В этот день в 1965 году умер Альберт Швейцер — философ, музыкант и врач, сформулировавший в полном насилия ХХ веке «этику благоговения перед жизнью»
Швейцер был сыном предыдущего столетия — он родился в 1875 году в семье лютеранского пастора. Его родной Эльзас незадолго до этого был отобран у Франции молодой Германской империей. Местное население, немецкое по крови, сохранило привязанность к французской культуре, и Альберт с детства считал себя не немцем и не французом — скорее, европейцем, чуждым всякого национализма.
Он родился слабым, еле живым, и пастор, читая проповеди, все время вслушивался: кричит ли еще за стеной его первенец? Благодаря заботе близких мальчик окреп, но остался нежным и впечатлительным. Он, например, не мог ловить рыбу, видя страдания насаженного на крючок червяка. Сосед-гробовщик пугал, что Альберта, когда он вырастет, заберут в армию и закуют в железную одежду, — и он навсегда сохранил нелюбовь к военной службе. Кем он хотел стать, так это кондитером — строгий пастор не давал детям сладостей, да и денег в семье вечно не хватало. Прихожане жили еще хуже: в своем классе Альберт был единственным, кому на зиму купили пальто. Он отказался носить обновку, чтобы не выделяться среди других, — и был выпорот отцом, который приговаривал: «Отличаться от людей не стыдно, стыдно гордиться этим!»
Десятилетний Альберт Швейцер (в центре, стоит) в окружении семьи — матери, отца, трех сестер и младшего брата. Эльзас, Германия, 1885 годФото: Hulton Archive/Getty Images/GettyImages.ru
Людвиг Швейцер учил сына не только житейской мудрости, но и игре на пианино, а потом и на органе. С этим багажом юноша в восемнадцать лет поступил в Страсбургский университет, где с одинаковым усердием занимался философией, богословием и музыкой. Его кумирами на всю жизнь стали Иммануил Кант и Иоганн Себастьян Бах. Защитив докторскую диссертацию «Философия религии Канта», он остался в alma mater преподавать теологию. Скоро о нем заговорили в европейских столицах: в философских спорах молодому ученому не было равных, как и в мастерстве органиста. Ромен Роллан и Стефан Цвейг плакали, слушая его игру, а Альберт Эйнштейн назвал его одним из самых глубоких умов эпохи. Приезжая в Париж, Лондон, Берлин, он делил время между университетскими аудиториями и концертными залами, там и тут получая похвалы и аплодисменты. Большой интерес вызвала его теория «исторического Иисуса» — согласно ей, основатель христианства был не Богом, а человеком, которого обожествили жаждущие чуда современники.
Швейцер, никогда не мечтавший о славе, внезапно обрел ее: на его лекции собирались толпы, одни освистывали «богохульника», другие забрасывали его цветами. Среди его поклонниц была и Хелена Бреслау, дочь историка-медиевиста еврейского происхождения. Успешно занимаясь историей искусства, она бросила науку и пошла работать в приют для детей-сирот.
Слева: Альберт Швейцер за оцинкованным пианино, которое прислали ему поклонники, в больнице Ламбарене во Французской Экваториальной Африке (нынешний Габон). Справа: афиша одного из концертов Швейцера в Рото, ФранцияФото: The Granger Collection/ТАСС, Ji-Elle/Wikimedia Commons
Беседы с ней открыли Альберту, прежде витавшему в мире идей, глаза на реальную жизнь. Жизнь, где музыка и философия интересовали кучку избранных, а большинство людей утопали в повседневных заботах, балансируя на грани нищеты. Еще хуже приходилось жителям Азии и Африки, страдавшим как от вековой отсталости, так и от гнета «цивилизованных» европейцев. Сочувствием к африканцам Швейцер проникся еще в детстве, увидев статую адмирала Брюа, у ног которой был изваян печальный негр с цепью на шее. Теперь он читал в газетах статьи о положении в Африке, где местное население вымирало от голода, болезней и непосильного труда. Его намерение вызревало годами, но результат поразил всех: в 1905 году профессор теологии стал простым студентом медицинского факультета. Учеба оказалась трудной, особенно анатомическая практика, во время которой боявшийся крови Швейцер едва сдерживался, чтобы не упасть в обморок. Но он не оставлял учебу, с одинаковым старанием изучая все области медицины: он знал, что в Африке окажется один, без коллег и советчиков. Выручали только всепонимающая Хелена и музыка — утомившись от занятий, он брел в кирху, где игра на органе возвращала его к жизни.
В конце 1912 года он сдал последний экзамен, но диплом врача ему не дали, ведь он уже был профессором. Пришлось в сжатые сроки написать диссертацию на любимую тему «Психиатрическая оценка личности Иисуса». Это снова навлекло на него обвинения в богохульстве, но дало желанное звание доктора медицины. Уже через месяц он вместе с Хеленой поднялся на борт парохода «Европа», чтобы плыть в Африку — точнее, в Габон, бывший тогда колонией Франции. Эту страну он выбрал из-за того, что в ней дела с медициной были особенно плохи: во всем Габоне работали лишь пять врачей, лечивших в основном белых. Африканцы по старинке пользовались услугами колдунов-мганнга, а тех, кого они не могли вылечить, уносили в джунгли, чтобы не слышать их крики и стоны. Ходили слухи о всемогущих тайных обществах, о людоедстве, которое все еще процветало в отдаленных районах. В эту страну и направился профессор Швейцер, что вызвало, мягко говоря, неоднозначную реакцию его знакомых. Коллеги-преподаватели крутили пальцем у виска, а любимая матушка наотрез отказалась благословить «безумство» сына. Больше они не увиделись — во время Первой мировой войны Адель Швейцер случайно затоптал конем немецкий кавалерист.
Швейцер обходит пациентов, больница в Ламбарене, Французская Экваториальная Африка (нынешний Габон)Фото: The Granger Collection/ТАСС
Альберт и Хелена еще не знали, что спасаются от европейских бурь, когда в апреле 1913 года прибыли в городок Ламбарене, стоящий на реке Огове. Французские власти предоставили доктору дом миссионера, умершего недавно от лихорадки. Больных он сначала принимал во дворе, но из-за жары это было невозможно, и медпункт оборудовали в бывшем курятнике, поставив там железную кровать и ящики для лекарств. Сначала африканцы боялись лечения, но скоро слухи о «белом мганнге» разнеслись по округе и к Швейцеру повалили пациенты. Многие жили рядом с больницей, ожидая приема, — в день он успевал осмотреть не больше сорока человек, потом наступала темнота, а работать при свете было нельзя, чтобы не привлекать малярийных комаров. Малярия была не единственным бичом Габона — с ней успешно соперничали желтая лихорадка, проказа, дизентерия, страшная сонная болезнь, от которой не было лекарств. Несмотря на нестерпимую жару, нельзя было ни раздеться, ни разуться — вокруг кишели змеи, мухи цеце, черви-паразиты. В этих условиях Швейцер при помощи жены лечил самые неожиданные болезни, например «землеедство» — от голода африканцы объедались глиной, получая заворот кишок. К осени ему удалось выстроить барак из рифленого железа с большими окнами, затянутыми сеткой от москитов. Вокруг поставили хижины для больных и санитаров-добровольцев. Лучшим помощником доктора стал Жозеф Азовани, который прежде работал поваром и говорил, что у такого-то болит грудинка, а у такой-то — филейная часть. Теперь Швейцер находил время не только для больных, но и для игры на пианино (поклонники прислали ему из Парижа особый, «тропикоустойчивый» инструмент) и работы над своим главным трудом «Культура и этика».
Альберт Швейцер со своей женой Хеленой. На лодке по реке Огове они возвращаются в больницу в Ламбарене. 1940-е гг.Фото: Pictorial Parade/Getty Images/GettyImages.ru
Когда началась Первая мировая война, Швейцера арестовали как германского подданного, но скоро выпустили — кроме него, лечить больных (в том числе европейцев) было некому. Но потом супругов все же отправили в лагерь Гарезон во французских Пиренеях. Там, в голоде и холоде, доктор продолжал работать над книгой и даже играл на воображаемом органе, нарисовав его клавиши на доске. Незадолго до окончания войны он вернулся в Эльзас, вскоре возвращенный Франции. В 1919 году Хелена родила дочь Рену, единственного ребенка Швейцера. Чтобы прокормить семью, он совмещал обязанности пастора и врача, снова начал давать органные концерты.
По заказу одного издательства написал книгу об Африке, имевшую большой успех. Это разбудило в нем тоску о Ламбарене, о трудной, но жертвенной работе врача. Он начал готовить новое путешествие, хотя жена, занятая маленькой Рене, не могла теперь его сопровождать. У него нашлись новые помощники — прежде всего певица Эмма Мартин, сумевшая собрать по всей Европе деньги и оборудование для его больницы. Сам он между тем спешно дописывал «Культуру и этику», вышедшую в свет в 1923 году. Там излагалась новая философия, в центре которой стояло «благоговение перед жизнью». Швейцер объявлял жизнь главной ценностью, причем неважно чью — европейца, африканца или даже животного (именно тогда он бесповоротно отказался от употребления мяса).
Через год доктор вернулся в Ламбарене, к руинам больницы, поглощенной джунглями. Все началось заново — строительство, поиск санитаров, непрерывный прием больных. Швейцер сумел добиться выделения участка земли для строительства новой больницы. Рядом с ней разбили плантации ямса, маниоки, бананов: доктор пытался бороться с голодом, который был причиной многих болезней. Колониальные власти хвалили его, не забывая при этом брать налог на землю и облагать пошлинами любое ввозимое имущество вплоть до бельевых веревок. Но теперь у Швейцера были деньги и всемирная слава. Возможно, именно с него Корней Чуковский срисовал доброго Айболита, лечащего зверей, — в Ламбарене действительно лечили не только людей, но и раненных охотниками животных. Швейцер писал: «Человека можно назвать нравственным только тогда, когда он следует своему долгу оберегать все живое».
В 1928 году он отправился в Германию получать премию Гете, на которую построил в эльзасском Гюнсбахе дом, где сотрудники больницы могли бы отдыхать от африканской жары (сейчас это Дом-музей Швейцера). Когда он вернулся в Ламбарене, его встречали как героя: тысячи людей, белых и черных, столпились на берегах Огове, крича: «Да здравствует наш доктор!» Его больница стала самой большой и современной не только в Габоне, но и во всей Африке, но он не мог радоваться этому, слушая новости из Европы. Во время очередной поездки туда накануне прихода к власти Гитлера он обращался к немцам: «Не отрекайтесь от человечности, не превращайтесь в подобие автомата, управляемого чужой волей!» Позже его не раз приглашали в Третий рейх, соглашаясь даже простить женитьбу на еврейке. Одно из приглашений было подписано Геббельсом: «С германским приветом». Свой краткий отказ Швейцер закончил фразой: «С африканским приветом».
28 августа 1949 года, Франкфурт-на-Майне. Альберт Швейцер раздает автографы на улицеФото: AP/ТАСС
Курсируя между Европой и Африкой, он в очередной раз прибыл в Габон в канун войны, идущее следом судно с медикаментами было потоплено германской подлодкой. Скоро война пришла и в Ламбарене, где сражались войска маршала Петена и сторонники генерала де Голля. Последние одержали победу, а чуть позже в больнице появилась Хелена, чудом бежавшая из оккупированной Франции. Швейцер был подавлен ужасами войны, но особенно его потрясли взрывы атомных бомб, сброшенных на Японию. Это заставило его изменить давнему обещанию не вмешиваться в политику: он активно включился в кампанию за мир и запрет ядерного оружия. За что и поплатился: во время визита в США, где бушевал маккартизм, репортеры прозвали его «монстром милосердия», обвиняя во всех грехах, прежде всего в сочувствии коммунистам. Это заставило власти СССР, которые прежде не жаловали доктора как «буржуазного гуманиста», изменить отношение к нему. А в 1953 году Швейцер получил Нобелевскую премию мира — и потратил ее на постройку в своей больнице отделения для прокаженных.
На девятом десятке он продолжал путешествовать по всему миру, не поддаваясь ни усталости, ни болезням. Когда в 1957 году умерла Хелена, он перевез ее прах в Ламбарене и похоронил под окнами своего кабинета. Габон получил независимость, но любовь местных жителей к «доктору из джунглей» не стала меньше. Там он отметил 90-летие в присутствии сотен гостей со всех уголков мира. Там же умер в сентябре 1965-го и был похоронен рядом с женой под простым деревянным крестом. Незадолго до смерти он сказал: «Я счастлив, что приехал в Африку и работал здесь. Но думаю, что любой человек на моем месте мог бы сделать то же самое».
