Машина «Скорой помощи». Автомобили службы спасения. Гигантская оранжевая палатка с теплопушками, у которой суетятся люди в форме МЧС. По обеим сторонам площади сразу несколько походных кухонь: на одной — чаны с крепким сладким черным чаем из расчета котел на шестьсот человек, на другой — банки говяжьей тушенки и буханки черного хлеба. В центре извиваются две очереди — та, что подлиннее, – в кассы, и вторая, в половину первой, — для тех, кто успел заблаговременно обзавестись электронными билетами.

Последнюю неделю новости из Третьяковской галереи на Крымском валу напоминают сводки с горячих точек.

Посетители выставки Серова выломали дверь в Третьяковку. Совет по правам человека попросил продлить выставку Серова на месяц. Продление выставки невозможно по независящим от музея причинам. Пресс-служба галереи тоже прониклась риторикой чрезвычайной ситуации, — в обращении к посетителям в Facebook фигурировали слова: «Одевайтесь тепло, сохраняйте спокойствие».

«Собиралась специально как в бой. Приготовилась с вечера, — достала все, что должна надеть, и поверх примерила шубу, влезу ли» — жизнерадостно рассказывает Марина Афанасьевна, инженер в одном из московских НИИ. Подумала даже о других: захватила запасной пуховый платок и бутылку коньяка. Коньяк кстати: первые ряды к открытию музея в субботу, 23 января, провели в очереди уже около двух часов, — собираться люди начали около восьми утра. Рядом с Мариной Афанасьевной — Вань Динчэн, 19-летний китайский студент Академии художеств в Петербурге, специализирующийся на портретах и пейзажах. В Москве он впервые и по неопытности приехал без шапки и в легком пальто. Студенту совершенно очевидно невыносимо холодно, но сдаваться Вань Динчэн не собирается. «Серов очень famous, — на ломаном русском объясняет он. — Даже в Китае».

Пункт обогрева для посетителей выставкиФото: Сергей Бобылев/ТАСС

Выставка Серова стала самой посещаемой в истории России и СССР, на ней уже побывали 440 тысяч человек. Гардероб Третьяковской галереи на Крымском валу рассчитан на цифру куда меньшую — 1200. К тому же часть фойе, объясняет начальник отдела по связям с общественностью музея Лара Бобкова, из соображений безопасности необходимо держать свободной, чтобы не смешивались очереди за билетами, в гардероб, в кафе и в туалет. Проход очередной группы людей сквозь металлические кордоны периодически сопровождается криками «ура!» — так в кино выглядят штурмы крепостей.
Очередь на Крымском валу стоит не впервые, по воспоминаниям еще одной сотрудницы музея, на Левитане даже была драка.

Впрочем, пальма первенства тут едва ли у Третьяковки: люди в очереди охотно вспоминают, как стояли на Караваджо («четыре часа под дождем, а там всего-то девять картин было»), Пикассо, Сальвадора Дали, Тернера, кто-то припоминает даже привезенного в 2007 году Модильяни, — Пушкинский музей издавна славится проблемами с пропускной способностью. Никаких упреков в адрес музеев при этом не слышно, все преимущественно винят себя: «Мы разгильдяи, россияне»; «До последнего дотянули».

Уже к одиннадцати утра оранжевая палатка, куда с помощью теплопушек подается горячий воздух, заполняется полностью. На одной из полевых кухонь как раз поспевает гречневая каша с тушенкой. Раздают ее члены Российского военно-исторического общества: оно занимается установкой памятников, организацией выставок, фестивалей и лагерей для подростков; из последних проектов — обсуждение военно-патриотического туризма в рамках Недели импортозамещения в Петербурге. Полевую кухню разбили по личному поручению председателя общества, министра культуры России Владимира Мединского; в качестве благодарности стоящих на раздаче пообещали пропустить на Серова после закрытия музея. Занимается общество и исторической реконструкцией, наверное, поэтому за гречку с тушенкой отвечает мужчина в форме сотрудника НКВД образца 1941 года. Инициатива исключительно благотворительная, – спокойно поясняет он: «Для людей все бесплатно, мы за счет ресурсов, которые у нас есть, сами все организовали. Расход небольшой, это мелочи».

Полевая кухняФото: Нина Назарова

Каша имеет успех. «Приду домой, точно такую же хочу сделать. Тушенку куплю. Если бы туда еще лука пережаренного добавить» — говорит Марина Афанасьевна. Триста килограммов сметают в течение получаса. Опоздавшим остается греться чаем, его раздают щедро, и очередь вскоре обнаруживает, что биотуалетов рядом с музеем нет.

Сотрудники МЧС пожимают плечами, советуют подойти к служебному входу и попросить охранника пропустить в здание. По очереди проносится шепот, что в качестве альтернативы можно заглянуть в кафе Cervetti.

Вань Динчэн от гречки с тушенкой наотрез отказывается и сетует, что сам виноват: забыл дома студенческий, по которому его, как студента художественного вуза, должны пропускать бесплатно и без очереди. Его шестеро более ответственных однокурсников-китайцев сейчас как раз осматривают экспозицию. «Мы ему сразу сказали: закутайся скорее, а то замерзнешь, — переживает Марина Афанасьевна. — Нет, говорит, у меня только телефон мерзнет. Постоял-постоял, смотрим, уже синий становится. Я ему пуховые варежки свои дала, потом заставили шарф на голову надеть. Спасли!» Вань Динчэн улыбается из последних сил: «Я благодарен этой очереди за возможность узнать, что русские люди очень добрые».

Объяснений возникшего вокруг Серова ажиотажа набралось немало: продуманная кураторская работа, работающая на миф о золотом веке российской истории; грамотная пиар-кампания музея; визит Путина; наконец, возможность увидеть малодоступные работы. Михаил Львович, инженер на пенсии, вместе с сыном приехал из Тулы. Чтобы попасть на Серова, он сел на электричку, отправляющуюся в Москву в 7.20 утра.

–На Коровина мы приезжали, людей было мало, — невозмутимо поддерживает он светскую беседу с соседкой. — У меня просто пулемета нет, был бы пулемет, тут бы тоже было мало. Я Серова люблю, а людей-то, в общем, нет.

–Тут я с вами соглашусь, — хохочет интеллигентная пожилая дама.

Большинство людей в очереди, впрочем, не вспоминают о редких работах, а отвечают просто: «Народный художник, знакомый с детства». Народным Серов является еще в одном смысле, о котором в очереди вспоминают не раз и не два, — одна девушка на вопрос: «Что вас заставило пойти на выставку в такой мороз?» отвечает коротко: «Я импрессионистов люблю». Серов в массовом сознании успешно заполняет лакуну «русского импрессиониста», которые давно превратились едва ли не в главных народных художников. Еще одна девушка, добравшись наконец до заветной двери, ликующе говорит своему приятелю: «В следующий раз готова на морозе только ради Моне стоять!»