Таня научилась читать в четыре года, с тех пор с ней повсюду журналы и книги — дома, в психоневрологическом интернате, даже в детской комнате милиции. Чтение спасло слабовидящую и слабослышащую Таню от одиночества
Таня родилась с проблемами слуха и зрения, но узнала об этом только в 11 лет — учителя в школе стали жаловаться, что она с первого раза не понимает. Тане не нравилось учиться, потому что в школе ее ругали, учителям не нравилось, что Таня рисует на стенах. Как-то раз в школу вызвали бабушку и сказали отвести Таню в больницу. Там ей поставили диагноз «органические поражения центральной нервной системы» и направили в интернат.
В 7 утра подъем.
Хочешь-не хочешь, а вставать надо.
Заправляем постель.
Идем получать таблетки.
В коридоре у процедурной очередь.
Медсестра раздает лекарства.
Выпиваешь, открываешь рот, показываешь, что все, проглотила.
(из дневника Татьяны Внукевич-Багдасарьян)
Деревянные кровати, тумбочки, маленький шкаф — все, что было в палате. В холле стоял небольшой телевизор, который смотреть разрешали редко и под присмотром санитарок. Иногда детям дарили книги — всем одинаковые и нравоучительные, вроде «Сказочного наказания». Таня переживала, что дома осталась ее личная библиотека, и не было ничего на иностранных языках: кто бы мог подумать, что такие книги кому-то понадобятся в коррекционной школе-интернате.
Таня читала по ночам, подсвечивая книги фонариком, и за это на нее писали жалобы. После десяти вечера санитарки укладывали всех спать и выключали в палатах свет. Тогда Таня придумала подкладывать вещи под одеяло, а сама тайком уходила с книгами в туалет.«На разбитом бачке вместо крышки лежала фанерка. Я ее снимала и складывала на нее книжки. Иногда прямо там писала сочинения», — вспоминает она. Долгое время санитарки принимали вещи на кровати за Таню, но когда няня узнала про такое чтение, она нашла управу на танину самодеятельность — стала по ночам заниматься с девочкой грузинским языком, приносить иностранную литературу. Таня ликовала.
Я люблю читать. В туалете.
В палате две полки с книгами.
Еще другие спрятаны у меня под матрацем.
Хорошо ночью читать приключения — например, Жюля Верна.
В пустом коридоре темно.
В дальнее окно светит луна и тусклый фонарь.
Качается на ветру серебристый тополь, бьет в окно.
И переливается в лунном свете.
Наверное поэтому его называют серебристый.
Сижу с книгой в дальней кабине.
Открыта форточка.
Холодный морозный воздух и запах хлорки.
Качается свет от фонаря.
Я в трусах и майке.
Но мне не холодно.
Я уже не в России.
Мы плывем по океану, скоро экватор, и очень жарко…
Латинский алфавит Таня выучила в шесть лет: «Это вышло случайно. В детском саду у воспитательницы из Риги было много старых книг на латышском. Она усаживала нас в кружок, читала и переводила. Показывала на картинки: говорила одно, а рядом подписи были другие. Я стала спрашивать, что там написано, и она начала учить меня латинским буквам. Потом давала мне книги на немецком, английском, французском, и я читала их вслух. Я не знала правил, не понимала, что там написано, но мне очень нравилось».
В восемь лет Таня узнала армянский алфавит — и тоже случайно. «Был май, я вышла на балкон и, перебирая вещи, нашла буквари на армянском. Тот, в котором буквы дублировались на русский, я стала учить».
Когда Тане исполнилось четырнадцать, в интернате ей разрешили проводить выходные в воскресной школе при Посольстве Армении. Там занимались музыкой и танцами, читали лекции по истории и литературе — все, чего так не хватало в интернате. Таню настолько это увлекало, что она добавила к своей фамилии, Внукевич, еще одну — Багдасарьян. На вопрос о том, почему русская девочка с корнями польских евреев решила стать армянкой, Таня уклончиво отвечает: «Это фамилия семьи из армянской общины, которая мне очень помогала». И добавляет, что армянская культура ей в ту пору оказалась куда ближе, чем российская.
«Я хотела общаться со сверстниками, но их не понимала. Не любила певцов, которых они обсуждали. Мне не интересны были современные танцы, потому что в общине у нас были традиционные танцы. В интернате я ни про кого не знала, потому что даже телевизор мы смотрели редко, и там не считали нужным рассказывать о тех, кто известен в России. А в армянской школе нам говорили: «Вот это наши архитекторы, наши музыканты, а это — наши певцы». Я прониклась огромным уважением, запомнила это. Я знала, что «Месроп Маштоц создал наш язык».
Когда Таня вышла из интерната, стало не до чтения — приходилось работать санитаркой, мыть полы в институте Гельмгольца. О том, как готовить еду, ходить в магазин и даже о том, что ночевать надо дома в своей постели, в книгах никто не писал, в интернате об этом не рассказывали, а бабушка считала ее слишком взрослой. Тане было семнадцать.
Иногда Таня ночевала на лавочке под летним небом, засыпая с ощущением свободы. Одноногий бездомный, похожий на стойкого оловянного солдатика, на всякий случай научил ее греться в метро.
«Как-то ночью после работы я вышла на Садовое кольцо. Навстречу шел дедушка с разбитой головой, и я предложила ему помощь. Он рассказал, что приехал из Калужской области, что на него напали, и сейчас он заблудился. Попросил отвести его на Курский вокзал. Там можно было купить билет и ночевать в вагоне поезда, но, когда мы пришли, билеты уже закончились, — рассказывает Таня. — Он решил на лавочке переночевать, я сидела рядом. А тут милиция идет, документы проверяет. Милиционер оказался начальником по делам несовершеннолетних, отвел меня в отделение. Там он ужином меня накормил — жареной курицей, куском хлеба. А потом закрыл в КПЗ, в камере. За решеткой были только лавка и тумбочка, а на ней лежал детский журнал».
В психоневрологических интернатах я чувствовала себя самостоятельной.
Несмотря что был режим дня.
К этому можно привыкнуть.
Я рада что мне давали пропуск и я могла выходить в город!
И даже поехать в другую страну.
Жаль мне тех кто не может это делать и все время живет в интернате…
Я могла покупать себе вещи, еду.
Могла покупать и другим когда они просили.
Очень хотела и хочу им помочь.
Несколько раз Тане приходилось возвращаться в интернат — советовали врачи. Но она почти всегда могла отпрашиваться на прогулки, навещать бабушку, пока та была жива, ходить в библиотеку и на встречи в клуб слепоглухих. В клубе она познакомилась с Натальей Кремневой, которая мечтала издавать журнал для людей с проблемами слуха и зрения. Но тогда у нее не было брайлевского дисплея, набирать тексты самой было сложно, изданию требовались авторы и переводы иностранных публикаций про синдром Ушера (врожденное заболевание с прогрессирующей потерей слуха и зрения). Татьяна подошла к будущему редактору и на языке жестов спросила: «Я очень хочу вам помогать. Что я могу сделать?»
Тут все и началось. Татьяна перепечатывала тексты, которые приходили в редакцию в бумажных письмах по почте, переводила иностранную литературу для статей, искала типографию. «Печатать согласились — сейчас только деньги заплати, — рассказывает Татьяна. — Я приносила им дискету с готовой версткой, но однажды верстальщица заболела. Срывать выпуск журнала было нельзя. Я не умела верстать, но собрала номер в Ворде».
Однажды во время печати страницы съехали, и подписи к статьям наслоились на другие тексты. Журнал выпустили с ошибкой и разослали по регионам. Читатели это заметили, но написали только, что рады новому номеру. «Ваш собеседник» печатается на шрифте Брайля и укрупненным шрифтом, выходит четыре раза в год и всегда вовремя.
«Журнал создавался в квартире редактора. Мы встречались утром на кухне, пили кофе, ели печенье курабье и до позднего вечера вычитывали номер. Наталья Борисовна (Кремнева) тотально слабовидящая, все тексты я читала ей в руку со знаками препинания. Статьи она держала и редактировала в голове, а потом диктовала мне, — рассказывает Татьяна. — Говорили мы о многом, не только про журнал. Ведь мне было 20 с чем-то лет, я выпустилась из интерната и не очень понимала, как здесь все устроено. И она меня учила, рассказывала о жизни. В интернате до нас не доходило ничего, если только отрывками маленькими».
Маше папа привез гостинцы.
Большого мармеладного мишку Маша и Наташа решили поделить.
Кусать по очереди.
У нас так часто угощают.
Мне тоже дали куснуть.
Я не могла открыть рот.
Но когда мармеладный мишка коснулся моих губ, рот открылся.
Я стала чувствовать вкус.
Так меня угощали мои подружки.
И это была для меня связь с миром.
Два года назад Таня записала дневник воспоминаний из интерната, и журналистка Вера Шенгелия обещала издать его в виде книги или поставить по нему документальный спектакль. «Интернат похож на общежитие, но психиатрический режим там не очень. Подьем, завтрак, встречи с близкими, сон — все по расписанию, — рассказывает Таня. — Недавно врач снова выписала мне направление в интернат, говорит, я забываю пить лекарства».
Свой день рождения Таня праздновала в тренировочной квартире — это пространство, в котором люди с особенностями развития готовятся к самостоятельной жизни. Здесь они учатся готовить и ухаживать за цветами, ходят за покупками и занимаются музыкой. В квартире Татьяна помогает своей соседке Варваре с домашними заданиями и учит вместе с ней грузинский язык и иврит. Об этом она тоже начала писать в дневнике, но эти истории пока что никому не показывала.
Сегодня Татьяна дипломированный тифлопедагог, ей 40 лет, и она понимает людей со слепоглухотой почти со всего мира. Она знает английский, армянский, грузинский, не считая родного русского, и к каждому из них по дактилю (форма общения, когда с помощью пальцев буквы передаются в руку собеседника). Компьютер стоит в углу рядом с маленьким диванчиком и книжными шкафами. Здесь она читает по ночам и пишет. Дома Тане не нужно ни от кого прятать «Хроники Нарнии», «Хоббита», сказки Пушкина и свои сочинения. Рядом с любимыми книгами — подшивка журналов «Ваш собеседник».
Известный дефектолог Ольга Скороходова, автор книги «Как я воспринимаю окружающий мир», говорит, что спасение слепоглухих людей в чтении. К примеру, Танина подруга из интерната, Наташа, определяет слова по вибрациям голоса говорящего, прикладывая руки к его горлу. Кроме Тани дактиль в интернате не знает никто, а общаться со слепоглухими так, как может Наташа, нравится немногим. Когда Тани рядом нет, Наташа читает «Ваш собеседник».
Этот журнал Таня считает очень важным, и не потому, что в нем работает. В интернатах, где зачастую живут слепоглухие люди, почти нет свободы и самостоятельности. Там некому рассказать, как приготовить себе еду, как обратиться к юристу, ухаживать за слуховыми аппаратами. Там не знают, как с особенностями зрения и слуха получить водительские права и освоить горные лыжи, или что можно, например, отправиться в Данию на конференцию. Но обо всем этом тайном знании можно прочесть в «Вашем собеседнике», который издают слепоглухие люди с помощью фонда «Со-единение» и фонда «Нужна помощь».
Журналу, а значит, сотням людей, для которых он — почти единственная связь с миром, необходима наша с вами поддержка. Вы можете пожертвовать совсем незначительную сумму — сто рублей в месяц — но если делать это ежемесячно всем вместе — журнал будет жить. Мы с вами оплатим работу Тани и других авторов, бухгалтера, тифлосурдопереводчика. Журнал напечатают и отправят тираж тем, кто его так ждет.
Каждый день мы пишем о самых важных проблемах в нашей стране и предлагаем способы их решения. За девять лет мы собрали 300 миллионов рублей в пользу проверенных благотворительных организаций.
«Такие дела» существуют благодаря пожертвованиям: с их помощью мы оплачиваем работу авторов, фотографов и редакторов, ездим в командировки и проводим исследования. Мы просим вас оформить пожертвование в поддержку проекта. Любая помощь, особенно если она регулярная, помогает нам работать.
Оформив регулярное пожертвование на сумму от 500 рублей, вы сможете присоединиться к «Таким друзьям» — сообществу близких по духу людей. Здесь вас ждут мастер-классы и воркшопы, общение с редакцией, обсуждение текстов и встречи с их героями.
Станьте частью перемен — оформите ежемесячное пожертвование. Спасибо, что вы с нами!
Помочь намПодпишитесь на субботнюю рассылку лучших материалов «Таких дел»