«Никто меня не держит»
Когда я захожу в полутемный зал старого дома в центре Петербурга, репетиция театра «Мы» уже в разгаре. Актеры отрабатывают постановку «Сказки». Так здесь называют театральную адаптацию знаменитой повести Кеннета Грэма «Ветер в ивах». Премьера «Сказки» намечена на конец марта, то есть, когда вы прочтете этот текст, все уже будет готово.
— Подсобить тебе, мистер Крот? — спрашивает Иван, то есть Крыс.
Мистера Крота играет Алексей — невысокий крепкий мужчина с окладистой седой бородой. Он стоит на стуле, который изображает берег реки, и немного сомневается, а потом ловко запрыгивает на спину Крыса: плавание начинается.
Веселый худощавый Крыс в твидовом пиджаке и твидовой же кепке катает мистера Крота по импровизированной сцене, расхваливая любимую реку до тех пор, пока они со смехом не падают на пол.
— Надо тренироваться падать, — замечает Алексей, потирая ушибленную ногу и надевая обратно черную шляпу-котелок.
— Все равно каждый раз будем падать по-разному, — весело говорит Иван.
Со стульев за ними внимательно следят Ирина Минина, художественный руководитель театра-студии «Мы», и другие актеры. Некоторые из них пришли в театр только в последние месяцы, а вот Алексей и Иван в некотором смысле ветераны. Оба в студии больше года, оба — выпускники «Дома на полдороги» (ДНПД) — реабилитационного приюта «Ночлежки» для людей с зависимостью.
Но если Алексей сначала попал в ДНПД, а уже потом в театр, то у Ивана, как было много раз в его жизни, путь пролегал через искусство.
— Многие говорили, что мне нужно в ДНПД: набрать побольше трезвости, побыть в безопасности, я, конечно, кивал, но одновременно у меня была такая установка, что мне это неинтересно, — объясняет Иван. — Мне казалось, что я и так много знаю, зачем? Вот эти все темы заезженные: нежелание чему-то новому открываться, недоверие… Но потом я пришел на репетицию и после задумался уже всерьез. Подумал, а почему бы и нет? Если что, уйду. Никто меня не держит».
По примеру брата
В «Дом на полдороги» Иван заселился уже очень опытным зависимым. К сорока с лишним годам на его счету было множество реабилитаций, годы ремиссии и бесконечные срывы, которые сводили на нет усилия в борьбе с наркотиками. А началось все еще в юности. Она у Ивана пришлась на героиновую волну девяностых.
Иван родился в полной, но не самой благополучной семье: отец крепко выпивал, мама тащила на себе весь быт, выхаживала младшего брата Вани с ментальной инвалидностью. Главной ролевой фигурой для Ивана был старший брат — баскетболист, поэт, бас-гитарист, игравший в настолько крутой группе, что она даже выступала на сцене легендарного питерского клуба «Полигон». В «Полигоне» тогда блистал весь цвет новой рок-музыки: «Кирпичи», Tequilajazzz, «Король и Шут», «Психея», «Пилот».
Глядя на брата, Иван пошел на баскетбол, начал писать стихи и тоже взял в руки бас: играл рэп-кор в малоизвестном коллективе. Музыка, увы, шла рука об руку с наркотиками.
— Вот эти все тусовки, панки, музыка, мы постоянно что-то пили, собирались на квартирниках, — вспоминает Иван. — А творческие квартиры очень быстро превратились в притоны: приходишь, вроде как гитара, музыка, картины, стихи, но все в говно. Кто-то курит на кухне, кто-то колется в комнате, кто-то бухает в другой комнате. Каждую неделю вся петрушка.
Иван рассказывает, что поначалу только напивался и курил. Переломным для него стал 1996 год, когда неожиданно и ужасно умер его отец: выпивал в гараже с приятелем и случайно глотнул серной кислоты. Она стояла рядом в такой же точно бутылке, как самогон. Скорая успела приехать и забрать отца в больницу. Но спасти его не смогли: смертельная доза серной кислоты — чайная ложка.
После этой трагедии Иван перевелся в вечернюю школу и устроился работать на завод, чтобы помогать матери. А еще — опять же по примеру брата — впервые попробовал героин. Ивану тогда было всего 14 лет.
— Я рано начал, — говорит он. — Когда отец еще живой был, я уже курил марихуану, а когда он умер, я сразу на иголку сел — и всё.
«Это явно опиаты»
Зависимость наступила почти сразу, и первую попытку отказаться от опиатов Иван предпринял через пару лет после начала употребления. План был прост, а потому красив: уехать на несколько месяцев в Украину с приятелем, там «перекумариться», а вернувшись, уйти в армию, набрать пару лет трезвости.
Но если с первой частью все получилось, то возвращение вышло не столь радужным. Приехав в Питер, Иван узнал, что от героина только что умер его близкий друг, а еще через две недели не перенес передозировку любимый старший брат.
— У меня тогда просто все рухнуло, — говорит Иван, — и я пошел сразу колоться.
Правда, отправиться в армию он все-таки попытался.
— Думал, что меня возьмут, но меня на вокзале на последнем пункте развернули, сказали: езжай обратно, парень, у тебя все руки исколоты. Я говорил, что это типа неопытная практикантка брала кровь на ВИЧ, — говорит Иван. — Там профессор какой-то меня смотрел, говорит: ну ладно, если это и следы практикантки, то вот эти черные точки — это явно опиаты, ты меня не обманешь. Давай ты год к наркологу походишь, потом мы тебя заберем. Поставили меня, в общем, на учет. Это был 99-й год. К наркологу я пришел в 2007-м.
Следующие без малого десять лет — сплошной героиновый ад с небольшими просветлениями. В это время по настоянию мамы Иван даже выучился в вузе на специалиста по логистике, пытался работать, но зависимость брала свое. Как раз тогда он заработал гепатит и ВИЧ, жизнь катилась под откос. Но на самом деле помощь была уже близко.
— Первый раз на собрание NA я попал в 2007-м. Был у меня такой соупотребитель, Дима, он меня привел. Мы пришли погреться и печенюшек поесть. Там все были радостные вот эти ребята, с которыми я когда-то раньше употреблял, говорили: мы тебя любим. Свечка горит, все высказываются, — вспоминает Иван. — Я ничего не понял и пошел колоться дальше, но все равно иногда стал приходить, мне уже было плохо на тот момент. Я ждал очередь в реабилитацию, мне помогали группы.
Как это часто бывает, добиться трезвости с первого раза не получилось. Иван прошел несколько реабилитаций и детоксов, посещал постреабилитационную программу при Городской наркологической больнице (ГНБ), но каждый раз все равно срывался. Хотя уже в тот момент стало ясно, что его путь в трезвую жизнь пролегает через искусство и самовыражение.
— Я тогда начал участвовать в художественной самодеятельности. Я везде в ней участвовал. На реабилитациях вписывался во всякие КВН, творческие вечера. И рэп пел, и сценки мы все время делали. То есть вот этот творческий какой-то потенциал, он все равно выстреливал. Везде, — говорит Иван.
«Как в капкане»
Ступив на путь отказа от веществ, Иван смог остановиться на три года, но все обрушила огромная любовь:
— Я набрал три года, потом встретил девушку, влюбился по уши, начал жить с ней, она еще тогда употребляла, а в соседней комнате жили мои бывшие соупотребители, ее сестра с парнем. Мне говорили: это безумие. Я говорил: я всех спасу. Но в итоге я слетел.
Тот срыв был не слишком продолжительным, после него от наркотиков отказался не только Иван, но и его возлюбленная. Ваня дважды прошел реабилитацию в государственной наркологической больнице, затем начался его пока самый длинный перерыв в употреблении каких бы то ни было веществ. И этот перерыв тоже был связан с искусством.
— У меня была и работа хорошая, не в грязи, я работал в офисе, в закупках, у меня было много анонимных друзей, я ходил на группы. Вроде бы все стабильно, но радости в жизни было мало, для себя практически не жил, разрывался между мамой и девушкой, было много очень сложных ситуаций, в которых я оставался трезвым, — говорит Иван. — Но в то же время появились репетиции, появился театр, это было мое.
Иван всю жизнь интересовался театром и, избавившись на время от зависимости, поборол смущение и пошел на прослушивание в одну любительскую труппу. И вскоре стал полноценным членом театрального коллектива. Репетиции и выступления на сцене поддерживали его в тот период не меньше, чем группы NA.
В общей сложности он провел в трезвости целых семь лет: помогал маме и младшему брату, бесконечно строил отношения с девушкой, работал, выпускал пар в театре, где мог перевоплотиться в кого угодно — хоть в драматического героя, хоть в форменного шута.
Все оборвалось, как это водится, в один момент. Зимой 2021-го мама Ивана попала в больницу с воспалением легких на фоне ковида, брат оставался дома один и из-за недееспособности рисковал попасть в ведение социальных служб, девушка требовала, чтобы Иван сдал брата куда-нибудь и приезжал к ней, обо всем этом он узнал, естественно, во время работы.
— Я был как в капкане, просто в петлю хотелось лезть, — вспоминает Иван. — Еду к брату, а человек, которому я отдаю все, меня не поддерживает. Она меня просто убивает. Заставляет меня не ехать к брату, которому реально нужна помощь, каждые 15–20 минут звонки, звонки, сообщения, аудио, письменные. «Ты говно! Ты ублюдок! Ты разрушил всю мою жизнь!» И всё, я не выдержал, просто не выдержал. Ну и я понял потом, когда разбирал это в ДНПД, что уже к тому моменту у меня был сценарий, как найти вещества. У меня уже был телефон, контакты, я был готов сорваться.
Маму выписали через несколько дней, брат перенес ковид легко, девушка все поняла и извинилась. Но Иван уже встал на привычные рельсы. Не помогал и любимый театр: труппа решила релоцироваться в другую страну. А Иван остался.
Он перестал спать и есть, очень похудел, постоянно употреблял наркотики, но пытался продолжать жить, как прежде. Некоторое время ему даже удавалось скрывать употребление от всех, но в конце концов он понял, что не вывозит, и снова сдался в ГНБ.
«Заботиться о себе»
За семь лет трезвости Ивана в петербургской реабилитации многое изменилось. Как минимум появился «Дом на полдороги» — проект «Ночлежки». Руководит ДНПД Вячеслав Минин, который не понаслышке знает, что такое зависимость. Он возглавил проект несколько лет назад и вдохнул в него новую жизнь. Сейчас ДНПД активно сотрудничает с Городской наркологической больницей, помогает ее пациентам вернуться к нормальной жизни. Попадают сюда, естественно, и клиенты других проектов «Ночлежки».
Единовременно в ДНПД — большой запутанной квартире на Охте — проживают 12–14 человек. Здесь они не только проходят программу ресоциализации, пишут «шаги» и работают с консультантами, но и постепенно привыкают к трезвой жизни: поправляют здоровье, восстанавливают документы, мирятся с родственниками, выходят на работу, вспоминают, что такое забота о себе и окружающих.
— В ДНПД идет упор на постановку целей и переосмысление материального мировоззрения, на любовь к себе, — объясняет Иван. — Вместо того, чтобы идти работать пятую смену, — пойти с ребятами в театр или кино посмотреть. Для многих, в том числе для меня, это было сложно: как же так, отказаться от двух с половиной тысяч рублей, а вместо этого идти в капеллу? Но это остается и сейчас, я продолжаю заботиться о себе, следить, чтобы были закрыты базовые потребности, не насилую себя на работе, даю себе право отдохнуть. Я решаю — не деньги или кто-то, я сам.
Уклоном в культуру и в целом невероятно комплексным подходом «Дом на полдороги» сильно отличается от других реабилитаций для наркозависимых: здесь не запирают насильно, как в работных домах, не навязывают точку зрения, как на некоторых религиозных реабилитациях, естественно, здесь не берут ни с кого денег, как в платных центрах, зато к каждому ищут свой подход.
За прошлый год полный шестимесячный курс реабилитации не прошли только три клиента: одному совсем не подошла программа из-за психических особенностей, двое других превысили лимит мелких нарушений (но по сей день остаются трезвыми и приходят в гости).
Почти все выпускники остаются на связи с организацией и продолжают вести трезвую жизнь. Немалую роль в этом играет театральная студия «Мы». Свой театр был давней мечтой Вячеслава Минина. Он видел, как здорово работала маленькая театральная студия при фонде «Диакония», в котором когда-то сам проходил реабилитацию. После закрытия студии из-за смерти худрука Слава взял осиротевших актеров под свое крыло. Тем более что некоторые из них в тот момент как раз были клиентами ДНПД.
Так у «Ночлежки» появился, сначала неофициально, собственный небольшой театр. Его руководителем стала Ирина Минина, супруга Вячеслава, которая училась в питерской театральной академии и много лет играла в театре. Все началось с постановки маленьких сценок прямо в «Доме на полдороги», они сразу оказались очень терапевтичными: выступая как бы не от своего лица, клиенты получили возможность прожить задавленные веществами эмоции, проговорить то, что многие годы ждало своего часа.
Очень важна для выздоравливающих клиентов «Дома на полдороги» и возможность помогать другим. Театр такую возможность предоставляет. Во-первых, у труппы есть несколько детских спектаклей, которыми они радуют маленьких подопечных других благотворительных организаций Петербурга, во-вторых, приглашения на спектакли ДНПД рассылает по городским центрам социальной помощи, чтобы прикоснуться к искусству смогли те, у кого нет средств на поход в театр или на концерт. Все выступления «Мы» проходят бесплатно.
«Выступать — это выздоровление»
К началу 2024 года, когда к студии присоединился Иван, она уже превратилась в настоящий театр со своей репетиционной базой в помещении фонда «Добрый город Петербург», с несколькими полноценными спектаклями, выступлениями на фестивалях и полными зрительными залами. Реакция зрителей, смех, слезы, аплодисменты — еще одно напоминание для актеров, что их жизнь не ограничивается веществами, что они нужны, а их голос важен.
— Для ребят из ДНПД театр — это новая возможность для роста. Они приходят на спектакли, у них загораются глаза, они видят, что выступать — это выздоровление, они хотят сюда попасть: ходить на репетиции, выйти на сцену… — говорит Вячеслав Минин.
На репетициях, кстати, это хорошо видно. Я был на нескольких, и каждый раз актеры не хотели расходиться, выкладывались по полной, несмотря на позднее время, подсказывали друг другу реплики и по-доброму хохотали, когда Иван с Алексеем в очередной раз валились с ног из своей «лодочки» или на сцену вдруг залетал очень крупный и громкий шмель в исполнении Михаила, клиента ДНПД, который присоединился к театру совсем недавно.
Репетиции проходят два раза в неделю: по три часа вечером в среду и пятницу. Прогуливать их без уважительной причины нельзя.
Остановить программу саморазрушения
Полгода в ДНПД и год в театре сильно изменили жизнь Ивана. Он наконец вынырнул из деструктивных отношений, нашел новую работу и, кажется, поборол страх, доверился внутреннему «творческому гену». Руководствуясь принципом «почему бы и нет», теперь он не только играет в театре «Мы», но и регулярно выступает на поэтических вечерах со своими стихами, помогает маме ремонтировать квартиру, недавно ездил с младшим братом в пансионат. Там, как водится, тоже участвовал в самодеятельности: организовал поэтический кружок.
— Я в этой трезвости очень сильно обратил внимание, осознал и признал, что я с рождения зависимый и созависимый человек. И никто в этом не виноват. Ни мама, ни папа. Да, просто так сложилось, — вдумчиво говорит Иван. — Это как генетическое заболевание. С детства работает программа авторазрушения, я по умолчанию настроен на неприятие реальности. Все это и сейчас есть, но теперь я отслеживаю, до сих пор каждый день пишу самоанализ, хожу на группы, а иногда и посмеяться над собой могу, когда замечаю что-то из того поведения.
Параллельно с Иваном меняется и театральная студия «Мы». Сейчас она дошла до той стадии, когда нужно превращаться в настоящий театр, чтобы продолжать развиваться. Поэтому «Ночлежка» выделила студию в отдельный проект, который возглавила Ирина Минина.
Официальный статус открывает возможность участия в крупных театральных фестивалях и выступления на серьезных площадках, например в Екатерининском собрании. Больше 100 лет назад на этой сцене проходили репетиции «Русских сезонов» Сергея Дягилева, а теперь «Мы» показывает свои «Блокадные дневники».
Но все же «Ночлежка» — благотворительная организация. И театральная студия «Мы» тоже в первую очередь нацелена на помощь людям, на возвращение зависимых в социум. Поэтому выступать на больших сценах и грамотно оформлять авторские права коллектив может, но вести коммерческую деятельность, например продавать билеты, — нет.
А работать дальше и помогать не просто хочется — это необходимо. Надежда в этом смысле что у театра «Мы», что у «Ночлежки» — только на нас с вами. Пожалуйста, хотя бы подумайте: почему бы и не оформить посильное пожертвование в пользу театра-студии «Мы»? Даже 100 рублей будут полезны, даже они помогут клиентам «Ночлежки» укрепиться в трезвости, остановить программу саморазрушения, исполнить мечту.
И конечно, если вы в Петербурге, приходите на спектакли! Афиша доступна здесь.