«Из-за приступов горя я почти не спала»
Вера, иммигрировала в Тбилиси в сентябре 2022 года
Мы встречались с парнем с начала 2018 года, это были мои первые длительные отношения. Я приехала из другого города, у меня не было своего жилья, мне часто приходилось кочевать. После того как мы съехались, все магическим образом сложилось так, что я чувствовала себя очень хорошо. У нас был устроенный, укорененный друг в друге быт. Мне было весело с моим партнером, мы были классными друзьями.
Последние полтора года наши отношения напоминали качели. Иногда все было хорошо, но потом мы снова возвращались к проблемам, которые не могли до конца решить. Перед началом «специальной военной операции» у нас был довольно счастливый период. Но после 24 февраля 2022 года начался кризис.
Мы читали новости, происходящее не укладывалось в голове. Нам было тяжело, но мы переживали это не вместе. Мы стали отстраняться друг от друга, жить скорее как соседи, а не как партнеры. Уже летом 2022 года я начала задумываться о расставании. Но мне не хватало решимости, чтобы изменить свою жизнь и покинуть зону комфорта.
Когда началась мобилизация, я очень сильно испугалась: мне казалось, что моего парня обязательно призовут. Мы почти сразу взяли билеты в Грузию, а потом я отправила его через пешую границу еще до рейса, так как панически боялась, что мужчин перестанут выпускать из страны.
Тогда я только поступила в магистратуру, о которой давно мечтала. Мне было грустно уезжать и все бросать, я не была к этому готова. Но мне казалось, что выбора нет. Я знала, что мы с парнем плохо поддерживаем отношения на расстоянии, тем более в них и так было много проблем. Казалось, что если мы сейчас не уедем вместе, то все точно развалится.
Эмиграция спровоцировала во мне внутренние изменения. У меня появилось невероятно много раздражения по отношению к партнеру. Я стала ловить себя на том, что обижаю его и не могу это контролировать. Мы вырвались из рутины, которая была у нас в Москве, и я поняла, что мне не хочется строить новую жизнь вместе с партнером.
Но мне было тяжело сделать этот шаг. В глубине души мне хотелось, чтобы наша история была о том, как мы однажды встретились, будучи очень юными, полюбили друг друга и это продлилось всю жизнь. А история развивалась по-другому, и от этого было горько.
Еще я боялась, что партнер в принципе пропадет из моей жизни. Не хотелось терять близкого, теплого, поддерживающего человека, который меня сформировал, пусть мы и не подходили друг другу как романтические партнеры.
Спустя несколько месяцев после переезда я поехала в Россию навестить родных. Еще во время полета я осознала, что, видимо, больше не люблю своего парня, и приняла решение расстаться. В России я около десяти дней жила одна в пустой квартире, еще в тот момент я потеряла работу — в общем, было много пространства и времени, чтобы побыть с собой и подумать, чего я вообще хочу от жизни, немножко замедлиться, понаблюдать за своими чувствами и морально подготовиться к расставанию.
Когда я вернулась, парень встретил меня в аэропорту. Он меня очень сильно ждал. Мы обнялись, но я почувствовала, что что-то очень сильно поменялось во мне и я не могу вести себя так, как раньше. Будто между нами появилась стеклянная стена, как на свиданиях в тюрьме.
Мы приехали домой, и он стал меня спрашивать, что происходит: заметил, что я веду себя странно. Я начала плакать — видимо, накопилось чудовищное внутреннее напряжение от всей этой ситуации. И я ему сказала, что, кажется, мне сейчас вообще не очень нужны отношения. Он уточнил, значит ли это, что мы расстаемся. Я ответила: «Да». Потом был еще разговор, в котором я призналась, что мои чувства к нему прошли и я больше не вижу его как своего романтического партнера.
После всего этого мы умудрились отпраздновать Новый год вместе с нашими друзьями, а 1 января провели вдвоем. Мы гуляли по городу, честно разговаривали, потом вернулись домой, посмотрели фильм. Совсем не было ощущения какой-то трагедии. Мы оба были рады, что наконец-то развязали узел, который существовал в наших жизнях очень долго. На следующий день я уехала с вещами к друзьям, а вскоре нашла соседку и стала снимать с ней квартиру.
Первое время после расставания мы много переписывались, рассказывали друг другу, как у нас дела, иногда встречались у общих друзей. Мне было тяжело видеть, что он все еще смотрит на меня с любовью. Но я не испытывала той боли, которую чувствовал он, скорее облегчение.
Через несколько месяцев я вступила в новые отношения — с парнем, с которым мы были давно знакомы. Бывшего партнера это сильно ранило. Мы перестали общаться.
Только после этого меня догнало ощущение потери и горя. Я стала остро чувствовать отсутствие бывшего парня, без него в моей жизни образовалась пустота. Однажды я заправляла одеяло в пододеяльник и вдруг расплакалась, потому что вспомнила, что делать это именно так научил меня он.
Первые полгода я часто плакала. Потом мы съехались с новым партнером, и плакать стало сложнее. Его это беспокоило, но он знал, что у меня закончились долгие отношения, и старался относиться к моим эмоциям с пониманием. Иногда из-за приступов горя я почти не спала: плакала до пяти-шести утра и не могла успокоиться.
Постепенно интенсивность и частота таких приступов стали снижаться. Сейчас мне легче вернуться в нормальное состояние, но чувство потери все еще со мной.
«Была прощальная вечеринка, а на следующий день она улетела»
Юра, переехал в Тбилиси в сентябре 2022 года
На момент эмиграции я встречался с девушкой чуть больше трех месяцев. Мы жили не вместе, но проводили друг с другом почти каждый день. Я очень любил свою девушку и хотел строить с ней будущее.
Мое желание эмигрировать она поддержала и даже настояла на том, чтобы я позаботился о своей безопасности, — это помогло мне решиться на переезд. Но поехать вместе со мной она не могла, так как училась на последнем курсе университета. Мы обсудили, что она сможет переехать в Тбилиси летом, когда получит диплом.
Мы отлично общались на расстоянии: созванивались каждый день, делились новостями, заказывали друг другу еду и подарки. У нас были онлайн-свидания. Мы брали еду, зажигали свечи, включали видеозвонок и как бы вместе ужинали. Смотрели вместе кино либо созваниваясь во время просмотра, либо обсуждая фильм в переписке.
Через четыре месяца девушка приехала ко мне в Батуми. За время разлуки мои чувства никуда не делись — наоборот, хотелось наконец-то воссоединиться. В переписке мы обсуждали наши планы: она должна была провести в Грузии две недели.
Я приехал встречать ее в аэропорт и думал, что будет что-то очень милое: мы побежим навстречу друг другу, обнимемся. Но все было не совсем так, как я себе представлял. Моя девушка выглядела совершенно замученной и немного отстраненной. Я решил, что это связано с долгим перелетом.
Дома я старался окутать ее заботой: приносил ей завтраки в постель, организовывал прогулки и другой досуг. Но за несколько дней ее состояние не сильно изменилось. Я решил узнать напрямую, как она себя чувствует. Девушка ответила, что ей нужно время, чтобы снова ко мне привыкнуть и освоиться в новом месте. Я решил дать ей больше личного пространства, хотя для меня это было тяжело: я держал в голове, что наше совместное время ограничено.
В конце первой недели девушка сообщила мне, что хочет поменять билеты и уехать раньше. Она объясняла это разными причинами: тем, что начинается дистанционное обучение, а у нее нет ноутбука (я предложил ей ноутбук и свою комнату для созвонов), тем, что скучает по своей кошке (хотя ее она видела неделю назад, а меня не видела четыре месяца — и я мог бы найти того, кто поухаживал бы за питомцем). Мне казалось, что все это решаемо и, возможно, проблема в другом.
Это не было сказано жестоко, у нас обоих были слезы на глазах. Она извинялась, что так получилось. Я сказал, что это большая смелость — вот так честно сказать человеку, что у тебя на душе. Мы обнялись, у меня была прощальная вечеринка, а на следующий день она улетела. Я проводил ее, сказал, что, если понадобится какая-то помощь или она захочет еще раз приехать в Грузию, я со всем ей помогу. Я верю, что все наши чувства до ее приезда были взаимны, но что-то в ней изменилось.
Какое-то время мы продолжали переписываться. Для меня это важно: я дружу со своими бывшими партнершами. Но девушке такое общение было некомфортно, со временем оно сошло на нет. Меня это задевало. Нежелание даже дружить со мной ощущалось как еще одно расставание.
Первое время я старался занять себя другими людьми, расширял свой круг общения, ходил на вечеринки. Мои друзья меня поддерживали, я неоднократно озвучивал им все свои мысли. Но чтобы справиться с чувствами, думаю, нужно было взять паузу и не отвлекаться от самого себя. Так я просто отодвигал проблему.
В какой-то момент я попробовал пойти на свидание. Думал, что смогу переключиться на другого человека и мне будет проще. На самом деле это только ухудшило ситуацию. Девушка была чудесная, но, внутренне не завершив свои прошлые отношения, я не мог вовлечься в новые и с интересом погрузиться в жизнь другого человека.
Мне потребовалось довольно много времени, чтобы все это пережить. Удивительно, мои первые отношения длились шесть лет, но тогда расставание далось мне намного легче. С этой девушкой мы встречались всего восемь месяцев, половину из которых общались на расстоянии. Возможно, тяжелые чувства после разрыва были накопительным эффектом от прошлых расставаний.
Только спустя год я снова почувствовал себя взаимно влюбленным, все идет к отношениям. Это дает мне много светлых эмоций, чувство неудачи отступило.
Но все-таки я задумываюсь о том, чтобы обратиться к психологу. Раньше мне казалось, что справляться со всеми проблемами — моя суперсила. Но сейчас, кажется, мне не помешает поддержка, чтобы выстроить крепкие отношения.
«Наши отношения сложились бы хорошо, если бы мы изначально жили в одной стране»
Анна, переехала в Израиль в феврале 2022 года
Мой партнер родился и вырос в Израиле. Мы познакомились в 2021 году в онлайн-игре, несколько месяцев общались на расстоянии. В начале февраля 2022-го я приехала в Израиль по волонтерской программе — хотела работать и проводить время с партнером. Я планировала провести там три месяца и, если что-то пойдет не так, вернуться в Россию.
Но началась «спецоперация», и я осталась в Израиле на год. В России я занималась правозащитой, поэтому возвращаться было небезопасно.
В Тель-Авиве я волонтерила в учреждении для людей с аутизмом. На месте мне предоставили жилье и символический гонорар. В свободное время мы виделись с партнером, все было хорошо. Но постепенно отношения стали портиться.
Работа была тяжелой. Мы помогали людям с ментальными особенностями по семь часов пять дней в неделю. Иногда они вели себя агрессивно, на мне лежала большая ответственность, нужно было правильно за ними ухаживать. Я сильно уставала. После работы я возвращалась опустошенная.
На фоне стресса у меня начались мигрени. Я поняла, что просто не могу вставать с постели и ходить на работу. Мы с партнером решили попробовать оформить для меня партнерскую визу Израиля. Фактически это эквивалентно браку, просто в Израиле браки только религиозные.
Но оформление визы — долгий процесс: с момента подачи документов может пройти от полугода до года. Партнер медленно собирал бумаги. А мне нужно было где-то жить. Поскольку из-за мигрени я не могла работать, организация перестала предоставлять мне жилье. Переехать к партнеру я не могла: он жил с родителями.
Тогда я решила временно переехать в Грузию. Там у меня были друзья и коллеги из правозащиты, я делила с ними квартиру. Почти все мои вещи остались в Израиле, я была уверена, что вернусь.
В Грузии я почувствовала единение с людьми, у которых такие же взгляды, такой же жизненный контекст, как у меня. Когда появлялась какая-то ужасная новость, мы могли выйти в коридор, посмотреть друг на друга, выругаться и вернуться к своим делам. Спустя четыре месяца мои соседи начали разъезжаться, а виза все еще не была готова. Друг сказал, что переезжает в Сербию, я поехала вместе с ним.
Моего партнера смущало, что я постоянно провожу время в компании мужчин. Я пыталась объяснить, что в целом в эмиграции мужчин больше: девушки живут либо одни, либо со своими партнерами. Что для моей профессии в целом естественно, когда люди держатся «кучкой», а в эмиграции это особенно важно.
Пока я ждала визу, у моего партнера продолжалась собственная жизнь, он строил карьеру. У него был план на ближайшие несколько лет. Он жил нормальной жизнью, а я нет.
У меня был вариант вернуться в Израиль и жить там: через несколько месяцев моя виза была бы готова. Но я осознала, что не могу съезжаться с человеком, который меня не понимает. Семь месяцев назад я пришла домой после пробежки, села за комп и написала парню, что мы расходимся.
Я искренне хотела, чтобы мы хотя бы поругались на эту тему. Но партнер очень легко меня отпустил. Сказал мне перевести последний взнос за адвоката, который помогал нам с документами, — и все, как будто отрезали.
Когда начался конфликт в Израиле, я спросила, жив ли он. Он сказал: да, с ним все ок. Больше он мне не отвечал. О наших отношениях напоминают только фотографии из Израиля, которые мне подкидывает телефон: упавшие апельсины, кошки на мусорках.
Я думаю, эти отношения сложились бы хорошо, если бы мы оба изначально жили в одной стране — в России или в Израиле. Если бы мы были нормальной парой, в которой каждый занимается чем хочет, а не так, что один живет, пока другой приспосабливается.
Недавно я завела аккаунт в тиндере. В Сербии живет много парней из России, с которыми можно было бы познакомиться. Но пока я заполняла профиль, поймала себя на мысли, что Сербия не моя финальная точка. Тогда какой смысл мне заводить знакомства? Отношений на одну ночь я не хочу, а построить что-то долгосрочное не получится, если я уеду.
Сейчас, если я начинаю испытывать к кому-то симпатию, сразу останавливаюсь и задаю себе много вопросов. А этот человек, если что, поедет за мной? Где мы будем жить? Что с документами? Я подвергаю все свои романтические интенции довольно жесткой проверке. Думаю, на меня повлияли история с бывшим партнером и опыт эмиграции в целом.
«Я потратила 89 тысяч, чтобы расстаться»
Катя Иосифова, иммигрировала в Сербию в сентябре 2022 года
Когда началась мобилизация, мы с парнем встречались три года. У нас были разные периоды: иногда мы друг от друга отдалялись, потом снова сближались. Мы оба эмоционально закрытые люди, нам проще переживать сильные чувства в одиночестве.
Парень боялся получить повестку и решил уехать. Я поехала вслед за ним, так как мне были дороги наши отношения. Тем более у меня появилась возможность какое-то время поработать удаленно — я решила, что надо попробовать.
Мы выбрали Белград, потому что у парня там были родственники. Он жил в Сербии десять лет назад и знал язык. Первые месяцы было непонятно, что будет происходить в России и насколько все это затянется, так что мы решили какое-то время пожить там, а дальше решить что-то по ходу.
При переезде парень лишился очной работы и планировал искать новую в Амстердаме или Лиссабоне. Я рассматривала для себя варианты поехать дальше вместе с ним или вернуться в Россию, но не оставаться в Белграде.
В Сербии мы сначала снимали квартиру на Airbnb и делили ее с другом моего парня. Потом нашелся большой дом, и мы стали жить вшестером с его компанией. Меня устраивал такой вариант как временный. Я понимала, что мне придется периодически приезжать в Москву по работе, а с друзьями парню будет веселее.
Он считал, что это опасно, а тяжелые времена лучше переживать вместе. Переселяться из дома в квартиру было неудобно — мы делили с ребятами аренду. Парень тоже этого не хотел: ему нравилось, что можно шуметь и устраивать вечеринки. Я продолжала жить в этом доме как бы вынужденно.
Первые пару месяцев мы почти не общались. Парню приходилось решать очень много разных задач и помогать другим. Я работала. Мы были заняты делами, сидели в разных комнатах. Когда мы немного выдохнули, задумались: а как вообще у нас дела? Что происходит?
Я стала спрашивать, актуален ли наш план насчет переезда в Амстердам или Лиссабон. Мне казалось, что парень не пытается искать работу. Было очень некомфортно находиться в ситуации неопределенности. Я чувствовала, что меня как будто обманывают. Со стороны это выглядело так: «Да-да-да, все будет, но когда — не знаю, работать над этим я пока не собираюсь».
Спустя четыре месяца после отъезда мы пошли к семейному психологу. На одной из сессий парень рассказал, что работу он на самом деле ищет, но пока отклики и собеседования ничем не закончились.
Через несколько сеансов, когда мы затронули тему переезда, он наконец-то признался, что его взгляды поменялись. Если раньше мы рассматривали жизнь в Сербии на несколько месяцев, то теперь парень был не против остаться там на несколько лет. За последние годы в Белграде все изменилось, приехало много русскоязычных эмигрантов, у парня появились новые знакомые.
С одной стороны, узнать это было облегчением. С другой стороны, я понимала, что тогда наши пути расходятся. Мы несколько раз обсуждали расставание, но парень убеждал меня, что все будет хорошо, что мы еще как-то вырулим. Потом он сказал: «Наверное, я уже не чувствую, что мы должны быть вместе, я просто продолжаю по инерции это говорить».
Каждый раз, когда мне было очень плохо и я не понимала, зачем нахожусь в Сербии, я брала билет в Россию и уезжала на несколько недель, чтобы выдохнуть. За девять месяцев я раза четыре моталась туда-обратно. Я тратила на это половину своей зарплаты. Но это единственное, что я могла сделать, чтобы себя спасти: оставаться там и находиться в неопределенности было невыносимо.
Летом 2023 года я уехала в отпуск в Россию и окончательно решила, что нам нужно расстаться. Я жила одна, мы не созванивались. И вдруг я почувствовала, что мне никто не говорит, что со мной что-то не так: что я слишком грустная, слишком занудствую, сижу со слишком кислым лицом, что я неженственная, как-то не так оделась, общаюсь не с теми людьми. Я осознала, как часто партнер критиковал меня — наверное, он настолько устал от наших отношений, что выражал так свой негатив, просто не мог сдержаться. Я больше не хотела все это слышать.
После отпуска я вернулась в Белград, чтобы лично сказать парню, что мы расстаемся. Я понимала, что он об этом догадывается, но не знала, как он отреагирует.
Я потратила 89 тысяч, чтобы расстаться, попрощаться с друзьями и вернуться в Россию через пять дней. До сих пор выплачиваю кредит, но не жалею.
Сейчас мы с моим бывшим парнем иногда обмениваемся сообщениями в эпистолярном жанре. Раз в несколько месяцев он спрашивает, как дела у меня и у наших общих друзей, которые со мной общаются. Я пишу короткую сводку, он рассказывает, как дела у его компании. Мы не обсуждаем личную жизнь и какие-то чувствительные темы — думаю, это к лучшему.
Парню было важно, чтобы я не вычеркивала его из своей жизни — я так делала, когда отношения заканчивались болезненно. С ним же все прошло настолько мирно, что никаких обид и быть не могло. Но иногда переживания меня все же догоняли.
После почти четырех лет жизни вместе мне было тяжело остаться одной. Какие-то бытовые штуки, которые мы делили, пришлось перепридумывать. После расставания я осознала, что мой парень был для меня довольно близким человеком. Я была погружена в весь его лор, в его истории и компанию. Как будто большая часть жизни просто удалилась.
Иногда я просто рыдала. Спустя несколько месяцев после расставания парень прислал фотографию кофты с лягушками (мое любимое животное) из магазина в Белграде и написал: «Привет, увидел кофту, куплю и отправлю тебе». Я ответила, что кофта крутая, но отправлять мне ее не надо, — и разрыдалась. Меня расстроило, что он продолжает хорошо ко мне относиться и что в моей жизни сейчас нет человека, который заботился бы обо мне так же, как он.
Сейчас я вернулась в психотерапию, но мы не так много обсуждаем мое расставание. Я понимаю, что все, что я проживаю, естественно и со временем пройдет. Просто надо проплакаться и продолжить жизнь.
Как эмиграция влияет на отношения
Психотерапевт и психоаналитик Анастасия Рубцова говорит, что эмиграция всегда связана со стрессом: меняется привычное течение жизни, друзья и близкие оказываются далеко. Обычно, когда один из партнеров испытывает стресс, другой может его поддержать. Но если переезжают оба партнера, они оказываются в потенциально кризисной ситуации — у них может не хватать сил, чтобы помогать друг другу справляться.
«Из-за этого появляется много обид, разочарования и напряжения в паре», — говорит психотерапевт.
«Трудности могут заставлять нас цепляться друг за друга, чтобы не пропасть поодиночке. Но если цепляться за другого очень сильно, на нем останутся следы наших зубов и когтей», — объясняет эксперт.
Переезд быстро меняет людей, и это еще один риск для отношений в эмиграции. «Мы сразу получаем много нового опыта, знаний, — говорит Рубцова. — Мы пропускаем через себя чужую культуру, осваиваем новые языки, берем на себя новые социальные роли. Через два-три года эмигранты буквально становятся немного другими людьми».
Изменения могут происходить как у одного партнера, так и у обоих. Эксперт отмечает, что в среднем трансформация завершается за два-три года после переезда. В течение этого периода партнеры могут проверять, подходят ли они друг другу так же, как до эмиграции.
Если один партнер переезжает вслед за другим, роли внутри пары могут меняться, говорит психотерапевт. Например, один человек быстро находит работу в новых условиях, а другой какое-то время остается в поисках. По словам Рубцовой, это может переживаться болезненно. Например, иногда женщины переезжают вслед за партнерами, которых перевозят компании, и соглашаются быть домохозяйками, но в процессе понимают, что это не то, чего они хотят, начинают чувствовать, что не реализуют свой потенциал. Это может привести к кризису и разрыву отношений.
При этом Рубцова подчеркивает, что переезд вовсе не обязательно приводит к расставанию. На устойчивость отношений во многом влияет то, на каком этапе партнеры столкнулись с эмиграцией. «У каждой пары есть периоды турбулентности: например, когда она только складывается или переживает сложный период после рождения ребенка. Либо если у одного из супругов или сразу у обоих возрастной кризис. Бывают и периоды спокойствия. Если эмиграция пришлась на время стабильности в паре, трудности будут переживаться лучше», — объясняет психотерапевт.
Другой фактор, который влияет на то, как будут складываться отношения в эмиграции, — умение партнеров договариваться. Рубцова советует заранее обсудить изменения, которые произойдут в паре после переезда. При этом важно принимать во внимание, что под влиянием стресса человеку может быть трудно соблюдать все договоренности. Эмиграция нередко заставляет пару заново обсуждать свои цели, потребности и пожелания.
Вдалеке от дома расстаться может быть сложнее — из-за бюрократических, бытовых, финансовых ограничений. В такой ситуации не все решаются завершить отношения, даже если хотят этого. «Я видела много разных пар. Кто-то [понимая, что партнер ему больше не подходит] расставался с ним [несмотря на трудности]: для него свобода была важнее. Ощущение, что он как бы не с тем человеком, было слишком мучительным. А кто-то, наоборот, оставался в паре, потому что в эмиграции это хоть какая-то гарантия, какая-то страховка, какой-то тыл. Это тоже важное ощущение, которое может быть решающим для некоторых людей».
Как пережить расставание в эмиграции
Если в эмиграции партнеры поняли, что изменились и уже не так хорошо подходят друг другу, как раньше, расставание может пройти спокойно, без тяжелого переживания утраты. После завершения отношений человек иногда ощущает подъем либидо. Он знакомится с новыми людьми, ходит на свидания, влюбляется.
«Это совершенно нормальная история, веселая, приятная, интересная, — считает Анастасия Рубцова. — Она позволяет погрузиться в новую культуру и почувствовать себя открытыми новому опыту». При этом бывшие партнеры могут сохранять дружеские отношения, если они хотят этого.
Но бывает, что расставание приносит одному или обоим партнерам много боли, злости, чувства вины, стыда и тревоги. Человек может бояться, что не справится без этих отношений в новых условиях. Но в целом циклы горевания в эмиграции не отличаются от ситуации, когда расставание происходит на родине.
Первый годичный цикл наиболее интенсивный: люди часто думают о бывшем партнере, могут вспоминать, что делали с ним 12 месяцев назад. После второго года психика обычно полностью справляется с утратой.
Но чтобы цикл горевания запустился, важно поставить точку в отношениях. «Если мы внутренне все время к ним возвращаемся, если мы сомневаемся, что это конец, задумываемся о том, чтобы вернуть партнера, то [состояние горя] может затянуться надолго», — говорит Рубцова.
Эксперт советует не бояться посещать места, связанные с бывшим партнером. Психика будет стремиться избегать этого как чего-то болезненного. «На самом деле полезно, когда мы заново осваиваем эти места уже сами, как отдельные люди, когда новые воспоминания перекрывают старые», — объясняет психотерапевт.
Предметы, которые остались от бывших партнеров, Рубцова советует хранить только в том случае, если у них есть практическое применение или их не получается вернуть. «Одно дело, когда у нас стоит кофе-машина, которую нам бывший подарил, — рассуждает психотерапевт. — Зачем ее выбрасывать? Вещь хорошая, кофе вкусный. Другое дело, если мы храним его футболку. Наверное, одежду бывших хранить не стоит, но тут все индивидуально».
По словам Рубцовой, в новые отношения лучше вступать, когда работа горевания уже завершилась. Если партнер появился раньше, важно объяснить ему, что происходит: дать понять, что человек рядом плачет не потому, что ему плохо в новых отношениях, и не потому, что он хочет вернуть бывшего партнера. Это просто период горевания, который со временем пройдет.
Если переживания после расставания очень интенсивные, влияют на аппетит и сон, важно обратиться за психологической помощью к специалисту. «Но вообще горевание — это нормальная часть человеческой жизни, и психика вполне способна с ней справиться, — подчеркивает психотерапевт. — Да, это больно, но это не та боль, которая нас разрушает».