Диагноз «рак груди» мгновенно выбил мою бабушку из колеи. В начале нулевых она перенесла операцию по удалению молочной железы — на фоне диабета и сама операция, и те два года жизни, что были отведены после, дались ей очень нелегко. Она жила в деревне вдалеке от нас, и единственной поддержкой для нее был мой дед — ну и мы с родителями. Родители не могли приезжать часто, а я торчал около бабушки с дедом все школьные каникулы. В какой-то момент у нее развилась лимфедема — куда позже я узнал, что это типичное осложнение после подобных операций. А пока что я был мал, и меня забавляло, что рука у бабушки неестественно раздулась и отекла от жидкости. Я мог подойти к ней и слабо надавить пальцами на отек — некоторое время после этого на ее руке оставались следы.

«Вот видишь, у меня рука стала как подушка», — говорила мне бабушка и пыталась улыбаться.
Потом дед принес ей длинную лыжную палку с петлей на конце — она хваталась за нее, чтобы держать руку на весу, и так сидела часами. Отек от этого не спадал, но бабушке казалось, что спадал — ну и хорошо.
С тех пор прошло уже пятнадцать лет. Я закончил школу и вуз, занялся журналистикой, несколько раз посещал хоспис, в котором бабушка провела последние дни, и даже писал о его проблемах разные тексты. Но только на этой неделе я узнал, что рисование, лепка, шитье и любые другие занятия, связанные с развитием мелкой моторики, могли бы противостоять лимфедеме. Это было так просто, но почему-то никому из нашей семьи не приходило в голову.

В конце концов, нам пришлось отвезти бабушку в хоспис. Я помню пермский хоспис начала нулевых — туда попадали, чтобы просто умереть, и там вряд ли могла идти речь о полноценной паллиативной помощи или облегчении страданий. По счастью, в тот период в хосписе каждый день бывала сестра из ближайшего монастыря, которая становилась для больных и их родственников психотерапевтом, сиделкой и священником в одном лице. Я помню, как она собирала своих подопечных в холле, вовлекая их в общение и в какую-то коллективную осмысленную деятельность. Она пыталась. Ей никто не платил. Это было ее послушание.

Мне очень нравилась эта женщина и ее непомерные старания, но даже тогда я их недооценивал: совместные вечера в хосписе казались мне не более чем способом развеять скуку.

Теперь мне кажется, что я слишком многое упустил. Так, наверное, всегда кажется людям, которые перенесли смерть близкого. Всегда есть что-то, что мы не успели сказать или сделать. Тем более, когда речь идет о таких простых вещах, которые мы могли бы им подарить — например, приобщить к нехитрому творчеству, которое стало бы для них отличным средством психотерапии.

Да, я рассказываю о негативном и трагическом опыте. Рисование картинок и рукоделие, возможно (да и то не факт, учитывая, какую громадную роль могут сыграть воля и интерес к жизни), оказались бы бессильны против метастаз, которые в итоге победили. Но даже тогда эти занятия сыграли бы роль паллиативной помощи, отвлекли бы и увлекли, сделали бы последние месяцы жизни бабушки более комфортными, а лимфедему — более терпимой.

 

К нашему общему счастью далеко не все истории заканчиваются так. 98% женщин с диагнозом «рак груди» выздоравливают, если рак удается обнаружить на ранних стадиях. Рак можно победить, его нужно стараться победить, а идиотский журналистский штамп «страшный диагноз» должен быть забыт, потому что страх— первое, что предстоит победить. Даже в тех счастливых случаях, когда операции заканчиваются успешно, а терапия приносит свои плоды, у женщин остается множество препятствий на пути к нормальной и полноценной жизни, и со многими из них — со страхом, с неуверенностью, с отчуждением — справиться бывает не легче, чем с раковыми клетками. И на этом пути они часто — слишком часто — остаются одни.

Вы знаете, как это бывает. Кого-то в самый трудный момент бросают мужья. От кого-то отворачиваются близкие, потому что рак — это всегда испытание и для близких тоже. Кто-то сам опускает руки, решив, что больше не соответствует каким-то эфемерным стандартам женской красоты. За всем этим следуют депрессия, равнодушие к жизни, апатия — закончиться это может чем угодно. Создатели благотворительной программы «Женское здоровье» могут привести массу историй из жизни своих подопечных, и все они об одном: о растерянности и непонимании, как жить дальше. Как жить, когда тебе предстоит операция и химиотерапия, и как жить, когда уже прошедшая операция навсегда изменила твой внешний облик.

Каждый из нас может помочь женщинам, переживающим или пережившим недуг, ответить на этот вопрос. Все, что от нас требуется — собрать деньги, чтобы обеспечить как минимум полгода работы групп арт-терапии и психологической поддержки. На это нужно чуть более миллиона рублей. Не так много, если учесть, что в эту сумму входит оплата работы двух психотерапевтов в Москве и Орле, аренда помещений для психотерапевтических групп и расходные материалы — краски, батик, оборудование для лепки и глина…

В этом нет ничего сверхъестественного, правда? Речь идет об обычных, уставших и ищущих поддержки женщинах, которые столкнулись с необходимостью бороться за жизнь. И в рамках этого сбора мы не просим для них лекарства против рака, дорогостоящих препаратов или медицинских приборов. Мы просим подарить им возможность иногда собираться вместе, рисовать, заниматься батиком, лепить из глины, общаться с психотерапевтом и поднимать друг другу настроение.

Это очень мало — всего лишь нехитрые человеческие потребности в общении и в творчестве. Но их реализация поможет многим женщинам пережить тяжелейшие жизненные моменты. Справиться со страхом и растерянностью они смогут с нашей помощью, которую вы можете оказать прямо здесь и сейчас.

Сделать пожертвование