Когда я говорю, что не хочу встречаться с русскими эмигрантами, мне обычно отвечают с легким упреком: «Ну как же так? Это же свои. Общий язык, общий контекст, общая травма».
И вот именно это — главная проблема. Правозащитно-журналистский пузырь, в котором я знакома с огромным количеством людей. Кто-то был у меня на ретритах (я провела их более двухсот), лекциях, тренингах, с кем-то мы встречались на конференциях, презентациях книг, круглых столах, митингах.
Русскоязычная эмиграция в Вильнюсе — это очень маленький мир. Настолько маленький, что кажется, будто ты живешь внутри своей ленты в Facebook. А еще у нас тут есть несколько тематических чатиков, и вся жизнь на виду: у кого кошки, кто играет в бадминтон, кто отравился грибами, кто сломал ногу, кто съел лучшие суши в Вильнюсе.
Гуляя по центру Вильнюса, я непременно наткнусь на кого-то знакомого. В Москве такое происходило от силы два-три раза.
Открываю тиндер, вижу знакомое лицо, свайпаю влево. Листаю дальше. О, этот был на моем ретрите в Грузии! А этот — бывший моей подруги по правозащитной организации. А вот этого я видела на презентации доклада о пытках в российских тюрьмах — он там задавал умные вопросы, а потом напился в баре и приставал к молоденьким волонтеркам.
В приложении Facebook дейтинг еще удобнее: сразу видно общих знакомых. Так однажды мы смэтчились с Игорем. Открываю профиль — 265 общих друзей на Facebook. Спросила у троих из них, что они о нем думают. «Он тебе не подойдет!» — единогласно сказали они. Но мужик хороший, симпатичный, и главное — мы никогда не виделись. Предложила встретиться, без напряга и ожиданий. Поэтому выбрала Кальварийский рынок, куда я обычно езжу по субботам за продуктами.
Оказалось, что Игорь, который живет в Вильнюсе в два раза дольше меня, никогда там не был. «Ну готовься, — говорю, — тебя ждет реальная машина времени».
Когда я пришла в это чудесное место в первый раз и робко спросила у одной пожилой продавщицы, говорит ли она по-русски, она окинула меня недоумевающим взором и провозгласила: «Девушка, на нашем базаре ВСЕ говорят по-русски».
Мы встретились у центрального входа и быстро пошли по рядам. Игорь был в восторге: «Это и правда машина времени в двухтысячные!» Там еще есть павильон, который называется Ocean, но продают в нем одежду по типу как в торговых рядах. Если вам для выпускного нужно пошлое платье в пайетках и люрексе — вам сюда.
Игорь накупил пять пакетов овощей, фруктов, консервированных помидорок, варенья, грузинских лимонадов. И сказал: «А ты не знаешь, где тут перекусить? Я еще не завтракал».
Ха, я знаю все лучшие шалманы на Кальварийском рынке! Мы зашли в литовско-китайскую столовку. Это отдельная вселенная — литовские цеппелины и холодный борщ соседствуют с китайской лапшой и курицей с ананасами.
Игорь набрал полный поднос еды и заплатил за это смешную сумму, я была не голодная, поэтому взяла компот.
За соседним столиком сидели четыре амбала в спортивных костюмах и пили водку, в 11 утра. Неожиданно один из мужчин встал прямо перед Игорем, ждущим очереди оплатить еду, и громко сказал по-русски китайцу на кассе: «Брат, давай еще водки нам!» На что китаец тихо и невозмутимо ответил по-русски: «Я думаю, вам уже хватит, вы достаточно сегодня выпили». Мужчина решительно зашел за стойку, отодвинул китайца, достал из холодильника бутылку водки и налил себе в графин. Я с ужасом смотрела на эту сцену и думала, не вызвать ли полицию, но рядом со мной сидели три суровых человека, жаждущие водки.
— Ты не прав, брат, — услышала я голос Игоря. — Человек просто делает свою работу, а вам правда уже хватит.
— Да, братан, ты прав, что я не прав. Мы просто с пацанами празднуем одно событие. — Он кинул на стойку деньги. — Давай я тебе пива куплю, брат.
— Спасибо, я за рулем, и сейчас 11 утра, — спокойно сказал Игорь, который, надо сказать, был ростом с этого самого амбала. — И я на свидании с девушкой, — кивнул он в мою сторону.
— О, девушка, будете шампанское? Я угощаю, — радостно обратился ко мне мужчина.
В общем, сцена была просто из фильма, сценарий к которому написал Балабанов, а снял Кустурица.
Мы очень мило разговаривали, но все крутилось вокруг политики и причин, по которым мы оказались тут. Бесконечно натыкаясь на общих знакомых в разговоре, мы так и не поняли, как получилось, что мы увиделись сегодня только в первый раз. Я не могу сказать, что это был легкий разговор. Висящий в воздухе контекст не давал нам забыть, что происходит в мире, и русскоязычный рынок с этим безумным шалманом только обострил это чувство.
«Лучшее место в Вильнюсе, — сказал Игорь, когда мы расставались. — И почему я его раньше не знал? Отличное первое свидание получилось».
Но дальше у нас не сложилось, наши общие друзья оказались правы. Говорить бесконечно об общей боли, расковыривая рану, — не лучшее начало отношений. И это было странное ощущение, словно я начала встречаться со своим соседом по лестничной клетке, с кем мы жили рядом 25 лет. У нас был разный вайб, Игорь оказался не самым легким человеком. Но мы сделали друг другу важные подарки: я подсказала способ, как ему можно встретиться с семьей, не пересекая при этом полмира. А он подарил мне соломенную шляпу с рынка, в которой я проходила все лето. Вскоре он написал мне, что помирился со своей бывшей девушкой. Я за него рада!
Вторая — и последняя — попытка встречаться с людьми из моего пузыря была до ужаса смешной. С журналистом Дамиром мы переписывались по-английски, не подозревая, что оба из России. И выяснилось это только на середине нашего живого свидания. Мы расхохотались и перешли на русский. Он поделился трудностями в поисках новой работы, финансировании текущих проектов и сказал, что пока не оброс нужными связями. Признаюсь: общаться с ним мне было очень скучно и он был явно не в моем вкусе, поэтому, чтобы была какая-то польза от этой встречи, я начала выстраивать ему стратегический план деятельности, делиться полезными контактами, рассказывать про свою работу и проекты.
«Можно я просто буду работать у тебя?» — полушуткой спросил он в конце.
Я вернулась домой, рассказала об этом довольно скучном свидании подругам, которые, как обычно, задали мне мудрый вопрос: «Ира, а зачем ты ходишь на свидания, на которых ты работаешь?»
Все, после этого я решила, что с политэмигрантами и журналистами я завязываю.
Поэтому это не дейтинг. Это социальный инцест.
Я приняла как факт, что моя выборка мужчин будет очень ограниченной и скорее состоять из молодых литовцев или англоязычных экспатов. Меня расстраивало, что мой паспорт, язык и работа делают эту золотодобычу еще более сложной. Поскольку я продолжала много ездить в командировки, я видела, сколько новых лайков я получаю в других странах — это было в 20 или 30 раз больше в день, чем в Вильнюсе. Однажды за день в Париже я получила 700 новых лайков. Мужчины сильно отличались от того, что я видела в литовском тиндере, — никакой рыбы, машин, голых торсов в стремных плавках, минимум глупых шуток в биографиях. Я стала шутить про дейтинговую эмиграцию. И в одну из поездок, когда у меня было много свободного времени, решилась на новый эксперимент, о котором расскажу в следующей части.