В Россию вернулось отходничество — работа вдали от семьи и дома. В некоторых районах Центральной России до 70% трудоспособного мужского населения вынуждены уезжать из родных мест на заработки. Охранник, строители, врач и геолог рассказали ТД, где и в каких условиях им приходится работать, чтобы иметь возможность содержать семью
Шатилово, Орловская обл.
РусланФото: из личного архиваПосле армии я устроился на работу в Орле. Зарплата была маленькая, в районе 11 тысяч. Друг предложил поехать в Москву. Теперь я уже три года тут. Работаю охранником в парке «Сокольники». График у нас стандартный — пятнадцать через пятнадцать. Полмесяца на работе, а потом домой. У нас в городе практически нереально найти что-то по специальности, поэтому у меня очень много знакомых работает на вахте.
К самой работе мне привыкнуть было несложно, но тяжело воспринимать хамское отношение со стороны посетителей парка. Охрану за людей не считают.
Делаешь замечание, мол, не надо тут курить, а тебя посылают на три буквы и двадцатилетние и пятидесятилетние. Всем пофиг. Говорят: «Ты никто в этой жизни, будешь еще нам замечания делать?!»
Распорядок такой: с восьми утра до восьми вечера мы работаем. Многие думают, что охранник просто целый день сидит и пялится в телефон, но это не так: нам нужно постоянно делать обходы и вести документы. После восьми отдых — обычно его тратят на приготовление пищи и прочие бытовые дела. Кому лень готовить, едят «Ролтон», это тут самое популярное блюдо. Живем мы в двух километрах от парка в общежитии, так что добираться до работы недалеко, нам повезло.
«Ты никто в этой жизни, будешь еще нам замечания делать?!» Твитнуть эту цитатуНо нормальное общежитие — это редкость, иногда в общежитиях просто нет одеял или подушек: спи как хочешь. Есть даже черные листы ЧОПов, которые кидают людей на деньги. К примеру, берут деньги за проживание и отправляют в общежитие. Приезжаешь, а там еще один офис, тебя перенаправляют дальше. В итоге ни до какого общежития ты так и не доезжаешь. Тут правило простое: нормальный ЧОП не берет деньги за форму или еще за что-то, только в конце срока вычитается из зарплаты.
Семья к моей работе уже привыкла. С женой и дочкой общаюсь по телефону и скайпу. У нас общая есть мечта — собрать деньги на первый взнос за ипотеку. В Москве за смену охранником получаю примерно 26 тысяч. Если бы мне предложили такую зарплату дома, я бы не раздумывая уехал.
Рыбинск, Ярославская обл.
Работаю в московском хостеле администратором. Живу там же. До вахты я искал работу в Рыбинске. Отработал четыре смены пекарем-кондитером. Видел, как все это готовится, поэтому больше не хочу сладкого. Мне обещали платить по тысяче за смену, но, пока я учился, платили всего сто рублей. Мое обучение закончилось в первый же день после двухчасового инструктажа, а по документам сроки были не ограничены. Я работал в цехе по двенадцать часов, получая сто рублей. В итоге уволился. Сменил кучу работ — был риелтором, ведущим на радио, шлифовщиком по камню на кладбище. Как-то раз даже пытался устроиться продавцом в «Спортмастер», но был десятым в очереди. Пошел в результате в фирму «Сталь». Приняли меня на работу сразу, потому что друг за меня поручился.
Через пару дней поехали на вахту — семь часов тряслись в «Газели». Куча людей, все едут, сгорбившись, вокруг сумки с вещами. Там я познакомился с удивительными людьми. Вот смотришь на человека напротив и так даже не скажешь, что у него два срока за убийство и стаж наркомана, причем героинового. Выглядит очень молодо, хотя ему уже под сорок, поджарый такой, в спортивном костюме. Очень начитанный, потому что в тюрьме больше делать нечего. Рома-наркоман — так его все и называли. Его на работу взяли с условием, что он не будет колоться. Рома родился в Рыбинске, знал все местные притоны. Рядом с ним ехали Сережа и Леша. Леша — простой деревенский парень, а Сережа — с претензией на какие-то перспективы в жизни. Хотя за жизнь он прочел две книги, пока учился в «речнухе» (Рыбинском речном училище имени В. И. Калашникова), — это он сам рассказывал. Он женат, и у него есть дочь. В свободное время он лежал на кровати и рассматривал картинки с порнографией, платил какие-то бешеные деньги за Интернет. Ему тридцать, очень глупый человек, хотя добрый. Все вместе мы жили в общаге, построенной из вагончиков. По четыре человека в комнате.
В апреле началась жара и продолжалась все лето. Мы работали на строительстве шлюза по двенадцать часов. У меня сгорели руки, и рожа была вся красная. Целый день работаешь, а потом приходишь домой и ложишься спать. Кормили неплохо, несколько раз в день. Я за это время очень полюбил перловку – никогда не думал, что она такая вкусная.
Каждый день нам нужно было прикручивать специальные панели из резины и пластика к стенам шлюза, чтобы корабли не бились о бетон при случайном касании. Их заказали чуть ли не из Китая.
Прямо на работе нам выдали корочки промышленных альпинистов, потому что обычные алкоголики из Рыбинска не могут быть допущены к таким работам. Мы расписались в корочках и оставили их в фирме. «На случай проверки», — как нам объяснили позже. Вдруг несчастный случай, а по документам ты – альпинист.
Вся работа заключалась в том, что мы болтались в люльках на высоте шести метров и прикручивали огромные панели к стенам шлюза. Под нами был бетонный пол, если падаешь, то ты покойник. И вот мы «дрелим» эти стены. Один инструмент стоит тысяч двести, но всем насрать. В пыли, воде, грязи — фигачим стены под солнцем и под дождем. Дожди были, и правда, страшные. Инструменты замыкает, людей бьет током, но работа продолжается. Крепились плиты огромными болтами. Отверстие мы смазывали какой-то ядовитой дрянью, которая затвердевала при реакции с кислородом. По идее ее нужно сразу смывать, если она попадает на руки, но это все летело нам на волосы и в глаза. Такие вот там условия.
Иногда вниз падала какая-нибудь фигня, и это было счастьем, — хоть какое-то разнообразие. Уже не двенадцать часов ты занимаешься монотонной работой, а можешь походить, чтобы принести новую. Пара километров — туда, пара — обратно. Выходных у нас почти не было. Разве что 9 мая — в этот день мы работали до четырех часов вечера, ну и каждое воскресенье — строго до шести. В остальные дни можно было выйти утром, а вернуться в одиннадцать.
Деньги получаешь по месяцам, причем с задержкой. Зарплату за июнь я получил в конце августа. По меркам вахты мы получали мало, но для Рыбинска и эти деньги были очень хорошими. Вообще на вахте нужно получать от 80 тысяч в месяц, у нас было примерно 30.
За деньгами все и едут. Был, правда, один мужик у нас — скрывался от правосудия, но его нашли прямо у нас и забрали. Звали его Бармалей. Он немного сумасшедший был и обычно довольно добрый, но если говорит: «Я тебя сейчас зарежу», то лучше не шутить на эту тему, а поверить и извиниться. На Рыбинских шлюзах он так и порезал одного парня, который над ним посмеялся. Бармалея сначала хотели отпустить на волю, парень пошел на мировую, но менты вскрыли еще несколько дел. Однажды у него на кухне сидели две «шкуры» и пили. Он пришел в первый раз и сказал: «Я сплю, не кричите». Они продолжили веселиться и орать. Бармалей пришел во второй раз и предупредил: «Не кричите, я сплю». В итоге они его не послушали, поэтому он облил одну женщину воспламеняющейся жидкостью и поджег, а вторая смогла убежать. Еще у Бармалея была любимая кошка, но ее съели бомжи. Бармалей разозлился, носился по району и лупил всех бомжей подряд обухом топора по голове.
Единственное, что я там сделал полезного – это бросил курить и начал ходить в спортзал. Пить там тоже было нельзя — сухой закон. «Продолжительный труд ведет к длительному запою. Сенека» — было выцарапано у нас на столе. Поэтому, как только я вернулся домой, то запил и закурил. И так было со всеми — нельзя так долго себя сдерживать. Каждый день взрослые мужики пялились в долбаный календарик и считали дни до конца вахты, зачеркивали дни.
Просто чтобы понять, как жить не надо, потому что вахта — это край Твитнуть эту цитатуС нами работал Яша из Череповца, и он не пил. Продержался до девятого мая. В свой единственный выходной он вместе с другими вахтовиками поехал в Рязань. Одна группа даже не стала переодеваться, достали деньги из заначки и прямо в робе и вонючих носках поехали в Рязань снимать проституток и нажираться. Из Рязани вернулись все, но не Яша. Он приехал в очень плохом состоянии через пару дней. Ему сказали, иди, мол, отдохни. Яша не понял, что отдохнуть ему надо в домике, поэтому собрал вещи и поехал домой — в Череповец, продолжать веселье. По дороге попал в полицию и потратил кучу денег. В итоге все, что заработал с марта, он потратил и приехал домой без гроша, а у него жена, двое детей и теща. В наказание все лето копал дома картошку.
Тем, у кого хватает мозгов работать в магазине или пойти в KFC, нужно точно съездить на вахту, просто чтобы понять, как им жить не надо, потому что вахта — это край.
Там есть люди, которые работают так всю жизнь. Один старый армянин, к примеру, отсылает все деньги домой, а сам уже там не был два года. Зачем ему вообще эта семья, зачем так жить? Но это исключение, самая обычная ситуация – это когда человек зарабатывает, а потом возвращается домой, пропивает все деньги и приезжает обратно. Это стандарт, это уже такой образ жизни. Вахта затягивает.
Вышний Волочек. Тверская обл.
ДенисФото: из личного архиваЯ закончил медучилище в Вышнем Волочке. Уже во время учебы на последних курсах работал медбратом на местной станции скорой медицинской помощи. Там остался еще на год после диплома, но уже в должности фельдшера. Сейчас я тружусь на полторы ставки в выездной бригаде неотложки в Москве — тоже фельдшером. График — сутки через двое.
Обычно я приезжаю в Москву в пять—шесть утра, работаю целые сутки без сна. По тридцать минут днем и ночью могу сделать перерыв на обед. После смены шурую домой. При этом в начале дня могут задержать на проверку карт вызовов или на утреннюю конференцию, так что сутки получаются порой по 25—26 часов. Квартир приезжим не дают, кто-то снимает комнату за свои деньги, но большинство катается домой за свой счет. Москвичей работает мало, потому что начинающий фельдшер после медухи получает до 30 тысяч рублей в месяц.
Я тут уже четыре года. В 2011-м моя жена поступила учиться в Московский государственный областной университет, а я решил получить еще одно образование на филологическом факультете Тверского университета. Чтобы было удобнее учиться, мы перебрались в Долгопрудный, а я вдобавок пошел работать на «Скорую» в Москве. Мы взяли кредит, обзавелись своей квартирой в поселке Мосрентген прямо за МКАДом. Сейчас он вошел в состав Новой Москвы, но прописаться там нельзя. Нам попался так называемый «холодовский» дом. Их так называли по имени предпринимателя Виктора Холода, который застраивал дачные участки на юге Москвы многоэтажными домами и продавал в них квартиры по долям. Мы купили такую жилплощадь — по незнанию и очень дешево. Промучавшись с ней год, решили перебраться обратно в Вышний Волочек. У нас родился сын, и из-за проблем с пропиской мы бы не смогли устроить его в детский сад. Официально мы не москвичи, хотя живем сразу за МКАДом. Таких людей здесь очень много, но на самовольно построенные дома в Новой Москве власти предпочитают «забивать». Спасибо хотя бы за то, что не приговорили нас к сносу, как соседний дом.
Мотаюсь в Москву на работу, только потому что висит кредит за квартиру, да еще и долги. Медицину я люблю и уходить из профессии не собираюсь. Мне вообще нравится работать с людьми, помогать им, но некоторые вещи просто изматывают. Постоянная бюрократия, работа «по-одному» – то есть, когда просто не хватает сотрудников. После суток работы добраться до Волочка не на чем — еду на двух электричках шесть часов. После суток работы добраться до Волочка не на чем — еду на двух электричках шесть часов. Твитнуть эту цитатуПо дороге после суточного дежурства вырубаюсь, будят обычно контролеры, чтобы я им билет показал. В ночь на следующий день надо опять уезжать. Как правило, я сажусь на ночной поезд или на попутку через «Бла-бла-кар». Но все равно, как ни экономь, на дорогу и еду уходит 15 тысяч, а то и больше. Конечно, если бы не кредит, я бы давно ушел со станции к себе на «Скорую» в Волочек, но пока это невозможно. С работой там туго, многие ездят в столицу, кто вахтой, кто сутками: на дешевые ночные поезда в Волочке постоянно садится толпа народу. Врачей тоже не хватает, особенно узких специалистов, нет фельдшеров на неотложке. При поликлинике зарплата примерно 12 тысяч, на«Скорой» — 15. Начинающие фельдшеры получают еще меньше.
Семья ворчит, конечно, что я езжу в Москву, но пока мирится с таким положением вещей. Год мы сдавали свою квартиру в Новой Москве, и это помогало гасить кредит. Много, правда, за такую жилплощадь не получишь, так как газа там нет, только свет и вода. Сейчас дом отключили и от света, месяц уже прошел, естественно, и квартиранты съехали, так что с финансами туго. В Волочке я подрабатываю экскурсоводом, рассказываю людям о родном крае. Мне удалось разработать свои авторские маршруты, так что желающих много. В свободное время руковожу местным краеведческим обществом, мы восстанавливаем храм на Пятницком кладбище города. За все это время я издал уже пять книг по истории Русской Православной церкви в Вышневолоцком уезде. Если бы все было стабильно, я бы уже давно нашел жильцов и оставил эту квартиру «выплачивать» кредит, а сам работал бы в Волочке. Но квартирантов пока нет, поэтому мои выезды продолжаются.
Чухлома, Костромская обл.
АндрейФото: Юрий ТокмашЯ начинал учителем истории в местном ПТУ, потом в администрации города какое-то время был. По образованию я историк, кандидатскую написал по истории местного монастыря XIV века. Лежит дома готовая, нужно было только в архив съездить в Питер, дособирать материал для ссылок и выйти на защиту.
Чухлома наша — старинный город. Первое упоминание в архивах аж в 1010 году. В нашем городе живут потомки рода Лермонтовых. С их дочкой я учился в одном классе. Сейчас она в милиции у нас работает, а отец у нее тоже был строителем, сейчас вот на пенсии. У нас тут каждый второй мужчина отходник — сборщик деревянных домов. У меня брат так с бригадой уже десять лет ездит. Семью же кормить надо, поэтому он максимум неделю здесь пробудет и обратно. Я вот тоже ездил летом, потому что работу тут пока не нашел. Да и негде, пытаюсь вернуться в госструктуры.
Конечно, всегда найдется работа на местных пилорамах. Деньги там небольшие, зато трудишься рядом с домом. Правда, если ты один раз съездил в отход, то постепенно начинаешь привыкать к другому уровню жизни. К примеру, на местной лесопилке можно получить за месяц тысяч двадцать, а за один собранный дом дают примерно семьдесят, поэтому многие мужчины занимаются отходничеством.
Сейчас особого карьерного роста в профессии нет. Неважно, в первый раз ты поехал или уже двадцать лет ездишь, — в бригаде деньги делятся поровну. Нет главных, но есть опытные. Они делают чертежи, расчеты и другую умственную работу, а молодые берут на себя физическую нагрузку. Условия на месте всегда разные — иногда приезжаешь в голое поле, приходится делать будку себе и в ней ночевать, а бывают и хорошие — домик, вода, электричество, газ, рядом магазин. Заказчик редко кормит, поэтому готовить нужно самому. Берем с собой плиточку, сковородку, тарелки.
Травмы по мелочи случаются часто. Иногда руки, ноги ломают, отрезают себе чего-нибудь, некоторые, чего греха таить, и вовсе не возвращаются. У меня родственник не доехал до дома. Причина неизвестна. Его нашли потом, но уже «со следами физического воздействия». Ты едешь на свой страх и риск, ничего не подписываешь. Платят наличкой, поэтому бывали случаи, когда людей обманывали, они возвращались ни с чем.
Я могу строить, это у меня неплохо получается, но меня не устраивает такая работа. Кто-то уже привык, и им наоборот уже без этого никак — это такой стиль жизни. А многие ездят по нужде, была бы здесь работа с достойным заработком, половина бы не ездила, потому что неохота свою жизнь гробить и здоровье.
Сыктывкар, Республика Коми
СтаниславФото: из личного архиваУчился я в Медакадемии. Время тогда было совсем трудное — девяностые, так что пришлось все бросить, и я пошел на завод. Освоил специальность, так и попал на вахтовые работы. Работал газорезчиком и монтажником металлоконструкций. Вообще, вахта вахте рознь. Из рабочих вахт можно условно два типа выделить – калымные, это когда едешь единожды и, сделав работу, возвращаешься. Уходит на это месяц или два. И официальные – когда работаешь в конторе, и объектов вахтовых несколько. Тут работаешь по графику, обычно месяц через месяц, даже не всегда знаешь, куда двинешь после перевахтовки.
Распорядок тут особый — работаешь, работаешь, потом работаешь, а после работы еще немножко поработал и начинаешь готовиться к завтрашней работе: подчинить, подшаманить оборудование, робу подлатать. По 12-14 часов в день трудишься, иной раз по четыре часа в сутки тратишь, чтобы доехать от рабочего поселка до объекта.
Поначалу я на вахту за длинным рублем пошел, потом уже как-то за идею стал. Я по газо-нефтепроводам работал, так что вместо жилья был «балок» — передвижной такой домик. Иной раз попадались новые, хорошие, где все продумано, иной раз старые, полуразвалившиеся, дыряво-щелявые убожества. Питание всегда было омерзительным. Бывало по пять недель гречку то жареную, то вареную, то соленую, то пересоленную… Хорошо, если в доступности магазин был какой, а вот если тянули нитку сквозь тундру глухими дебрями, то аж слабли от недоедания. В серьезных конторах, говорят, получше бывает: всякие «Газпромы», «Транснефти». А вот у частника, даже у олигарха какого, всегда туго с бытовухой.
Хитростей на Севере особых нет, но есть одно железное правило: с утра одежда должна быть сухой и теплой. Вечером спать не ложись, пока не обеспечишь это на утро, иначе сляжешь быстро. А вообще все свободное время на сон уходило. Чуть где тебя прислонили на пять минут, сразу в отруб. Ну, а уж если такое чудо и случилось, типа выходного, так в основном выпить немножко. Посидеть в балке, подымить, начальство помянуть матюжком, отношения повыяснять, с мордобитием иногда.
На вахте такая тенденция есть: умри, но сделай, потому как кроме тебя некому. И как-то не по-мужски, ежели товарищей подведешь. Я вот год поездил и начал сильно маяться животом. Боли были страшенные, а мы в глухих дебрях. И так вот через боль делаешь чего надо, кровью поблевываешь, да водочкой с перцем подлечиваешься, так и тянешь лямку. Через десяток лет стало совсем невмоготу, так жена наконец-то в больницу запинала. Оказалось, куча язв была, и все кишки рубцами перекрутило.
Мои родные давно привыкли к моим работам. Ну, смирились, скорее. Меня всегда куда-то тянет. Если бы обратно отмотать, пошел бы на геодезиста. Или на геолога, тоже интересное дело. Еще не напечатано таких денег, чтобы сменить полевую работу на город. Я вообще смертельно влюблен в наши Северные края. Просто до щипоты в носу люблю тайгу, тундру… Было бы здоровье, я оттуда только раз в квартал на неделю вылезал бы. Вру, конечно, жену тоже до слез люблю. Без нее жить горько и грустно. Без лесу тоже. Вот маятником душа и мается: дома хочется в лес, в лесу — домой.
Подпишитесь на субботнюю рассылку лучших материалов «Таких дел»