Крестьянское хозяйство «Колионово»: «Основополагающий принцип —взаимопомощь»

Михаил Шляпников, фермер

Михаил ШляпниковФото: Юлия Лисняк

Я анархист, читаю Кропоткина, и у него, в отличие от дарвиновской теории, все основано не на выживании, а на взаимопомощи. Наше хозяйство тоже основано на взаимопомощи: я помогаю вам, вы помогаете мне. Нынешняя же экономика основана на том, что ты должен топтать cвоих конкурентов. Мы эту ситуацию с головы поставили обратно на ноги.

Я начинал в 2007 году. Копал, сажал деревья, потом стал продавать, расширять, покупать солярку, технику. С абсолютного нуля. Средства в хозяйство вкладывали свои, и, наверное, еще 12 лет будем вкладывать, а потом, наверное, прибыль пойдет. Такой цикл — 10 лет вкладывать, потом 10 лет балансировать, а на третьем десятке уже можно получать прибыль. Это во всем мире так.

Юридически наше хозяйство — ИП. Мы соблюдаем законы, платим налоги, аренду. Но с другой стороны, мы создаем формы, которые позволяют нам не брать кредитов и не привлекать государство. Например, зарегистрированы мы в Москве, а предприятие находится в области. Таким образом, интерес местных князьков мы отсекли: сколько мы там намолотили, сколько посадили, когда посадили. Мы привлекаем необычные кредиты — долгие, от друзей. Государственной поддержкой и субсидиями мы не пользуемся.

Все это основано на честных взаимоотношениях. Грубо говоря, мы меняем наш продукт на предоплату. Вам нужны картошка, мясо, молоко, яйца. Вы сделали предоплату, и я осенью с вами рассчитался.

У нас традиционные продукты: овощи, фрукты, мясо. Еще есть большие растения для озеленения, они пользуются спросом. В этом году перестали покупать хвойные растения для озеленения коттеджей, а больше пошли яблони и с ними всякие малины, крыжовники и прочее. Мы легко перестроились и переориентировались на яблоки и ягоды.

Кроме меня в хозяйстве еще пять-шесть человек. Иерархии нет, вместо нее самоуправление, самоорганизация, свобода и самодостаточность. Для принятия решений у нас есть сход. У нас от каждого по способностям. У нас нет ни выборов, ни бюджета.

У Паши есть перепелки, у меня гуси, у кого-то свиньи, еще у кого-то куры. Мы друг с другом делимся, обмениваемся. Или, например, я не умею делать прививки, но у меня есть возможность в Интернете прочитать, как это правильно делать, и потом я этим делюсь с другими.

Продукция расходится в основном по нашим друзьям, знакомым. Мы не связываемся с логистикой, не связываемся с ритейлом. У нас, в отличие от московских рынков, нормальные цены, у нас высокое качество в отличие от того, что продается в магазинах. И достаточно простые взаимоотношения — без документов, чеков и касс. На ярмарки мы не ездим, а смысл? Наоборот, к нам люди приезжают с ярмарок. Говорят: «У вас качество, хотим у вас заказать не 100 килограммов, а 100 тонн!» А мы говорим: «Нет, мы столько не производим!»

Сегодня мы можем 50 человек прокормить, а завтра сможем прокормить 60. Это гораздо важнее, чем получить миллион рублей прибыли. Убытки, конечно, бывают, и все это решается за наш счет. Например, сгнила картошка, или дожди прошли, невозможно убрать. Беда. Ну, сгнила картошка, сели, погоревали, выпили по стакану, попечалились. И вперед — снова на работу.

Мы придумали колионы (собственная валюта), совершенно новый инструмент, который открывает прорывные возможности крестьянским хозяйствам, районам, регионам, отраслям, сельскому хозяйству. А государство косится на эти колионы так, как будто действительно они все разрушат.

Мне говорят: «Ты покайся, пойди, поцелуй, вступи в партию, стань депутатом, и все у тебя будет прекрасно». А зачем? Я вам показал красивую форму. Ваши потребкооперативы и складские расписки, ваши законы не работают и не будут работать. Вот простая форма — то, что мы в Колионове сейчас делаем. Привлекаем в сельское хозяйство долгие, длинные рублевые кредиты без процентов, с понижающимися процентными ставками. А они этого не могут принять. Тогда получается, что олигархи не у дел, коммерческие банки не у дел, чиновники не у дел. Колионы — это такой производственный инструмент, но никто про него не дал партийную отмашку, что он хороший. Завтра Путин скажет, что хороший — и сразу в Колионово попрутся все депутаты и все министры и будут думать, как помочь. Но государство не заинтересовано в развитии, поэтому мы ковыряемся тут сами, как хотим.

Кафе Fruits & Veges: «Перфекционизм и теория хаоса совершенно не совместимы»

Кафе Fruits&VegesФото: Александр Земляниченко-младший для ТД

Антон Лубны, директор, завхоз, мойщик и индивидуальный предприниматель

Я терзался, чем бы заниматься таким, что соответствовало бы моим внутренним убеждениям и за что не было бы стыдно, и мне пришла в голову мысль сделать предприятие общественного питания. Мне тогда казалось, что вегетарианство — это здорово. Соки — клевые, и не обязательно мучить животных. И несмотря на то, что я очень ленивый и обычно лежу на диване, эта идея заставила меня поднять жопу с дивана. Когда я был совсем молокосос, то жил некоторое время отщепенцем в Индии и работал несколько месяцев в баре. Это был мой единственный опыт подобной работы, а по образованию у меня девять классов.

Я продал квартиру и открыл бар. Бабло закончилось еще на стадии строительства, и пришлось ходить по помойкам, собирать доски и всякую фигню. Чуть-чуть пришлось влезть в долги. Я привлекал друзей батрачить на меня бесплатно. Пол был очень кривой, мы с товарищем купили цемент, посмотрели в Интернете, как правильно заливать, и заливали. Канализацию мы тоже сами прокладывали. Водопровод — ничего сложного, можно за 10 минут сделать, я на YouTube нашел отличное видео. Несколько раз я нанимал профессиональных строителей: на укладку плитки и на проверку того, что я сделал с проводкой.

Идея была такая: все вносят баблос, и каждый понимает, что от его решения все зависит. Каждый внес по полмиллиона, построили что-нибудь, и дальше все вместе решают и несут за это ответственность. Если все люди достаточно в своем уме, то это может работать. Но это надолго, а многие хотят гонять на скейте и учиться. Немногие собираются серьезно связывать свою жизнь с общепитом.

Что касается денег, то поначалу мы брали то, что оставалось, и делили примерно поровну. Я прикидывал, сколько надо отложить на аренду, а остальное мы просто делили. Сейчас есть стандартная почасовая ставка для всех и фиксированная ставка для администратора. Кто не опаздывает на работу, тот получает побольше. Долги раздаются. Что-то получается. Но надо бы обзавестись целью.

Поначалу мы просто думали: «Так, что мы сегодня приготовим?» — и готовили, что могли. Кирилл Лапин, который сейчас варит металл у вас за спиной, — он профессиональный повар и первое время помогал. Мы не знали, как это все работает. И тут появляется Кирюша, который, оказывается, знает и называет нас м******* и ни х** не понимающими дилетантами. Но, тем не менее, впрягается.

Кирилл Лапин:

У них было так: я — веган, дома готовил себе супчик пару раз — значит, я и в кафе могу работать. А я пять лет проработал на настоящей кухне, и когда посмотрел, как они собираются открываться и что они обсуждают, у меня глаза на лоб полезли.

Меня учили шеф-бельгиец, шеф-итальянец, и мне все равно, какую кухню готовить. Я люблю классическую столовскую кухню, и у меня всегда было понимание дешевой хорошей кухни. Но когда мы познакомились с Антошей, я уже четко понимал, что буду заниматься сваркой: я на своем веку уже много готовил для кафе и ресторанов, это неблагодарная работа. Но я увидел, что люди, которые стоят на кухне, вообще ничего не соображают. И я месяцок запойно, не отрываясь, проработал.

Все у нас что-то пробовали. Один пару дней моет пол, а потом: «М-м-м, ребят, что-то я не хочу этим заниматься». Кто-то вообще мог прийти, помогать три часа, а потом уйти. Если человек был болтливый, то его ставили на бар. Если он был ни на что особо не годен, его ставили на мойку — хотя некоторые и с этим не справлялись. Постепенно мы поняли, что есть всего четыре позиции: бармен, повар, мойщик и помощник повара. И тут уже оказалось, что каждый может встать на любое место в зависимости от того, кто пришел на работу. Антон, например, сегодня был на мойке, хоть обычно его туда не заманишь.

В какой-то момент все это было похоже на центр перевоспитания трудных подростков или центр реабилитации наркоманов. Даже на психбольницу было похоже. Но люди хотя бы поняли, что такое настоящая работа, и я думаю, что это кому-то помогло.

В итоге возник самый жесткий вопрос — о должности администратора. Примерно через полгода это, наконец, случилось: Антон стал брать на работу настоящих администраторов, которые вместо него бегали, разруливали какие-то дела, включая разгрузку мусора, вопросы с арендой, с залом, проблемы с кухней, с закупкой. Была администраторша из «Республики», но она не смогла с нами справиться. Она перфекционист. А перфекционизм и теория хаоса совершенно не совместимы.

Кафе Fruits&Veges

Потребительский кооператив «Народное здоровье»: «Солнце светит всем»

Артур Рыкалин, председатель ревизионной комиссии

Артур РыкалинФото: из архива кооператива

Я учился на экономическом факультете МГУ. Работал по специальности, преподавал. В какой-то момент я стал понимать: с экономикой что-то не так, она работает не для человека, не на развитие, что-то в ней не так настроено на системном уровне. Поиски стали водить меня по разным книгам, видео, экспертам и привели к кооперации.

Люди начали собираться в 2010 году. Кому-то кооператив был интересен, потому что это единственная форма в гражданском законодательстве, которая отвечает каким-то идеалам, ценностям, более товарищескому подходу. Кто-то видел в этом любопытную бизнес-идею. Кому-то были интересны нестандартные решения кооперативного документооборота.

Это нестандартная форма, и ее нет в экономических учебниках. У нас было желание выстроить новую экономическую схему взаимодействия. Новую — по отношению к средней по больнице. Сейчас есть максимизация прибыли, приоритет денежных целей, индивидуальных выгод над общественными, какого-то впаривания и конкуренции, а не сотрудничества.

Эскиза проекта не было, статуя шлифовалась в процессе. Мы шли вслепую и знали, что чего-то хотим, но опыта еще не было. Вопрос команды — очень сложный и самый важный. У нас сейчас культура индивидуалистическая, мы не умеем ладить, прощать, принимать, сотрудничать, развиваться, ставить общие цели и достигать. Это в целом, и мы здесь — не исключение.

Притирка была очень болезненной, в принципе, она и сейчас продолжается. Все очень разные. Кому-то нужно кормить семью, у кого-то большие амбиции, кто-то тихоня, кто-то коммерс, и ему нужны прибыль и расчеты сразу, кто-то философ. Люди приходили, уходили, ругались, не понимали. Как в жизни.

Сейчас мы работаем по принципу «солнце светит всем». К нам приходят люди, которые интересуются сыроедением, кто-то приходит вообще без вероисповедания, кто-то — из вайшнавской традиции. Еще приходят патриоты, говорят: «Мы за будущее России, за сельское хозяйство, за народную экономику». Мы сейчас стараемся не устанавливать никаких норм: общечеловеческие ценности без насилия, отторжения, критики других.

Когда было мало ресурсов и мало дел, вопросов вроде «кто поедет за молоком?» даже не возникало. Всегда понятно: это тот, у кого есть машина, и кто говорит: «Я могу, я поеду». Выставка? Все снимаемся и едем. А там уже было понятно, у кого лучше язык подвешен, а кто больше по хозяйству — фасует что-то.

Сейчас происходит прописывание, кто за какой участок отвечает, кто какую ответственность несет. Наша деятельность возросла в разы: большой ассортимент, большая база пайщиков, база выставок. Должно быть очень четкое использование ресурсов, и здесь уже не пофанишься и не похиппуешь.

Зарплат поначалу у нас вообще не было, а сейчас, конечно, те, кто трудятся, получают зарплату. Базовая зарплата примерно одинаковая. Если кто-то говорит: «Вот я у вас работал, устал, хочу свой проект», то все — он берет продукты и занимается. Понятно, что у нас нет 54-дневных отпусков, нет больших зарплат, социальных гарантий. По общерыночным условиям это, наверное, не самое интересное, но сейчас все больше людей ценят в труде не только финансовые показатели.

Пайщиков у нас уже сотни, более 600 человек. Потенциальный пайщик интересуется продуктами, которые мы предлагаем: у нас сейчас нет мяса и практически нет молочки, кооперативная лавка в основном бакалейная. Люди узнают о нас на выставках, фестивалях, через сарафанное радио, через соцсети, сайт. Заполняют заявление о вступлении. Необходимо сделать взнос 900 рублей: 400 рублей — вступительные, безвозмездно, и 500 — паевые, возвратные при выходе из общества. Кто-то интересуется и помогает нам по хозяйственной деятельности, кто-то предлагает проекты, кто-то открывает магазины от нас, кафе, пекарни. А кто-то просто покупает.

У нас есть интернет-магазин и кооперативная лавка, мы снабжаем другие магазины, участвуем в ярмарках, выставках, фестивалях. Запустили все, что нам пришло на ум. Сейчас доход в кооперативе есть, и эти деньги в основном идут на поддержку фермеров и рекламу по выставкам. За вычетом всего прибыль в хорошем месяце, наверное, тысяч 400-500.

Лавка кооператива на Октябрьском поле в МосквеФото: из архива кооператива

Сейчас на селе две основные проблемы — сбыт и кредит. В первую очередь мы помогаем фермерам рублем — со сбытом. Еще мы консультируем их, что выращивать, что востребовано, что нужно. Предоставляем информацию, помогаем находить покупателей. Кому-то помогаем с оборотными средствами под посевную, помогаем участвовать в ярмарках, выставках. Нам ценно, чтобы хозяйства росли и развивались, потому что сейчас их мало, они уничтожаются, вымирают. Наша задача на первом этапе остановить этот процесс, а на втором — повернуть его вспять и сделать так, чтобы они развивались.

По существу нам интересны вопросы крепкой и сильной России, сотрудничества и партнерства, самоуправления, народного управления, народной инициативы, ответственности власти перед избирателями, некие социальные идеи. Интересны идеи самостоятельности, инициативности, ответственности и понимания, что все разные и не надо всех под одну гребенку. У нас равенство не в том, что все ровные, а в том, что каждый занимается тем, что делает лучше всех.

Есть две крайние точки — это сильная иерархичность и хаотичная анархия. И есть среднее между ними. Наш опыт и горизонтального, и вертикального, и смешанного управления показал, что все зависит от людей и от команды. Где-то нужен четкий контроль и администрирование, где-то — максимально притормозить, ослабить контроль и дать инициативу. Естественно, мы за то, чтобы каждый член общности был очень ответственным, инициативным и сильным, но это не всегда получается, не всегда и не всем это нужно. До истинной кооперации нам еще расти, расти и расти.