емкостях. Приехала техника, в нее нужно сложить контейнеры и вывозить их на полигон. Полигона официального для таких отходов в Краснодарском крае нет. На данный момент все вывозится на хутор Белый — туда стоит вереница машин, и местные жители жалуются.
Помимо этого, трактор, который собирает сочащиеся мешки, он же растаскивает мазут по пляжу, поднимая слои, перемешивает песок. А правильно было бы весь песок снять под ноль, утилизировать как отход третьей категории опасности и привезти новый.
С жидкими отходами — а это все, что остается от мытья птиц, — вопрос тоже не решен. Пока они копятся в бочках. Плюс должен быть раздельный сбор отходов спецодежды и защиты.
25–27 декабря мы с рабочей группой РЭО (Российское экологическое общество) должны выехать на место. Будем отбирать пробы, прогнозировать, что станет с кормовой базой. Как результат — что будет с выловом рыбы, с морскими животными».
По поводу туристического сезона у экспертов большие опасения. Но до него надо еще дожить: прошлой ночью был шторм, часть мешков, которые не успели убрать, повредилась — и мазут вытек обратно. Плюс мазутные пятна пошли дальше по морю, в Крым, так что работы еще более чем достаточно.
Редактировала Инна Кравченко