Урок еще не окончен. Как пережитая в школе травля отражается на взрослых людях?
18 сентября в Москве в open-air-кинотеатре «Кинофлакон IVI» покажут фильм о буллинге и трудностях взросления «Милый мальчик». По сюжету молодой актер Отис Лорт c алкогольной зависимостью попадает в аварию, а оттуда — в реабилитационную клинику. Чтобы разобраться в причинах зависимости и тяги к саморазрушению, терапевт советует ему вспомнить и записать яркие моменты прошлого.
В честь выхода фильма сотрудники дизайн-квартала «Флакон» поделились личными историями буллинга. Они рассказали, как этот опыт отразился на них, а психотерапевтка Ольга Размахова прокомментировала, как работать с детскими травмами во взрослом возрасте.
Наталья Шапошникова
пиар-директор дизайн-квартала «Флакон»
Все началось, наверное, классе в пятом. Тогда все девочки стали носить каблуки, какую-то более модную одежду, трусы-стринги. А меня родители одевали как принцессу. Потом у них не было денег, чтобы покупать мне дорогие брендовые вещи, поэтому одежду покупали где-то на рынке. И меня за это буллили. Надо мной смеялись, что я не так одеваюсь, что я мамина дочка.
До 12 лет я любила куклы, и однажды мы с подругой играли на балконе. Наши одноклассники увидели, что мы играем в куклы. Меня буллили и за это, потому что в этом возрасте уже никто не играл в игрушки. Еще все очень смеялись над моей фамилией. Меня дразнили Шапкой очень часто. Один раз, когда я пришла в класс, ребята написали мелом на доске «шапка-самосранка». Это было очень обидно. А как-то мне в карман куртки положили разбитые яйца. Я чувствовала дикую обиду и злость. Мне хотелось, чтобы они все умерли.
Учителя не обращали внимания на травлю. Реагировали мои родители, они были очень разгневаны и видели, что меня это расстраивает. Они приходили в школу, общались с моими одноклассниками, но это делало только хуже. Надо мной еще больше смеялись.
Все это продолжалось до одиннадцатого класса. Тогда я начала встречаться с очень популярным мальчиком. Не знаю, что он нашел во мне, но ситуация повернулась противоположной стороной. Из какой-то непопулярной девочки, которую все не любили и буллили, я стала той, кого воспринимали нормально и с кем нормально общались. Наверное, после этого все стало меняться. Я стала более открытой, начала хорошо общаться со сверстниками.
Впоследствии мы разбирали эти ситуации с психологом и проживали их. Я до сих пор очень негативно реагирую, когда мою фамилию коверкают. Однако работа с психологом помогла мне стать более открытой, менее болезненно отвечать на критику. Раньше я очень тяжело ее воспринимала и сразу же была агрессивно настроена. Сейчас, если я не согласна, то могу спокойно объяснить свою позицию. Или же просто проигнорировать.
Во взрослом возрасте я не поднимала тему с родителями. Я обсуждала наши взаимоотношения в целом. Было очень много непонимания между нами. Я в принципе была очень обижена на них, потому что в моей юности они не пытались со мной разговаривать. Скорее, наши отношения были такими: «Я родитель, ты ребенок. Ты будешь делать так, как я сказал, и никак больше. Мое мнение — оно авторитетно».
Я была очень долго на это обижена, злилась, и у нас очень были плохие отношения с мамой. Я прорабатывала это с психологом, и у меня ушло много времени на то, чтобы в принципе простить мою маму. Сейчас наши отношения улучшились, стали более доверительными. Мама пытается меня понять, мы стараемся разговаривать.
Мужчина, переживший буллинг в школе
имя скрыто по просьбе героя
Рос я в небольшом городке на границе с населением около 40 тысяч человек. Жесткий буллинг в школе начался вместе с пубертатным периодом классе в пятом и возрастал до конца школьного обучения. Разбираясь в своей сексуальности, я в какой-то момент осознал, что мне нравятся парни, и решительно не понимал, что с этим делать. При этом продолжались поиски себя.
Как и многие подростки, я выражал свой внутренний протест через принадлежность к субкультуре и показывал это всеми возможными способами. У меня были длинные волосы, пирсинг, узкие джинсы. Стандартный подросток эмо. В итоге в подростковом возрасте я стал типичной мишенью для издевательств.
Практически все в моей школе хотя бы раз надо мной посмеялись, называли пидором, педиком. Даже самые близкие друзья, которые ко мне неплохо относились. Особенно жесткими были уроки физкультуры и раздевалка для мальчиков, которую мы делили с параллельным классом. Каждый раз мне не давали переодеться, выталкивали из комнаты: пихали, оскорбляли, но без увечий. В какой-то момент я перестал ходить на физкультуру, и в аттестате за девятый класс у меня по этому предмету тройка.
Все контакты с парнями-сверстниками рано или поздно превращались в издевательства. В те моменты я винил себя, что отличаюсь от них. Мне было стыдно, хотелось извиниться или просто исчезнуть. Последние пару лет в старших классах приходилось передвигаться по городу окольными путями или на машине. Из-за многолетних издевательств даже в коридорах школы я старался ходить под самый конец перемены, чтобы встретить минимальное количество людей.
Иногда мои товарищи заступались за меня — но они же могли через пять минут начать издеваться сами. Максимум, что выдавали учителя, — тихое сожаление и жалость, открыто за меня никогда никто из взрослых не заступался. В семье я говорил, что все в порядке. Несколько раз мы эмоционально проговаривали эти ситуации во взрослом возрасте. Мама очень расстраивалась и сожалела, что верила в мое «Окей». Но как тогда, так и сейчас я понимаю, что повлиять на ситуацию семья никак не могла. Если бы они вмешивались, было бы только хуже. Дети и подростки очень злые, и повлиять на них взрослые могут только тогда, пока они рядом. Думаю, вмешательство родителей — это дополнительный триггер к агрессии.
Травля закончилась с переездом в Москву и поступлением в институт. Этот болезненный опыт очень меня прокачал. Наверное, конфликтные ситуации мне переживать легче, чем остальным. Появился навык антикризисного общения. Буллинг в школе научил меня разрешать конфликты мирным путем, слышать человека через агрессию, понимать, сопереживать, пытаться разобраться. Сейчас я понимаю, что травля развила во мне эмпатию.
Ольга Размахова
Психотерапевт, соосновательница движения «Психология за права человека», автор книги «Социальная тревога и фобия»
Детский опыт травли сильно влияет на человека, потому что в подростковом возрасте у нас максимально складывается социальное пространство. Возникает вопрос: «А кто я?» Формируется представление о себе с более четкими характеристиками: например, я смелая, уверенная, успешная, интересная и так далее. Если в мою сторону идет буллинг, то я чувствую себя изгоем.
Как детский опыт буллинга влияет на формирование личности?
Если отталкиваться от определения «Я есть то, что я о себе помню», то установки, которые я про себя формулирую, — во многом на основе тех реакций и отношений, которые были ко мне в детстве, — будут в дальнейшем влиять на меня как на человека уже в других коммуникациях. Очень сложно будет потом отстроить другое представление о себе.
Чаще всего буллингу подвергаются дети, которые условно чем-то отличаются от большинства. Если ребенок или подросток отличается от большинства или принадлежит к уязвимой группе (например, он негетеросексуален, является мигрантом или имеет инвалидность), то это будет очень сильно давить: не сама инаковость, а то, что мы начинаем это считывать как инаковость с негативным окрасом со стороны окружающих. Это усваивается, и от этого начинает выстраиваться самооценка, самоценность и в дальнейшем — поведение. То, насколько я могу быть свободной в проявлении своих ценностей, целей и планов.
Я так или иначе опираюсь на то, кто я есть: и если я ощущаю себя неинтересной, неуспешной, слабой, тревожной, то это будет влиять на принятие моих решений в будущем. Например, если школьница подвергалась травле во время публичных выступлений, то у нее может сформироваться идея, что я — плохой оратор и не могу выступать. А по факту человек вполне мог себя прокачать и выступать очень круто. Но из-за негативной оценки других людей возникает стена перед пространством, где человек мог себя реализовать.
Как пережитая в школе травля может отражаться на взрослом человеке?
Самое распространенное последствие буллинга из моего клиентского опыта — это социальное тревожное расстройство, то, что чаще принято называть социофобия. Это негативный опыт непринятия в детстве: человек становится очень чувствительным к каким-то социальным оценкам и хочет их вообще избежать, хочет уйти от любых оценок со стороны других людей.
Это может проявляться в том, что человеку вообще тревожно находиться в публичных местах, а может быть про то, что человек пытается «не высовываться». Поднять руку в классе, сказать тост на свадьбе близкого человека — любое привлечение внимания к себе воспринимается как небезопасная ситуация. Весь его предыдущий опыт говорит, что люди вокруг небезопасны, мир вокруг небезопасен.
Одна из больших проблем, с которым сталкивается человек, состоит в том, что свобода самореализации, свобода ощущения себя в этом мире становится сильно скованной. Также может формироваться депрессивный фон, паническое настроение.
Что делать, если травля мешает мне жить?
Я думаю, что здесь моя рекомендация в том, чтобы как можно раньше пытаться с этим работать. Если это подросток, то нужно наблюдать и пытаться выстраивать доверительный контакт со своим ребенком. Не нужно говорить ему или ей, что человек сам ответственен за то, как к нему относятся. Я рекомендую родителям быть в диалоге, прислушиваться к своему ребенку и понимать, что проблема очень часто не в нем.
Часто родители решают не переводить ребенка в другую школу, и это очень плохо отражается на нем. Перевод в другую школу, новый коллектив мог бы обнулить все эти негативные плеяды. Иначе человеку приходится оставаться в этом контексте: поскольку в школе ты находишься долгое время в одном и том же коллективе, ты не можешь начать с нуля, выстроить какую-то другую поведенческую линию. В связи с этим сложно изменить отношение к себе и выйти из системы травли.
Или же можно отправить ребенка в спортивные секции, детские лагеря — дать еще один контекст, где есть другие люди. Это может дать новый опыт общения, новый опыт формирования представлений про себя. Не всегда нужно сразу бежать к психологу. Смена коллектива может дать фундамент, чтобы выйти на новую систему коммуникаций.
А что если после школы прошло уже много лет?
Во взрослом возрасте ситуация другая. Если мы осознаем последствия буллинга во взрослом возрасте, то здесь имеет смысл сразу идти к психотерапевту:
- представления о себе, сформулированные через травлю;
- тревожное расстройство, которое влияет на жизнь;
- затяжная депрессия;
- неспособность выстраивать близкие, доверительные отношения и так далее.
Я бы рекомендовала идти к психологу или психотерапевту работать с этими состояниями. Это будет эффективно и, скорее всего, не даст этому снежному кому развиться в дальнейшее, более серьезное состояние. Потому что психическое напряжение будет работать, скорее всего, таким образом, что негативный опыт не даст нам реализовать какие-то потребности. Получается, чем дольше мы находимся в этом состоянии, тем больше упускаем возможность получить опыт, который сделает нашу жизнь лучше.
Всегда хотелось спросить у одноклассников, почему они так поступали. Стоит ли с ними говорить?
Естественно, у психики может быть вопрос: «За что так со мной?», но этот вопрос нефункциональный. Очень часто абсолютно не за что. Это виктимблейминг по отношению к себе: как будто мы пытаемся объяснить и подумать, что в нашем поведении было не так, из-за чего нас так гнобили. Функционально будет не рыться в прошлом, а попытаться пойти в будущее и разобраться с тем, что меня тормозит сейчас.
Мы можем разбирать на психотерапии прошлый опыт, но додумывать за других людей, пытаться идти на коммуникацию с теми, кто вел себя к нами жестоко, — это не даст нам новый опыт качественного переживания. Скорее, это будет нас только уводить в то время.
Кроме того, скорее всего, взрослый человек не сможет объяснить, почему участвовал в буллинге. И большой вопрос, насколько взрослый человек несет ответственность за то, что буллил кого-то в детстве. Все мы меняемся, и все мы можем, исходя из контекста в школе, совершать большое количество ошибок.
Я бы рекомендовала сосредоточиться на настоящем, чтобы не застревать в прошлом в попытках решить какие-то те вопросы, а работать с собой в актуальности. Попытаться понять, какие последствия приобрел этот отпечаток в прошлом и что мы здесь и сейчас можем сделать. В современной психотерапии есть много методов работы с собой, чтобы сделать свое качество жизни намного выше.
Купить билеты на фильм «Милый мальчик» можно на сайте «Кинофлакона IVI». Промокод TAKIEDELA даст скидку 30% (не больше одного билета в заказе).
Каждый день мы пишем о самых важных проблемах в нашей стране и предлагаем способы их решения. За девять лет мы собрали 300 миллионов рублей в пользу проверенных благотворительных организаций.
«Такие дела» существуют благодаря пожертвованиям: с их помощью мы оплачиваем работу авторов, фотографов и редакторов, ездим в командировки и проводим исследования. Мы просим вас оформить пожертвование в поддержку проекта. Любая помощь, особенно если она регулярная, помогает нам работать.
Оформив регулярное пожертвование на сумму от 500 рублей, вы сможете присоединиться к «Таким друзьям» — сообществу близких по духу людей. Здесь вас ждут мастер-классы и воркшопы, общение с редакцией, обсуждение текстов и встречи с их героями.
Станьте частью перемен — оформите ежемесячное пожертвование. Спасибо, что вы с нами!
Помочь нам