Победа демократии не всегда означает, что правящая элита теряет власть. Эта элита может годами сохранять свои привилегии даже в условиях свободных выборов. Именно так происходит в Бразилии
Когда-то знания о Бразилии, которыми вполне мог обойтись умеренно образованный европеец, сводились к тому, что в ее девственных лесах водится много диких обезьян. Ныне, когда эта крупнейшая латиноамериканская страна входит в десятку крупнейших экономик мира, полезно знать немного больше. Например, то, что уровень социального неравенства в Бразилии — один из самых высоких в мире. Защищая свои привилегии, бразильский имущий класс экспериментировал с разными формами политического устройства. Выяснилось, однако, что и отстоять эти привилегии, и сделать при этом необходимые для долгосрочного выживания правящего класса уступки демократия помогает лучше, чем диктатура.
Страна контрастов
Уровень социального неравенства в Бразилии впечатляет. Богатейшая часть населения, всего один процент, получает 13% доходов домохозяйств, и примерно столько же приходится на добрую половину населения, находящуюся по другую сторону классового барьера.
Своим архаичным социальным устройством Бразилия во многом обязана тому, что ее выход из состава португальской колониальной империи не сопровождался серьезной борьбой. Поэтому не изменился и правящий класс, состоявший в основном из латифундистов.
Первые попытки хоть как-то облегчить положение бедноты были предприняты в 1930-х диктатором Жетулиу Варгасом. В «Новом государстве», которое было тогда учреждено в Бразилии по образцу европейских фашистских режимов, проводилась политика, направленная на улучшение положения рабочих.
Варгас по праву считается и отцом бразильской демократии. Когда после Второй мировой войны он был вынужден отойти от власти, то счел за лучшее устроить в Бразилии демократические институты, — и не только конституционные, но и политические. Для этого Варгас способствовал созданию двух партий — правой и умеренно левой. Они чередовались у власти до 1964 года. В течение этого периода бразильские латифундисты, многие из которых обзавелись к тому времени и иными активами, ожесточенно защищали свои классовые привилегии, но на демократию не покушались.
Жуан Гуларт приносит присягу в качестве президента Бразилии, 1961 годФото: AP/East News
Демократия предоставляла им достаточно возможностей для того, чтобы сохранить власть и богатство. Дело в том, что Бразилия оставалась преимущественно аграрной страной с огромной массой безземельных крестьян, которые находились в жесткой зависимости от землевладельцев и на выборах голосовали так, как велели хозяева. Поэтому правые оставались крупнейшей партией Бразилии. Но крупные города поддерживали левых. В 1961 году их представитель Жуан Гуларт стал президентом, выдвинув программу социальных реформ. И тут на сцену вышли военные. В 1964 году в стране произошел переворот, положивший начало двадцатилетней диктатуре.
Двадцать лет диктатуры
Захватив власть, военные придерживались одной — но важной — общей цели: остановить коммунизм, под которым они понимали, в общем-то, любые меры, направленные на изменение социальных отношений. По поводу других целей переворота ясность отсутствовала. Первоначально многие его лидеры считали, что надо просто провести чистку гражданских политиков, а потом вернуться в казармы, предоставив согражданам возможность и дальше наслаждаться благами избавленной от «коммунистической угрозы» демократии.
Проблема с этим планом состояла в том, что реальной коммунистической угрозы в Бразилии не было. Слабая компартия не пользовалась поддержкой избирателей и никогда не смогла бы оказаться у власти ни демократическим, ни каким-то иным путем. Но при этом многие бразильцы стремились к социальным реформам и продолжали голосовать за умеренно левых политиков на местных выборах, которые проводились и после переворота. Столкнувшись с этим печальным для себя фактом, бразильские военные приступили к строительству авторитарного государства.
Прежде всего, в Бразилии были отменены прямые президентские выборы. По форме, президента должен был избирать парламент. Фактически, однако, имелось в виду, что президентом будет становиться один из лидеров переворота с согласия других видных военачальников. Чтобы выборы давали именно такой итог, военные ликвидировали все существовавшие ранее партии и разрешили создание только двух новых. В партию режима вошли в основном бывшие правые, а основу другой партии (Бразильского демократического движения) составили те умеренно левые лидеры, у которых сохранились политические права после проведенной военными чистки. Военные рассчитывали, что при такой конфигурации парламент всегда будет избирать нужного им кандидата.
Лояльные правительству войска прибывают в военное министерство, чтобы усилить гарнизоны, 1964 годФото: AP/East News
Зачем такие сложности? Почему бы вовсе не отменить выборы? Конечно, некоторую роль сыграли идеологические соображения. Как-никак, военные пришли к власти, чтобы «защитить Бразилию от коммунистической диктатуры», и полная ликвидация демократических институтов была бы крайним бесстыдством.
Но это никогда не мешало диктаторам. Важнее другое. Военные не могли править страной сами. Для этого им просто не хватало управленческих навыков. Значит, были нужны гражданские политики. А они за пару десятилетий демократии уже привыкли к тому, что вопрос о власти — по меньшей мере, на местном уровне — должен выноситься на суд избирателей, а не решаться в кулуарных разборках. Даже правые бразильские политики, при всем своем классовом эгоизме, находили демократию до такой степени удобной, что не желали полностью ею пожертвовать.
Эмилиу Медиси, 1969 годФото: AP/ТАСС
На первых порах — когда система работала именно так, как задумывалось, — демократический антураж не помешал военным во главе с Эмилиу Медиси (он был президентом в 1969-1974 годах) устроить в Бразилии действительно жесткий, репрессивный режим. Тысячи оппозиционеров оказались в тюрьмах, подвергались пыткам. Ситуация усугублялась тем, что в ответ на авторитарный поворот многие левые политики, лишившись возможности бороться за власть на выборах, начали вооруженную борьбу против режима. Это движение было полностью — и ценой немалой крови — подавлено военными.
Победа над повстанцами была не единственным успехом Медиси. Именно при нем в Бразилии произошло «экономическое чудо», основанное на иностранных инвестициях и кредитах, вложенных в развитие ориентированной на экспорт экономики и инфраструктурные проекты. Однако вскоре бразильским правителям пришлось убедиться, что одних только показателей роста ВВП недостаточно для того, чтобы снискать народную любовь. Для этого нужно, чтобы улучшение жизни стало очевидным для масс, а с этим в авторитарной Бразилии было сложно. Ведь основными плодами экономического роста пользовалась лишь малая часть населения. Кроме того, многих бразильцев пугала и возмущала жестокость, проявленная властями в ходе антиповстанческой операции. В итоге режим чуть было не проиграл парламентские выборы, состоявшиеся в 1974 году. Надо было что-то менять.
Приоткрытая Бразилия
Конечно, результаты выборов 1974 года не помешали бы Медиси остаться у власти, будь у него такая возможность. Но ее не было. Неформальная, но жесткая конструкция бразильской военной диктатуры предполагала, что видные военачальники будут по очереди занимать высший пост. Поэтому Медиси ушел, и президентом стал Эрнесту Гейзель.
Он не был сторонником перехода к демократии, но считал, что если соединить продолжение экономического роста с некоторым политическим смягчением, то режиму удастся снискать симпатии населения. Отсюда — политика, получившая название «абертура» («открытие»). Масштабы политических репрессий заметно сократились, цензура в СМИ ослабела. При этом Бразилия оставалась военной диктатурой.
Трудно сказать, до какой степени «абертура» помогла режиму завоевать популярность. Дело в том, что дала сбой первая составляющая гейзелевской формулы успеха — экономический рост. Глобальный экономический кризис 1973 года нанес сильный удар по бразильской экономике, потому что спрос на экспортные товары на мировом рынке заметно сократился.
Первое время Гейзелю удавалось удержать ситуацию, пойдя на гигантские внешние заимствования в надежде на то, что мировая экономика снова придет в норму. Но этим надеждам не было суждено сбыться. На протяжении всех 1970-х экономические проблемы, теперь усугубленные внешним долгом, только нарастали.
Не удивительно, что на выборах 1978 года партия режима вновь оказалась на грани проигрыша. При новом президенте, Жуане Фигерейду, политика «абертуры» продолжалась и привела к действительно серьезным политическим реформам. Как и его предшественники, Фигерейду стремился к сохранению режима. Однако он рассудил, что при формате соревнования «один на один» партия режима обречена на то, чтобы в какой-то момент проиграть Бразильскому демократическому движению. Надо было раздробить оппозицию. Поэтому искусственная двухпартийность была отменена. Власти разрешили создание новых партий, а чтобы было из кого их создавать, была проведена выборочная амнистия. Умеренным левым разрешили вернуться в политику. Кроме того, были восстановлены прямые губернаторские выборы.
Президент Жуан Фигерейду (в центре) в окружении сотрудников службы безопасностиФото: AP/ТАСС
Стимулом к такому подходу отчасти послужило то, что левые к тому времени начали выходить на политическую арену и без разрешения властей. Экономический кризис продолжался, и, как водится, основные его тяготы легли на плечи небогатой части населения.
Во второй половине 1970-х в Бразилии возникает независимое профсоюзное движение, которое возглавил Луис Инасиу Да Силва, более известный как Лула. В 1980 году он стал лидером Партии трудящихся, стоявшей на радикальных социалистических позициях. Во многих отношениях партия была даже левее коммунистов. Она стремительно набирала популярность в городах страны.
Таким образом, бразильский правящий класс вновь столкнулся с той самой угрозой, предотвратить которую военные пообещали, когда брали власть в свои руки. Они не справились. Только логично, что в итоге политики — даже правые — отказали режиму в поддержке.
В 1984 году партия режима вновь выиграла парламентские выборы, но новым президентом стал вовсе не тот кандидат, которого предпочитали военные. Многие депутаты, избранные от правящей партии, вышли из нее и в решающий момент проголосовали за пожилого оппозиционера Танкреду Невеса.
Возможно, военные и не приняли бы такого результата, но тут вмешалась судьба: не успев вступив в должность, Невес умер по естественной причине. Президентом стал более приемлемый для военных кандидат. Через пару лет после этого демократизация в Бразилии безболезненно завершилась. Были легализованы все политические партии, устранена цензура, восстановлены прямые президентские выборы. Военные вернулись в казармы.
Несостоявшийся социализм
Конечно, демократизация была сопряжена со значительным риском для бразильского правящего класса. Лула пользовался популярностью в народе, и он не преминул участвовать в первых же свободных президентских выборах, которые прошли в 1989 году. Но эти выборы он проиграл. Пустив в ход все чудеса современных политических технологий, консерваторы рискнули и достигли почти невозможного, приведя в президентское кресло малоизвестного правого популиста.
Потом Лула еще многократно участвовал в президентских выборах, но успех не приходил довольно долго. В течение большей части 1990-х у власти находились умеренные левые, которые нормализовали экономическую ситуацию и провели тщательно дозированные, буквально точечные социальные реформы.
Лишь в 2003 году Луле удалось-таки стать президентом. И что же? Как там с социализмом, который всегда был программной целью Партии трудящихся? Да никак. Дело в том, что бразильский президент — как и любой президент в нормальной президентской системе — может осуществить сколько-нибудь серьезные преобразования, только если пользуется поддержкой парламентского большинства. А такого большинства у Партии трудящихся никогда не было. В итоге весь социализм Лулы свелся к тому, что резко возросли объемы бюджетных выплат бедной части населения. К счастью для Лулы и бразильских бедняков, колоссальные нефтяные доходы нулевых это вполне позволяли. И положение трудящихся действительно улучшилось. Общий уровень социального неравенства при этом снизился довольно заметно, но не кардинально, потому что львиная доля пирога по-прежнему доставалась богатым.
Луис Инасиу Да Силва (Лула) и Дилма Русеф, 2016 годФото: Ricardo Moraes/Reuters/PixStream
В нынешнем десятилетии падение нефтяных цен привело к тому, что ресурсов для государственной благотворительности не осталось, и вновь обострились классовые конфликты в политической оболочке. Соратницу Лулы, Дилму Русеф, сместили с президентского поста путем импичмента, и сейчас в Бразилии снова правый президент.
Думаю, что острое неравенство еще долго будет оставаться проблемой для бразильского общества, а правящий класс будет держаться за свои привилегии ровно столько, сколько сможет. Однако история показала, что для решения этой острой, унаследованной из прошлого проблемы демократия все-таки полезнее диктатуры.
Автор — доктор политических наук, профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге
Другие статьи рубрики «Такая Россия»
