«Я бы сказал: мама, я вас искал»

Есть дети, которые не взрослеют. Один их них Сережа Трунов. У него органическое поражение центральной нервной системы, вызвавшее задержку психического развития. Если верить врачам, школьный уровень выше начальных классов ему не освоить. Всю жизнь Сережа провел в государственных учреждениях. Кроме одного года. В 2006 году фонд «Димина мечта» отправил его из интерната в Америку на операцию. У Сережи была та степень косолапости, когда невозможно ходить. В Америке его хотели усыновить, но что-то не получилось. Спустя год он вернулся в Россию и стал ходить. Сейчас Сереже 22. Он живет в одном из московских психоневрологических интернатов. Недавно ему разрешили самостоятельно покидать территорию. В один из выходных Сережа получил пропуск и отправился в город, чтобы встретиться со мной.

***

— Я вот учусь в центре равных возможностей. Это Москва, Вознесенский переулок, дом 8. Я учусь в школе при церкви, мне очень там нравится. Проходим там русский, математику, географию, историю. А в интернате проходим речь и информатику. Мне больше всего нравятся история и география. А с русским и с математикой у меня немножко… Не скажу отстой, но отстаю немножко, плохо получается.

Очень нравится школа. Там, допустим, кто матерится — сразу все — мыть посуду. Кто ругается — моет посуду. У нас проходят экскурсии. В Подмосковье нас в основном возят.

— Если бы я сейчас посмотрела фильм про твою жизнь, какой бы это был фильм?

— Про Америку, где я был. Мне там больше понравилось. Нью-Йорк.

— Это был бы веселый фильм или грустный?

— Веселый. Потому что там (в Америке) очень веселые гипсы делают. Красный мне делали гипс, потом делали желтый, оранжевый гипс. И на этих гипсах мне писали: «I love you». Я показал врачу фотографию моей Юли. Врач взял красный маркер и написал «I love you, Julia», и обвел сердечком. Так круто. Я сидел на каталке и хохотал вообще. Я еще был в шапочке. Я хохотал! Так хохотал! Мне смешно было. И второй врач приходит и говорит: «Hello, baby!». Я хохотал, Джерри хохотал, Дэнни хохотал. Было очень весело. Еще было весело, когда мне лечили зубы. Вот это мне тоже нравилось. Стоматолог был вообще — во! Это тоже в Америке. Очень там было весело.

— Все дети же боятся стоматологов.

— Ты знаешь, там я не боялся так, как в Москве. Там немножко лучше делают все, по-нормальному. Не больно. Врач очень хорошо относится ко всем, кто поступает. В подарок дает щетку, пасту.

Потом там приезжало телевидение. Женщина и трое мужчин. Снимали, как я в желтом гипсе начал ходить потихонечку. Я прилетел туда в 2006-м, а улетел в 2007-м. Мне очень там понравилось. Я очень хорошо провел там свой день рождения. Столько народу прилетело! Аж чуть ли не шестьдесят! Прилетел директор. И фотоаппарат мне дарили, и носки веселые дарили, и собаку-игрушку дарили. Все дарили, короче.

Перед тем как полететь в Америку, меня осмотрели все американцы и сказали: «Да, надо лететь, в России так не сделают, как в Америке». И я с радостью полетел на самолете. Мы вышли в восемь часов утра и доехали до Шереметьево. Сколько ехать от 8-го интерната до Шереметьево? Мы очень долго ехали. А мне было радостно.

— На каком бы самом радостном моменте закончился твой фильм сейчас?

— Мой фильм закончился бы тем, что у меня все хорошо. Что мне уже вылечили ноги.

— Сейчас 2016 год. А твой фильм заканчивается в 2007 году, когда ты вернулся в Россию. Что было веселого за эти девять лет?

— С собакой игрался. Я сначала ее не знал…

— Это где собака была?

— Дома у нас, в семье.

— В интернате?

— Не, дома.

— Это где?

— Ну в семье, я дома жил. Дом такой был хороший, первоэтажный. Со мной жили Джерри, Дэнни и Людмила, женщина со мной была.

— Джери и Дэнни — это кто?

— Американцы. Они мне помогали очень.

— Так это где было?

— В Америке.

— Ты опять говоришь про Америку.

— Да. А когда сюда прилетел… так неохота было лететь сюда. Ну неохота было лететь.

— За последние годы, после того как ты прилетел из Америки, что было хорошего и веселого в твоей жизни, что бы ты включил в свой фильм?

— Здесь что было весело? Мне директор немножко помогал ходить. Настя (волонтер — прим. ред.) помогала немножко ходить. Ольга Юрьевна, которая, земля ей пухом, помогала очень ходить мне. Вот все, что было мне весело. А когда Ольга Юрьевна ушла, как говорится, в рай, немножко мне стало… Не буду говорить. А так нормально. А у вас как?

***

— Ты хотел бы остаться в Америке, чтобы тебя усыновили там?

— Ну вообще, да. Но у меня здесь Юлька. Моя любимая.

— С какого года ты знаком с ней?

— Если сейчас ей 27, а мне 22 года. 22 года я ее знаю.

— С рождения?

— Да.

— А если бы тебе в Америке сказали: все, мы готовы тебя усыновить. Ты бы остался?

— Ну вообще, да.

— А Юля? Что бы ты выбрал?

— Если бы я сказал, что я там хочу остаться, то я бы остался. Но я бы потом подумал, что надо и о Юльке подумать. Но если бы Юлька сказала: «Возвращайся», я бы сказал: «Хорошо, я вернусь».

— Когда уезжал из Америки, плакал?

— Из Америки? Угу. Ну да, ревел. Не хотелось.

— Сережа, как ты думаешь, ты как-то вообще отличаешься от других людей?

— Ой, я не знаю.

— Ну ты же как-то это ощущаешь: я такой же/я другой.

— Ощущаю… Но я не буду сейчас это говорить.

— Почему?

— Не хочу просто.

— Мне было просто важно понять твое ощущение самого себя.

— Ну я-то вообще добрый…

***

— Ты когда-нибудь завидовал детям, у которых есть родители?

— Нет.

— Ты не считал, что это несправедливо?

— Нет, я в это не влезал.

— И никогда не думал о справедливости?

— Справедливость — это что значит?

— Это когда все честно. Мне кажется, что я бы в такой ситуации обязательно бы думала: почему мальчик за забором идет с родителями, а я сижу здесь?

— Ой, я не знаю, куда мои родители делись… Куда они делись, эти родители? А их как можно найти этих родителей, Насть? Не знаешь, да?..

— А ты бы хотел их найти?

— Я б хотел бы.

— А если бы узнал, кто они и где они живут, что бы ты дальше сделал? Ты бы пришел к ним?

— Ну да.

— И что бы сказал?

— Ну я не знаю, но я не стал бы говорить «Почему вы меня бросили?». Я не стал бы это говорить.

— Почему?

— Не знаю. Мне это было бы стыдно. Я наоборот бы сказал: «Мама, я вас искал». «Папа, я вас искал». Я бы вот так сказал. Потому что, если ты когда-то почему-то бросил, это неприлично. Правильно?

— Ты бы не хотел напоминать об их поступке?

— Ну да. Это не хотел бы.

***

— Ты не боишься ходить по городу?

— Если собаки, то боюсь. А так — нет.

— Чего ты вообще боишься?

— Ну если в темноте идти — страшновато. Потому что бывают такие люди, которые сзади подходят и на тебя нападают. Это, по-моему, часто бывает так, да?

— А смерти боишься?

— Да. Это да.

— А как ты думаешь, что после смерти?

— Я не знаю. Я честно не буду врать. Я не хочу об этом думать.

— У тебя есть враги?

— Нет.

— Почему?

— Не знаю, наверное, потому что я ко всем стараюсь хорошо относиться.

— Расскажи про Юлю.

— Юлечка – моя любовь. Она живет со мной в интернате. Девушка очень хорошая. Она умеет рисовать, вышивать, вязать, вышивать из бисера. Дальше — аппликации она умеет делать. Она пользуется Интернетом хорошим. Интернетом она очень пользуется. Ну замечательная она.

— Как ты понял, что это твоя любовь?

— Ну потому девочка она очень симпатичная и нормальная. Я очень люблю ее сильно. Но она девочка не ходячая, но это ладно. Как говорится, не все такие, как она, но все бывает. Она так вообще девочка симпатичная.

— Как думаешь, эта любовь навсегда?

— А кого кроме нее любить?

***

— Ты можешь сказать, чего хочешь от жизни?

— От жизни я хотел бы, чтобы я нормально хоть начал русским заниматься и математикой.

— Это больше похоже на то, чего ты хочешь от себя, а не от жизни. Может, ты путешествовать, к примеру, хочешь?

— Путешествовать, –  да, с Юлькой хочу. Мед такой вкусный. Я один раз весь мед съел с лимоном, у меня горло хрипело. И хрип весь прошел, представляешь?

— Вы в интернате вообще говорите о будущем?

— Да нет, в принципе никто у нас не говорит о будущем.

— Почему?

— Не знаю. У нас в принципе об этом никто не говорит, о будущем.

— То есть никто не говорит «я хочу делать вот то, я хочу поехать туда»?

— Нет. У нас некоторые плохо говорят. У нас практически там старики, но не совсем старики, но есть.

— Что самое главное в жизни? То, без чего во всем нет никакого смысла.

— Главное, чтобы дороги немножко научиться переходить. Нет, светофоры я знаю, чтобы хорошо научиться ходить в город. Я хочу, чтобы в этой жизни все у меня было хорошо, чтобы я продолжил дальше ходить в город, чтобы я ориентировался. Но самое плохо — именно на лестницах, вот это самое плохо.

— Ты никогда не просишь людей тебе помочь?

— Вообще, стараюсь нет.

— Почему?

— У меня привычки нету такой, потому что для меня это незнакомые люди.

— Ты боишься людей?

— Да нет, я не встречал таких бандитов.

— Судя по тому, что ты говоришь, ты всегда готов к встрече с ними.

— Есть такие люди, которые готовы к бандитам. Допустим, Немцова убили, застрелили. То есть человек, который любит связываться с бандитами, он заказывает убийство.

— Откуда ты знаешь про Немцова?

— Ну он же работал в политике. А его застрелили ночью.

— И что ты об этом думаешь?

— Я новостями стараюсь не интересоваться.

— Как ты думаешь, Дед Мороз есть или нет?

— Дед Мороз, вообще, есть, Снегурка есть.

— А где они живут?

— На Севере.

— И они привозят детям подарки?

— Да.

— И тебе тоже привозят?

— Ну да.

— А письма ты пишешь Деду Морозу?

— Еще не сталкивался с этим.