В лебедей тоже стреляют
«Реабилитационный центр» — звучит значительно. И выглядит сегодня здесь все под стать: вольеры для больных птиц, бассейны для выздоравливающих, бокс, проходят операции и хранятся лекарства. И даже есть ферма насекомых с предупреждающей надписью «Осторожно! Злые жуки!».
«Жуки у нас на самом деле не злые, — снимает мое напряжение ветеринар Анна Шефер. — Нормальные зофобасы. Просто поначалу, когда народу было много, к жукам, да и вообще ко всем животным, постоянно кто-то заходил. И мы ввели правило: навещают их только те, кто кормит и лечит, пару раз в день. Для диких животных каждая встреча с человеком — стресс. Но сейчас у нас кормление, пойдемте».
Заходим к орланам. Как только Аня открыла дверь, птица размером с ягненка сорвалась с насеста, и у моего носа промелькнула мощная когтистая лапа. Я заслонилась руками. Анна привычно увернулась.
— Не бойтесь. Сейчас он успокоится. Орлан — хищник, ему положено так себя вести. Птицу изъяли у уличных фотографов, они достали его из гнезда еще птенчиком. Всю жизнь он провел на цепи. Как его содержали, тоже догадаться нетрудно. В итоге у птицы глубокая психологическая травма. И он не любит людей.
— А имя у него есть?
Я схватилась за ручку двери, орлан налетал и налетал, было неприятно.
— У этого нет. Только у чем-то выдающихся появляются прозвища. А так у каждой птицы есть номер. Мы ведем протоколы, о каждом подопечном отчитываемся перед министерством природных ресурсов.
Выдающихся пернатых за полугодовую работу «Жемчужной» было несколько. Первая — черношейная поганка по прозвищу Чупа-Чупс. Она была маленькой — голова на ножках, но невероятно живучей. Приехала вся в мазуте, и казалось, вот-вот отдаст птичьему богу душу. Но рядом умирали птицы и больше, и крепче, а поганка жила. Три дня прожила, потом неделю, месяц… В итоге расправила крылья и с первым выпуском прошедших реабилитацию пернатых полетела жить свою новую жизнь. И выглядела счастливой.
Вторая птица с именем — злющая краснозобая гагара Кракен — так звали морское чудище из ирландских сказок. Кракен тоже жертва разлива нефти. При этом благодарности за свое спасение гагара не испытывала:
В желании отщипнуть от волонтера кусок побольше Кракен даже научилась подпрыгивать на полтора метра.
На ее фоне гагара Бухгалтер выглядела ангелом. А прозвище свое она получила из-за того, что во время каждого кормления доставала из общей миски рыбешку и складывала горочкой. Со стороны казалось, что внутри гагары идет постоянное сведение дебета с кредитом. И когда рыбы чуть-чуть не хватало, Бухгалтер отрывалась от подсчета и внимательно смотрела человеку в глаза. В эти моменты даже самому стойкому волонтеру становилось мучительно стыдно. И рыбы он добавлял.
— А еще у нас есть голубь Гоша. Он прибыл из Москвы с МРТ, — добавляет вторая моя собеседница, Настя Дидан. Она координатор стационара «Жемчужной».
— Это какое-то заболевание?
— Нет, он прошел обследование на аппарате МРТ и к нам прибыл с диском! — смеется. — Молодой человек из Москвы подобрал больного голубя. Его обследовали, сделали все анализы, но на реабилитацию его никто не брал. А мы берем всех, вот голубь на попутке в коробке к нам и приехал. Сейчас Гоша уже похорошел: полненький, симпатичный. Спаситель интересуется его жизнью, и я шлю ему видео из голубятни.
— Голуби же в городе считаются сорными птицами?
— Ветврачи не делают разделения между птицами. Если к нам попадает пациент, мы его лечим. Вот недавно прибыла ну очень драчливая чайка из Дагестана. Ее нашла на улице девушка, у этой девушки две работы и мама с инсультом. А тут еще и чайка — отвезла ее в ветклинику. Там сказали: птица целая, может вернуться в природу, но нужна реабилитация. В Махачкале этого нет. Девушка нашла нас… Теперь к чайке мы ходим по струнке! А вообще у нас сегодня 117 животных и птиц. У каждого характер и своя непростая история.
— А самая запоминающаяся какая?
— О человеческой жестокости. К нам поступил лебедь, его забрали с реки Анапки. Ветврач обследовала — что-то с крылом. Повезли на рентген (у нас его, к сожалению, нет, поэтому мы договариваемся с местной ветклиникой, они идут навстречу, делают нам рентген в два раза дешевле). Так вот у того лебедя нашли в крыле и шее две дроби. И в лебедей, получаются, стреляют. Мы лечили, лечили его, но, к сожалению, он был истощен и обезвожен. Ушел…
Чокнутый
От птиц переходим к ежикам. Их тут целое семейство, и развлекаются они дегустацией всего, что попадается на пути. В частности, человеческих ног. И поскольку босоножки у меня открытые, а ежи целеустремленные, в этом вольере мы надолго не задержались. Отдышалась я у зайцев. У трехногого, отобранного у хищников малыша. Его шансы на жизнь были невелики, но что-то на этой земле удержало. Заяц пошел на поправку, а после окончательного выздоровления его отправят в Москву, в «Дом зайца». Ему там, среди своих, будет хорошо. Хотя, объективно говоря, и здесь неплохо: вольер построен с учетом всех заячьих потребностей — есть и где попрыгать, и где спрятаться.
Приведением в порядок птичников и вольеров занимается густо загорелый подтянутый мужчина в бело-голубой форме — на фоне выстроившихся в ряд птиц выглядит он пасторально. Я даже подумала, что это парень из Италии, которому посвящена благодарственная надпись на стене почета «Жемчужной».
Оказалось, нет. Итальянец уже уехал. Здесь он много и от души помогал, а перед отъездом даже оставил волонтерам свою машину. На этой серебристой тойоте теперь доставляют птиц. А загорелого человека с граблями зовут Сергей Микаэлян, ему 55 лет. Он москвич. Но это уже в прошлом.
На Сергея я обратила внимание не столько из-за внешности, сколько из-за того, что он делал: насыпал песочную горку для мелких птиц, потому что тем «было неудобно забираться в бассейн». Сергей это заметил и решил облегчить крошкам жизнь.
До января этого года Микаэлян работал водителем в аппарате управления Федеральной службы судебных приставов. Мама у него из Краснодарского края, и каждый отпуск Сергей проводил в Анапе. Поэтому, когда услышал о катастрофе, приехал в волонтерский штаб помогать. И остался.
— Я раньше по долгу службы возил крупных чиновников, и страха у меня перед ними нет, — рассказывает Сергей. — Это помогает решать многие вопросы. Помню, как 23 декабря я присоединился к ребятам из Славянска-на-Кубани. Тогда еще все было непонятно, и мазут мы убирали в своем, а на ноги наматывали мешки для мусора. И тут министр МЧС приехал, остановился от нас метрах в шестидесяти. Я одному майору говорю: «Подойди, скажи, что у нас нет формы для уборки этой химии». Он: «Не могу, там мое начальство». Тогда я собрал ребят, и мы пошли к генералу сами. Все показали, объяснили, на следующее утро в десять часов к нам приехал КамАЗ с формой. Вот тогда я понял: тут я нужней, чем там…
Дальше эта догадка только закреплялась. «Жемчужная» начиналась с ангара, который отдал волонтерам предприниматель. Ангар был завален мусором. И все эти птичники, комнатки, бассейны и горки строили сами волонтеры. В частности, Сергей. От природы он рукастый, умеет строить, пилить, проектировать. Поэтому работа для него не заканчивается.
— Но вы тут, получается, уже полгода? А на что живете?
— Были сбережения. Но проживание у меня бесплатное, в волонтерском центре, завтраки и ужины тоже. А в обед мы жарим картошку. Мне все говорят: ты чокнутый! И я соглашаюсь: чокнутый! Но вы понимаете, это все, — Сергей стучит по стене птичника, — сделано моими руками. Я тут и к птицам, и к месту уже привязан. Как это оставить? Нет, не могу…
Старожилы и выпускники
Не могут «всё это» оставить еще шесть человек из старожилов. Ветеринар Анна, которая до Анапы работала в ветклинике в Москве и думала, что едет ненадолго. Или 26-летний инженер Евгений. Или биолог Лина Синицына. Или Аня Самочкина, которую так любят ежи…
— Мы тоже собирались уезжать на третий день, — делано ворчит Артем, супруг координаторки Насти Дидан.
— Не собирались! — смеется Настя. — Просто у мужа астма, убирать мазут он не мог. Но даже если не убирать, нефтяные испарения тут были везде. Мы, когда объясняли людям, где находится мойка, говорили: «Найдете нас по запаху!» Поэтому Артем стал автоволонтером. А я с птицами: принимала, мыла, отпаивала, вводила через зонд лекарства… Первые дни спать было некогда, я даже стала путаться в ногах — упала с лестницы. А уйти было нельзя. Люди постоянно менялись, их надо было учить. Только научил — у них отпуск закончился, уехали. Следующих учишь, других, третьих…
— Но вы же не ветеринар?
— Нет. Все этапы выхаживания птиц я освоила здесь. А по профессии я косметолог. У меня в Новороссийске был свой кабинет. А муж — брокер, он может работать удаленно. Его работа нас и кормит, потому что зарплат здесь нет. Мы об этом говорили с нашим учредителем, но вопрос пока не решен. А центр живет на пожертвования и поддержку государства — до конца июля оно оплачивает проживание в гостинице, там нас и кормят. А что дальше — неизвестно. Птицы, животные остаются, все здесь для них оборудовано. Мы тут нужны. И люди к нам везут новых больных со всей округи. Значит, закрываться нельзя.
Старт ребцентру на улице Жемчужной дал питерский центр реабилитации и реинтродукции диких животных «Сирин». Его руководительница, биолог Ксения Михайлова приезжала в Анапу в декабре. Она помогла организовать первый штаб по спасению пострадавших во время экологической катастрофы птиц. Тогда он был одним из многих. А сегодня, когда программы уже закрыты, единственный. При этом птицы с нефтяными перьями не исчезли, и если вы выйдете на пляжи, то в песке вам попадутся кусочки мазута.
— А сейчас к нам везут бакланов — у них какая-то общая инфекция, — рассказывает Настя. — Тоже не бросишь, надо лечить…
— А сколько вы спасли птиц?
— Выпустили около ста. Меньше, чем нам хотелось бы. Раньше, когда все это только случилось, выживаемость была 1%, сейчас — 16%. И это хорошая цифра, учитывая ситуацию: птица приходит в состоянии интоксикации, часто с пневмонией, обезвожена. В таком состоянии у нее одна дорога, но, когда она выживает и улетает от нас, это чудо…
— За эти полгода мы наработали протоколы лечения, — добавляет Артем. — Инструкции на будущее. Хотелось бы, чтобы это не повторилось, но…
— А как выглядит птичий выпуск?
— Потрясающе! — глаза у Насти загораются. — Они, еще не видя воду, ее чувствуют, суетятся, волнуются, как дети-выпускники. Потом, когда мы подъезжаем к берегу и открываем коробки, все эти бакланы, гагары и поганки бегут к воде. И как они бегут, конечно, надо видеть — пятки сверкают! Без слез на это смотреть невозможно. И в эти моменты ты четко понимаешь, зачем ты все это время работал. И что останавливаться нельзя.
* * *
Этот текст мы пишем для того, чтобы работа центра реабилитации птиц на улице Жемчужной не остановилась. Чтобы 97 пернатых, семья ежиков, два зайца и находящийся на лечении зоопарковский павлин не потеряли шанс на жизнь. И чтобы тот же шанс получили и другие дикие животные, которых постоянно находят в окрестностях Большой Анапы и — уже даже без звонка — везут в Витязево. А везут много, потому что с декабря 2024 года люди на черноморском побережье сильно изменились. И теперь мало кто может пройти мимо чужой беды. Даже если это беда ласточки.
Центр молодой, ребята еще разбираются с документами автономной некоммерческой организации, которой они недавно стали, будут подавать заявки на гранты и много чего еще. Но пока все это будет происходить, животным нужно что-то есть. Поэтому ребята и попросили нас приехать, посмотреть, как они работают, и закончить текст просьбой о сборе. Деньги пойдут на корма, лекарства, расходные материалы и бензин.
«Жемчужной» скоро выпускать новую партию вылеченных птиц. В районе Анапы этого делать нельзя, их повезут в соседний, Темрюкский район, на Динской залив. Именно там птицы, как умалишенные, несутся к воде. И к жизни.
