Такие дела

«Если адвокат не будет помогать защищаться от государства, не поможет никто»

Владимирская область. Петушки. Бывшие адвокаты Алексея Навального Игорь Сергунин, Алексей Липцер и Вадим Кобзев (все трое включены в РФ в перечень террористов и экстремистов, слева направо) в зале суда. Суд признал их виновными по ч. 2 ст. 282.1 УК РФ (участие в экстремистском сообществе). Кобзеву назначено наказание в виде 5,5 года лишения свободы, Липцеру - 5 лет, а Сергунину - 3,5 года. EPA

Приговор адвокатам Алексея Навального своего рода прецедент. И дело не в том, что они адвокаты Навального, и не в больших сроках, которые они получили. Здесь принципиально другое: впервые в России легальную адвокатскую деятельность официально признали «экстремизмом», приравняв ее к участию в экстремистском сообществе. Власти фактически поставили конституционное право на юридическую помощь вне закона. Иными словами, если ты защищаешь неугодного властям человека или организацию, значит, являешься соучастником. Вот в чем главный смысл этого дела. 

Нужно понимать, что адвокаты Навального, учитывая, в каких условиях он сидел, физически не могли передавать никакие записки от своего клиента. По сути, прокуратура обвинила ребят в том, что они рассказывали его семье, в каком состоянии находится Алексей. А в этом состоит часть работы адвокатов: сходить в колонию к подзащитному, сообщить его семье, какие у человека проблемы со здоровьем, какие у него имеются взыскания, на что он жалуется, что планирует делать. Фактически именно это и вменили адвокатам Навального. 

В России активная борьба государства с адвокатурой идет последние лет пять — семь. Государство пытается убить все зачатки независимости и неподконтрольности российской адвокатуры как на практике, так и на законодательном уровне. Взять хотя бы ограничения, которые позволяют запретить адвокату выезд из страны, или же норму, которая обязывает за месяц до поездки отчитываться, куда и какие билеты куплены, какие отели забронированы. 

Власти пытаются сделать так, чтобы адвокаты выполняли исключительно декоративную функцию, как мебель, тумбочка или трюмо в интерьере. Они пытаются свести функционал адвоката в уголовном процессе к формальности, чтобы адвокаты просто были там, но не мешали «работать» следователю и суду и своим присутствием легализовывали процедуру привлечения человека к уголовной ответственности. Чтобы они не могли апеллировать к обществу, чтобы не могли иметь самостоятельного мнения, привносить свои доказательства в процесс и бороться за своего клиента. 

Приговор адвокатам Навального — прямое следствие такой политики. После этого решения Петушинского суда поиск адвокатов по политическим делам станет еще сложнее. Если еще несколько лет назад найти адвоката не составляло проблемы, то сейчас приходится изрядно потрудиться, прежде чем найдутся смелые люди, которые честно будут исполнять взятые на себя обязанности и защищать людей, несмотря на политическую мотивированность уголовного преследования. У адвокатов теперь намного больше рисков. Все адвокаты, участвующие в политических делах, понимают, под каким прессом находятся. Они знают, что их свидания в СИЗО с клиентами прослушивают или записывают на видеокамеры. За ними могут поставить и наружное наблюдение. В таких реалиях они вынуждены жить. И те адвокаты, которые сейчас остаются в России, кто продолжает работать по политическим делам, — они герои, о которых мало говорят.

Читайте также Суд признал адвокатов Навального виновными в участии в экстремистском сообществе  

Эти люди сознательно рискуют, защищая других, и при этом понимают, что могут оказаться рядом со своими подзащитными на скамье подсудимых. Адвокатов могут преследовать разными способами. Это не только уголовные дела, но и дисциплинарное преследование. Минюст по любому формальному поводу направляет жалобу в региональную адвокатскую палату и требует лишить адвоката его статуса, а значит, профессии.

Сейчас адвокаты вынуждены делиться на две категории. Те, кто остался в стране, — они могут ходить в суды, участвовать в следствии. И те, кто вынужден был уехать, — они могут апеллировать к общественности, свободно комментировать дела и организационно помогать коллегам. Вот эту часть работы мы тут и стараемся делать в меру возможностей. Но наши риски несоизмеримы. Работа адвокатов «на земле» непосредственно заключается в том, чтобы ходить ногами в силовые учреждения, в логово «противника», назовем это так. То есть они вынуждены приходить в СИЗО, сдавать на входе всю свою технику, документы или ходить в кабинет к следователю, который может отобрать у них кучу ограничивающих их действия подписок. Плюс часть адвокатских палат в регионах готова молниеносно реагировать на любой чих органов власти и лишать адвокатов статуса по любому поводу. Все это прекрасно понимают.

Те же адвокаты, которые боятся рисковать, исключают из своей практики ряд статей. Не берут, например, дела экстремистской, террористической направленности, дела против госбезопасности. Берут коммерческие, другие гражданские арбитражные дела, но это кольцо условно безопасных дел постоянно сужается. Подводных камней очень много. Следствие пытается любыми способами помешать адвокатам нормально работать и криминализировать активную защиту клиента. Все это вносит нюансы в текущую работу. Даже в плане поддержки своих коллег. 

Адвокатское сообщество в России пристально следило за делом коллег, защищавших Алексея Навального. Некоторые даже ездили на судебные заседания, чтобы публично поддержать их. При этом они осознавали свои риски, каждая подобная поездка сопровождалась слежкой эшников — работников МВД, но адвокатов это не останавливало. Не останавливало и то, что процесс был закрыт для слушателей. Адвокаты все равно приезжали, просто чтобы из коридора буквально на секунду помахать рукой ребятам, когда их заводили в зал судебных заседаний. 

Евгений Смирнов
Фото: из личного архива героя

Да, это не было массовым явлением, мы не видели там мэтров российской адвокатуры, президентов адвокатских палат, тех, кто должен бороться за независимость адвокатуры, за отстаивание прав адвокатов. Но это в первую очередь всегда личный выбор человека. Многие просто боятся в это вмешиваться публично, пытаются сохранить спокойствие вокруг себя, не привлекать к себе внимания. Чтобы как можно дольше прожить в относительно вегетарианских условиях. Такова жизнь.

Но все же адвокатов отличает неугасаемый оптимизм, они борцы и в силу профессии привыкли идти против течения. Несмотря на весь ужас, который происходит, адвокаты в России продолжают работать, продолжают верить в закон. И иногда получается, удается добиться положительного решения или оправдания. Даже то, что сейчас Кобзева, Липцера и Сергунина приговорили к большим срокам, но не к гигантским, то, что у ребят осталась одна статья и их дело не разрослось, отчасти заслуга хорошей работы их защитников. Каждый год, отвоеванный у тюрьмы, — это победа.

Я всегда говорю людям, которые далеки от происходящего, далеки от судов и для которых сроки в два-три года лишения свободы кажутся небольшими: а вы отмотайте назад то, что произошло в вашей жизни за это время, и вычеркните. Согласны ли вы на это? Навряд ли. Когда адвокаты отвоевывают какие-то крупицы свободы для своего подзащитного, это невероятная ценность. Помимо этого, адвокатам удается добиваться и других положительных результатов, они понимают логику действий властей и могут помочь человеку вовремя распознать повышенные риски. Помогают сделать что-то в процессе, что, например, позволит изменить меру пресечения.

Многие адвокаты участвуют в процедурах обмена и позволяют добиться свободы своих подзащитных. Вот, например, в Ростове рассматривается большое террористическое дело, и еще до вынесения приговора часть подсудимых была обменяна, и они оказались на свободе спустя несколько лет заключения. И это все успехи, которые были бы невозможны без работы адвоката.

Читайте также ШИЗО — это всегда пытка  

Несмотря на очень сложные условия работы и репрессии, в российском адвокатском сообществе по-прежнему сохраняется вера в будущее. Важно помнить, что сейчас государство политическими уголовными делами пытается ввести в обществе самоцензуру. Оно пытается сделать так, чтобы люди сами боялись что-то сделать. Действительно, закон написан таким образом, что нет красных линий. Даже прочитав буквально нормы законов, особенно свежепринятых, мы не знаем, что они разрешают, а что запрещают. Граница допустимого размыта. И тут важно не заниматься этой самоцензурой, потому что она разрушает человека изнутри. Такое состояние может быть даже хуже тюрьмы. 

К адвокатам можно и нужно обращаться всегда, особенно если вы понимаете, что ввиду вашей деятельности у вас могут быть какие-то риски. Их опыт, знание законов и практика позволят избежать неблагоприятных событий или минимизировать их. 

Профессия адвоката — это призвание. Человек сознательно берет на себя обязательства помогать людям независимо от уголовного дела и статьи, по которым он обвиняется. При этом многие адвокаты не зарабатывают больших денег, участвуя в политических делах, скорее наоборот, имеют больше расходов, нежели заработка. Для них главное — помочь человеку, попавшему в беду. Это очень похоже на логику врачей, которые лечат людей независимо от вероисповедания, цвета кожи или политической идеологии. Потому что, если адвокат не будет помогать защищаться от государства, не поможет никто.

* * *

Адвокат Евгений Смирнов больше 15 лет работает в правозащите. В основном занимался уголовными делами, связанными с гостайной: это «госизмена», «шпионаж», «конфиденциальное сотрудничество». В частности, представлял интересы журналиста Ивана Сафронова и предпринимательницы Карины Цуркан. В 2021 году был вынужден покинуть Россию из-за обысков, которые были проведены у него в связи с делом Ивана Сафронова. Сейчас занимается менторской, консультационной и координационной работой в адвокатском сообществе.

Exit mobile version