18 февраля, на Масленицу, в арт-парке «Никола-Ленивец» в Калужской области подожгли арт-объект «Пламенеющая готика». Постройка из веток напоминала очертаниями готический храм, поэтому фотографии горящей скульптуры вызвали ожесточенные споры в социальных сетях и осуждение представителей духовенства.
Автор «Пламенеющей готики» и арт-директор парка «Никола-Ленивец» Николай Полисский в открытом обращении призвал не искать культового смысла в его работе и попросил прощения у всех, кого мог оскорбить его проект. «Такие дела» спросили мнения священника, религиоведа и самого Полисского о том, можно ли считать кощунственным костер, выстроенный в форме готического здания.
Владимир Винокуров, МГУ, заместитель заведующего кафедрой философии религии и религиоведения по научной работе
Во-первых, Масленица — праздник не православный. Во-вторых, думаю, что здесь из мухи слона раздувают. Есть третий момент, более сложный — вопрос о том, чему принадлежит готическое искусство.
В готических соборах, если художник берет готический стиль, достаточно много того, что не относится к христианству. У Гюго в «Соборе Парижской Богоматери» главный герой — алхимик, занимается алхимией. И готическая постройка, если она не связана с собором непосредственно, могла быть, условно, жилищем алхимика, даже жилищем колдуна. Нельзя однозначно соотносить ее с готическим храмом.
Этот арт-объект может быть сакральным объектом дохристианских религий. Средневековое колдовство очень поздно начинает пониматься в качестве ереси. А до этого готика связывалась с некой народной религией, народными поверьями и всем прочим.
Я думаю, что никто никакой католический костел сжигать не хотел и не собирался. Форму арт-объекта можно отнести к традиции — по форме точно. Если это неосвященный предмет, он не может быть профанирован, проклят, потому что он исходно не несет в себе сакральности. Профанировать, проклинать, совершать какие-то еще действия можно только с тем, что свято, а не просто с предметом. Это был предмет поклонения кому-то когда-то? Нет. Это вновь сделанная вещь, которая не проходила ни через какие культовые практики. Если бы там была бы хотя бы форма креста, то можно было бы еще говорить о чем-то. Хотя и здесь тоже важно, не всякий крест — это христианский крест, распятие. Сам по себе крест — дохристианский символ, он был и символом солнца, и символом птицы, то есть души. Так что здесь и арт-объект является допустимым, в соответствии с праздником, который празднуется.
Николай Полисский, актуальный художник, выходец из «митьков», мастер лэнд-арта, организатор фестиваля «Архстояние»
Пламенеющая готика — это стиль. Конечно, он больше всего применялся в культовой архитектуре. Но этот божественный огонь, он сам должен был дорисовать это все. То есть в том подмалевке, в том костре, который мы делали, ничего культового не было. Мы ничего не сжигали культового. Мы только рассчитывали, что божественный огонь действительно нам представит картинку чего-то сакрального, священного. Что здесь, собственно говоря, плохого? Моисей увидел Бога в горящем кусте. Огонь нам дал вообще бог Прометей. Огонь — это очищающее, освящающее нечто. И мы взяли в соавторы этот огонь, попросили его коленопреклоненно, и он сжег наш костер, превратив это в наше произведение.
Пожалуйста, в гуманистическом смысле можно сказать, что он создал нам какой-то такой на несколько минут град Китеж, какой-то вид чего-то величественного, чего-то духовного, чего-то высокого. Но при чем тут сжигание какого-то храма? Откуда это кто-то взял? Мы сжигали костер, но надеялись, что все мы будем потрясены видом этой удивительной огненной скульптуры, люди увидят там что-то святое, что-то важное. Мы создавали храм. Мы ничего не разрушаем.
Вообще, когда я скульптуру сжигаю на Масленицу, я не люблю сжигать что-то, напоминающее здание. И ни в коем случае это не должен быть сруб, потому что это будет ощущение горения дома. Мне казалось, что я нашел такой термин, который сам по себе содержит это понятие пламени. И это ощущение уходящего в небо огня — этот термин очень подходит тому, что я хотел бы видеть. Конечно, мне хочется на Масленицу делать что-то удивительное, что-то сильное, что-то почти народно-сакральное.
Мне кажется, «пламенеющая готика », и вообще вся готика, — она любима людьми. И мне казалось, что-то сильное может получиться именно в сочетании, вернее, в буквальном прочтении этого понятия, этого сочетания слов — «пламенеющая готика». И казалось, что именно это вот и нужно. Нужно, чтобы люди увидели какую-то тайну, чтобы люди стояли с открытыми ртами, чтобы какое-то просветление и катарсис наступил у людей. Это мое понимание искусства.
Самое главное — я никого не обманываю, и мы не сжигаем что-то святое, мы наоборот это создаем, понимаете? Это никто не хочет понять, даже близкие люди говорят: вы тут сожгли храм [в стиле] «пламенеющей готики». Мы храма не сжигали! Мы сожгли костер, который в пламени мог напоминать некую скульптуру. Я даже уже боюсь слов типа «храм». Некоторую феерическую скульптуру. Она в пламени появилась. Мы не сжигали ни одного храма, все храмы у нас на учете.
Конечно, мы будем продолжать праздновать Масленицу. Потому что на самом деле единственная у меня цензура — это то, что я несу доброе и светлое и с этой позиции не сойду, и никакие мракобесы мне не указ.
Игумен Нектарий (Морозов), настоятель храма свв. апостолов Петра и Павла в Саратове, автор книги «О Церкви без предубеждения»
Думаю, что каждый человек, организующий то или иное публичное мероприятие, не может не задумываться о том, какое впечатление произведет увиденное или услышанное на то общество, в котором он живет. И здесь уже не столь важно, что он делает на самом деле — важно, как это может быть увидено, услышано, прочитано, какой в его действиях заключается месседж. Это я к тому, что если ты сжигаешь что-то, похожее на храм, то какой смысл впоследствии объяснять, что это был не храм, это просто так выглядело? Как к этому относиться? Мы живем в настолько нестабильном, настолько хрупком мире, что любая провокация в нем мне представляется неуместной. Неважно, какие чувства она задевает — религиозные, национальные, личные.
Храм — место, где совершаются таинства, освященное особым чином. Но, помимо храма как такового, есть ведь и изображения храма — фотографии, картины, макеты и т.д. Их уничтожение тоже может иметь сакральный смысл.
Так совпало, что в последний день Масленицы, в Прощеное воскресенье, в Кизляре фанатиком-мусульманином были расстреляны прихожане православного храма в честь великомученика Георгия Победоносца. Событие, которое не может не ужасать, но вместе с тем не может оно и не заставить лишний раз задуматься: не стоит ли нам всем быть чуть внимательнее и бережнее в отношении к людям и миру вокруг нас? Не надо в нем ничего ни сжигать, ни разрушать, ни ломать… И так слишком много всего рушится.