Ворона зовет домой

В России обитает около тысячи видов птиц. У каждого из них довольно богатый словарный запас: от 30 до 50 сигналов, а у синиц так вообще сотни. Трудно поверить, что на свете существуют люди, которые могут держать эти 30–50 тысяч криков и трелей в голове, да еще и понимать их смысл. Тем не менее это факт. «Такие дела» встретились с владельцем уникальной коллекции птичьих голосов, орнитологом, биоакустиком Владимиром Архиповым, прогулялись с ним по лесам и полям и выслушали от местных птиц немало интересного (в переводе, конечно)

История в фотографиях

Наукоград Пущино — таинственное место. Его строили в пятидесятые для Академии наук СССР как научный центр биологических исследований. В центре много серьезных учреждений: Институт математических проблем биологии, Институт биофизики клетки и другие. Однако у всего этого есть сверхидея. Здесь, на берегу Оки, среди томной среднерусской красоты, ученые ожидают Контакта. И это не шутки: в Пущине находится радиоастрономическая обсерватория. Ее локаторы круглосуточно прочесывают Вселенную в поисках сигналов — по возможности дружественных. И вот пока одни ждут послания из космоса, а другие пытаются проникнуть в тайну клетки, «Такие дела» встретились с человеком из Пущина, который вплотную приблизился к Контакту. Можно сказать, даже вступил в него. Его зовут Владимир Архипов, и он знает язык птиц.

Контактный сигнал 

«Вбейте в навигаторе: “Пущино, отделение полиции”. Там встретимся», — велел по телефону Архипов. Хорошенькое начало. В легкой тревоге мы всю дорогу гадали с фотографом Авериным, в какую ловушку заведет нас специалист по птицам, но оказалось, он просто живет недалеко от полицейского участка.

Осенью в Пущине красота невероятная, даже возле полиции. Когда строили наукоград, густо засадили его деревьями. Трехэтажные и пятиэтажные дома ученых уже местами треснули, а японские и остролистные клены все еще багровеют и золотеют почти на каждой улице.

Владимир Архипов, невысокий подвижный мужчина с походным рюкзаком, решительно повел нас кленовыми аллеями подальше от цивилизации. Мы были не против: хотелось побыстрее услышать голоса птиц и, главное, узнать, что они говорят.

Дело в том, что Архипов — биоакустик, старший научный сотрудник Института теоретической и экспериментальной биофизики. Его главное занятие, наука и страсть — путешествовать по стране и записывать голоса птиц. Потом изучать их, расшифровывать и на основе записей сравнивать виды между собой. Можете ли вы представить, что коллекция Архипова составляет 34 тысячи записей! Это, пожалуй, самая большая коллекция в стране. А главное, он все эти сигналы и посвисты держит в голове, как китайские иероглифы, и понимает, мягко говоря, многое.

Вот мы идем через рощу в лес и то и дело останавливаемся:

— Слышите? Поползень! Это называется «контактный сигнал». Он контактирует с каким-то другим поползнем. Или с синицами, в компании которых он кормится. Сейчас они как раз формируют межвидовые стаи, чтобы зимой держаться вместе и выжить.

— А это ворона зовет мужа домой, в гнездо. Вон их семья живет, на линии электропередачи. Слышите, как звук изменился? Наверное, нас увидели.

— А это малый пестрый дятел что-то заволновался — может, хищник рядом.

И так далее. Без подготовки это не то что понять — расслышать трудно, хотя и очень интересно. Пришлось Архипову прочитать нам небольшую лекцию об устройстве птичьего языка.

Дудки и флейты 

Для птиц звуки важнее, чем для людей. Все дела между собой они решают с помощью звуков: женятся, делят территорию, выводят птенцов — в общем, все. Песня птицы (как правило, самца) похожа на аккаунт в соцсети: она включает в себя биографию, интересы, предпочтения и намерения.

«Например, вот поет какая-нибудь камышовка на кустике, — говорит Архипов, увлекая нас в лес. — Она сложно поет, перебирает трели, колена. У колен, кстати, и названия красивые: “Кукушкин перелет”, “Дудка”, “Флейта”… Нашему уху просто приятно. А для самки, которая слушает самца, в пении зашита масса информации. Она в этой песне слышит голоса других птиц — тех, от кого он научился. Она понимает, откуда он родом, с какого конкретно участка леса. А другие самцы, которые слышат песню, понимают, сколько ему лет, сколько у него опыта и других качеств».

Звуковая передача информации — это огромная культура, особенно у певчих птиц: в основном они всё хранят в своем культурном коде, как мы храним легенды, сказки и былины. Причем знание об устройстве песни передается из поколения в поколение, от птенца к птенцу.

(Песня садовой камышовки из архива Владимира Архипова.)

— Они и слышат в более широком диапазоне, чем мы, — продолжает Архипов. — Я записывал птичек, которые, кажется, просто разевали клюв. А на самом деле они издают звуки в районе 13-14 килогерц.

— А можно эту частоту понизить и перевести в слышимый диапазон? Будет похоже на обычное птичье пение?

— Можно, но зачем? Давайте голос Пугачевой опустим до уровня Кобзона — какую мы информацию получим?

В отличие от песен Пугачевой, пение птиц нам сложнее интерпретировать: мозг у нас по-другому устроен. Птицы анализируют информацию в несколько раз быстрее, объясняет Архипов. Для нас это сплошной свист, а для них — много разделенных сигналов и куча смыслов.

Кроме «пения», то есть автобиографической песни, у птиц есть масса сигналов, которые орнитологи называют «позывками». Например, сигнал тревоги, информация «Я здесь», «Мама, я потерялся/нашелся». В стае тоже есть свои сигналы, вроде «Налево», «Направо», «Все взлетаем!» и так далее.

«Когда ты в этой кухне долго варишься, начинаешь много чего понимать, — поясняет Архипов. — У мелких воробьиных я понимаю сигналы типа “Ястреб полетел!”. Я и сам дергаюсь, начинаю искать глазами, и птички вокруг тоже дергаются».

Кстати, у птиц есть масса «интернациональных» сигналов, которые понимают все виды, даже не близкородственные. Мы-то, люди, это потеряли. Хотя и у нас есть ахи, охи, плач и смех, которые понимают на всей планете, но этого мало. У птиц таких сигналов больше, и они могут объяснить друг другу конкретные вещи: откуда опасность, какой у нее характер и так далее.

— А бывает, что птицы болтают ерунду?

— Я однажды записывал то, что называется «вещий ворон»: просто когда ворон сидит и разговаривает. Там какое-то бесконечное количество звуков, которые он издает, и непонятно с какой целью. В хорошую погоду, покушавши, сидит на дереве и может декламировать часами. У нас тоже бывает активность, когда мы долго разговариваем, выступаем…

Конечно, мы не могли не спросить у Архипова, о чем кукует кукушка. Как и предполагалось, кукует самец, призывая самку исполнить природный долг. Но не просто так. Поскольку кукушки не строят гнезд, а птенцов подкидывают определенным видам птиц, вроде пеночек или зарянок, самец заранее оценивает обстановку и сообщает кукушке что-то типа «Алло! Есть классное место! Много зелени, не солнечная сторона, а главное, рядом зарянки — будет кому подкинуть! Жду!».

При этом Архипов уверен, что пение птиц связано не только с практической стороной жизни. Бывают необъяснимые вещи.

«Например, когда осенью хорошее утро — ясное, прохладное, птицы вдруг как будто вспоминают про весну. И начинают петь. Хотя осенью им никакой нужды петь нету. Осенью они не размножаются, им не надо строить гнездо и призывать самок. У меня множество раз создавалось впечатление, что они поют просто от хорошего настроения. Это явно коррелирует с хорошей погодой, их сытостью и настроением. В плохую погоду их петь не заставишь. А тут внезапная активность — сидят и поют себе».

Песня Архипова

Если бы Владимир Архипов сам был птицей, песня его жизни получилась бы такой. Родился 53 года назад в городе Дмитрове, окончил биофак Тверского университета и долго не мог решить, чем заниматься. Интересно было все: и змеи, и ящерицы, и млекопитающие. Как-то он поехал в заповедник на Белое море, где ему предложили наблюдать за повадками и гнездованием птиц, — понравилось. Потом, уже в другой экспедиции, он этих птиц кольцевал. Тут Архипова впервые посетила мысль, что это не очень хорошо: когда кольцуешь птицу, доставляешь ей дискомфорт, она даже может умереть. Вроде бы изучаешь, но мучаешь. Нужен бесконтактный способ, а какой?

На этот в высшей степени гуманный запрос судьба ответила Архипову скоро: послала ему встречу с сотрудниками Пущинского института, которые приехали в туркменский заповедник записывать голоса птиц для фонотеки животных.

«Я как это увидел — подумал: “Мама родная! Это то, что мне надо”, — вспоминает Архипов. — Ты птицу не травмируешь, не тревожишь, она поет в свое удовольствие. А ты ее изучаешь».

(Деревенская ласточка. Из коллекции Владимира Архипова.)

В общем, поехал Архипов в Пущино — в магистратуру. И заодно устроился на работу в фонотеку голосов животных, которую еще в шестидесятые затеял знаменитый биофизик Борис Вепринцев. 

«Пока разбираешь коробки с бобинами, у тебя начинают появляться какие-то собственные задачи и интересы. Не записать ли мне вот этого? Не сравнить ли одного с другим? Так и пошло. Я стал ходить и записывать птиц — сперва тоже на бобины, потом на мини-диски, потом на цифровой рекордер. И научные работы пошли сами собой».

Птичий мат и всякое беспокойство 

— И что, птицы сразу бросились вам все рассказывать? Как складывалось общение?

— Когда я только начал записывать голоса птиц, понял, что записываю очень много тревожных сигналов, всякого беспокойства. Я подумал: «Нормально, лет через сто, когда мы научимся отлично понимать их язык, мои записи начнут разбирать, а там птицы кричат: “О, этот лысый чувак опять пришел, господи боже мой!”» Думаю: «Ну нет, эдак у меня один сплошной птичий мат в записях останется». Мне-то хотелось гармонии! Чтобы они мирно общались между собой. А тут я чувствую, что вся история крутится вокруг меня, они возмущены моим присутствием. Поэтому сейчас, когда записываю, стараюсь поймать момент, когда вокруг уже все успокоилось и они отвлеклись.

— А как этого добиться?

— Я просто жду. Это терпение. Навык слушания. Сперва, конечно, бывают сигналы беспокойства. А потом все успокаивается — и начинаются очень тихие контактные сигналы: самочка с самцом, самка с птенцами и так далее.

Конечно, Архипов и сам умеет издавать сигналы. Хотя он считает, что это не научная деятельность, а художественная самодеятельность, но и покуковать может, и иволгой свистнуть, если надо. Тут же в доказательство Архипов довольно громко свистнул иволгой. Резкий, с каким-то тоскливым загибом на конце звук разлетелся по полям. Вспомнились вдруг динозавры, прямые предки птиц. Вот так же, небось, в сумраке юрских папоротников кричали, обменивались данными. А чем кончилось, всем известно.

(Поет обыкновенный поползень. Из коллекции Владимира Архипова.)

Еще, продолжал Владимир, бывают ситуации, когда птичка попела и улетела, а ты ее разглядеть не успел и хочешь обратно подманить. В таких случаях бывает полезно заволноваться другой птицей: она услышит и вернется.

— Как «заволноваться»?

Вместо ответа Архипов несколько раз как бы укоризненно поцокал языком. А потом еще сделал так: «Пшш-пшшш-пш-пш-пшшш!»

— Это вы сейчас что сказали?

— Это общие сигналы мелких птиц на хищников: котов и прочих.

— Так они же разлетятся сразу?

— Наоборот, заинтересуются: кто волнуется? что случилось? Они в этом смысле любопытные, как мы.

Пока он говорил, над березой вдруг вспорхнула и закружилась прямо над нами какая-то мелкая птичка. Сработал сигнал тревоги.

Балерина, доярка и два кочегара

Я сказал Архипову, что его общение с птицами напоминает ритуальные охотничьи крики у народов Сибири. Он обрадовался: действительно, когда наши предки были охотниками, они вбирали очень много звуков из окружающей среды, в том числе и птичьи сигналы. Если послушать чукотские или эвенкийские песни, там кричат и вороном, и чайкой, и лебедем, и оленями хоркают. Потому что все это, помимо навыков охоты, добавляло людям знаний об окружающем мире.

«Потом мы стали сельскими жителями, и знания уменьшились, хотя их хватало, — продолжал Архипов. — Много названий из “птичьего словаря” перешло в растения: “кукушкины слезки” и так далее. А потом городское население потеряло даже это. И продолжает терять. Когда я был ребенком, в Дмитровском районе ездил в деревню к деду. Все могли там отличить грача от скворца. Сейчас для городской молодежи “галка” и “грач” — вообще слова из прошлого. Мы все меньше и меньше стараемся соприкасаться с природой. Человек пытается от нее радикально отделиться. Мы отрываемся от своего происхождения, нам все меньше важно это знание. Но, возможно, через сто лет мы поймем, что не ценили культуру медведей, птиц и других животных. Тут-то и пригодится моя база и ей подобные».

(Пение зяблика. Из коллекции Владимира Архипова.)

Мы стоим посреди желтеющего поля. Вокруг никого, ветер утих. Такая тишина — большая редкость для Подмосковья. Для Архипова самое страшное — это «звуковое загрязнение». Хорошо записать птиц в Московской области уже невозможно: дороги, строительство. А про южные регионы и говорить нечего: Краснодар, Ростовская область — туда ехать бессмысленно. Туристы, музыка, военная техника… Как в этом всем расслышать короткую историю птичьей жизни?

Архипова всегда привлекали еще не услышанные и не расслышанные звуки: всякая необычность. Ему хотелось записать виды, которых осталось сто штук.

«Мне казалось важным их сохранить: вдруг они пропадут и мы никогда больше их не услышим? У нас так часто случается. Мы птиц едим, охотимся на них, загрязняем среду, и они исчезают. Какое-то количество видов уже осталось только в виде музейных чучел: какой-нибудь тонкоклювый кроншнеп или древесницы гавайские. Остались их голоса. И все. Конечно, мы пытаемся сохранять птичью культуру, сажаем птиц в зоопарки, но там они теряют дар речи. Им просто не с кем поговорить. Своих особей мало. Вот два журавля ходят — о чем им разговаривать? Представьте: из одного большого народа уцелели два кочегара, доярка и балерина. Ну какую культуру этого народа они сохранят? Много ли песен, книг и былин останется? Поэтому есть люди, которые, как я, пытаются сохранять записи живой природы — на случай исчезновения».

Таких людей в России, кстати, немного — человек 10-15. В нулевые годы Архипов и его жена уехали было в Германию. Но через пару лет вернулись. Видный биофизик, влиятельный пущинский ученый узнал, что Владимир уехал, и схватился за голову: «У нас же все загнется с голосами птиц в России. Надо возвращаться Архипову!» И Владимиру передали ставку сотрудника фонотеки голосов животных.

«Понятно, что даже квартиру не снимешь на эту ставку, — поясняет Архипов. — Но я подумал: “Если мне дают ставку старшего научного сотрудника, я же свободен как ветер. Я сам себе все могу придумать: чем мне заниматься, сам могу предложить научную тему для исследований”. Меня не очень устраивает прагматичный западный подход. А тут никто надо мной не стоит. Все довольны. Кстати, сейчас мой оклад старшего научного сотрудника в академическом институте — как у работника “Пятерочки”, который продукты раскладывает. Но, если вдуматься, в “Пятерочке” тоже свободы нет. А у меня есть».

Медвежий сон

Все-таки интересно, как биоакустик с зарплатой работника торгового зала «Пятерочки», женой и двумя сыновьями умудряется выживать в нашей дикой природе. Что его кормит? Вряд ли птицы в благодарность за труды снабжают Архипова хлебными крошками.

Спросили. Конечно, есть дополнительные источники дохода. Во-первых, запись звуков для кино. Подобрать шумы воды или ветра несложно — они есть в стандартных библиотеках. А попробуйте найти качественный крик пуночки или чернозобого дрозда? Вот продюсеры и бегут к Архипову. А если не бегут, может выйти конфуз.

«Часто бывает, что в фильмах звучит совершенно не то, что показывают зрителю. Это ужас что творится, у меня кровь из ушей, когда я это слышу. Показывают дятла, а поет синица! Или на экране Москва и осень, а по звуку — весна и Америка. Я это слышу прекрасно».

В 2015 году Архипова позвали на Камчатку — записывать звуки для фильма про медведей. На Камчатке с медведями проблем нет, подбираться к ним не надо — сами к тебе подберутся. Люди огорожены электрическим забором, а сразу за ним медведи пасутся, как коровы. Архипов много чего записал: и рев, и драки, и голоса медвежат. Но самое интересное — медвежий сон.

— Лежала самка-медведица с тремя молодыми медвежатами. Она легла, они сверху расположились, похрапывали и сопели — в общем, спали. Я пугливый и медведей боюсь, но это мне показалось как-то очень заманчиво. И я подобрался к ним метров на пятнадцать. Они как-то лихо уснули прямо возле нашего электрического заборчика. А я его отключил.

— Есть такой фильм — «Парк юрского периода», знаете? Там тоже один отключил заборчик.

— Ну что делать: электричество наводки дает на микрофон. Подобрался я, медведица приоткрыла глаз, решила, видно, что я опасности не представляю, кашлянула с намеком так: «Хм-хм!» — и продолжила спать…

Еще записи Архипова нужны для обучения ИИ. Есть приложения-определители, которые распознают голоса птиц. Они это умеют как раз благодаря библиотекам птичьих голосов, в том числе архиповской. У него недавно на Западе приобрели много звуков, чтобы ИИ тренировать. Правда, он деньги до сих пор вывести в Россию не может.

А продавать коллекцию целиком Архипов не желает, хотя предложения были. Ведь тогда придется попрощаться с правами на все его записи и позывки, дудки и посвисты уплывут к чужим людям. Нет уж, считает Архипов, пока он в здравом уме, лучше самому распространять дело рук своих. Поэтому третий источник дохода — детские книжечки — определители птиц, которые издательства выпускают с куар-кодом под каждой картинкой. Навел камеру — и можешь послушать звуки архиповской фонотеки: так поет зарянка, так поползень, так зяблик. Развивайся, дружок!

Бывают, правда, экзотические запросы. Например, когда у Архипова просят сигналы птичьей тревоги представители не будем говорить какой крупной компании. Чтобы воробьи и другие птицы не гадили на их здание. К сожалению, чистоплотных компаний в России немного.

В общем, никак не выходит озолотиться. Но 34 тысячи записей греют душу.

«Мне главное даже не деньги, главное — поделиться, — сетует Архипов. — Хочется показывать людям красоту. Я ведь таким богатством владею. А вообще, глобальная цель, как уже было сказано, — сохранять птичью культуру. Ну и немножечко расшифровать, пока есть возможность».

А еще он мечтает устроить охраняемые звуковые ландшафты, как делают в Японии. Найти какой-нибудь сохранившийся пейзаж из произведений Бунина или Тургенева и сделать там заповедник, чтобы люди приезжали слушать звуки, что были тут сто-двести лет назад. А не получится — всегда можно устраивать «птичьи концерты»: взять стульчики, расставить в пойме Оки и, когда зацветет в мае черемуха, сидеть и слушать брачные песни иволги над рекой. 

Обращение к птицам

В 2022 году, когда началась война, Архипов советовался с женой: может, зря они в свое время уехали из Германии? Решили, что не зря.

— Опыт наших ровесников, которые остались в Европе, более трагичный, нежели у нас, — объясняет он. — Есть люди, которые стали открещиваться всеми силами от своего происхождения, подписывать какие-то страшные петиции и так далее. Есть люди, от которых дети отказывались. А мы, как ни посмотри, оказались среди своих. Да и вообще, я подозреваю, что продуктивность у нас была бы гораздо ниже в стерильных условиях.

— Кстати. Бывает, что птицы улетают и не возвращаются?

— Птицы всегда возвращаются после миграции, потому что в тех краях они не размножаются. Они размножаются там, где выросли, и им приходится лететь обратно. Есть, правда, птицы, которые не создали пару и не чувствуют в себе сил на размножение. Тогда они действительно могут остаться еще на год на югах: сидят там, чилят… А бывает по-другому: птицы вернулись на родину, а тут все так поменялось — похолодание, например, или потепление, или воды не хватает, — что они и размножаться не хотят. Прилетели, поводили жалом и улетели. Это, конечно, печально. 

— Да уж. А как вы считаете, у птиц есть чувство стыда?

Архипов считает, что это возможно. Собаки, например, точно умеют связывать поступок и последствие, умеют стыдиться за свои безобразия. Врановые птицы в этом смысле похожи на них. Другой вопрос, чего птицам стыдиться? Судя по тому, что они говорят на записях, в их планы не входит ни коварная агрессия против человечества, ни подстрекательство животного мира к установлению власти на земле.

(Серая славка, кукушка и другие. Из коллекции Владимира Архипова.)

А что у них на уме, возможно, помогут определить новейшие эксперименты, которые сейчас проводят на Западе. Архипов немного рассказывал об этом. Это очень интересно — сканирование зон мозга у птиц.

— У человека мы уже научились сканировать зоны мозга и фактически соотносить их с его мыслями. Можем даже определить, какие слова человек думает. По идее, раз это можно у человека, значит, можно и у птицы. А значит, мы можем и им передавать информацию. Войти в контакт.

— А что мы можем им рассказать? Про традиционные ценности? Прощения попросить?

— Почему бы и не извиниться, в конце концов. Может, нам выгодно им объяснить: «Давайте мы это себе оставим, а это вам».

— Так это просто спор хозяйствующих субъектов. Знаем мы, как он решается.

— На самом деле лучше всего поделиться красотой. Если мы научимся считывать их мысли, может, мы и сами обогатимся, откроем для себя какие-то неимоверные глубины. Животные ведь тоже эволюционируют, как и мы. Птицы развиваются. Кто знает, может быть, они научат нас чему-то новому?

Кстати, в последнем я уверен. Когда мы распрощались возле полицейского участка, нас с фотографом Авериным окинула суровым и подозрительным взглядом девушка-лейтенант. И что же? Мы не испытали никакого трепета. А вот когда над головой засвистела и закружилась какая-то пестрая птичка, мы оба вздрогнули и долго провожали ее глазами.

Возможно, и вы, прочитав эту историю, какое-то время будете игнорировать людей и вздрагивать от каждого крика вороны. Это нормально. Я на птиц теперь вообще смотрю по-другому. Мне, честно говоря, даже не очень комфортно находиться рядом с ними. Во-первых, я осознаю, какое количество информации кроется за пиньканьем, чивканьем и зиньзиньканьем. Там все серьезно. Во-вторых, подумайте, что эти потомки динозавров могут с нами сделать, если их разозлить. Angry birds на марше. Может, и правда извиниться, что ли.

В материале используются ссылки на публикации соцсетей Instagram и Facebook, а также упоминаются их названия. Эти веб-ресурсы принадлежат компании Meta Platforms Inc. — она признана в России экстремистской организацией и запрещена.

• Теги:
• наука
• природа
• такая работа