Вернувшись в Дахаб с летних российских каникул, я первым делом звоню молочнику. Завтра утром он привезет мне десять литров домашнего молока с фермы и полкило сливочного масла. Я прокипячу молоко и разолью по бутылкам — потом решу, что с ним делать дальше. Домашний кефир, ряженка, сметана, сыр… — на первое время этого должно хватить. Не помню, что я здесь ела, пока не стала сама делать творог. Кажется, я голодала.

Зато у меня море во дворе (в Дахабе все еще можно жить прямо у Акабы, залива на севере Красного моря, который отделяет Синайский полуостров от Аравийского, — и не в гостинице, а дома), огромные манго весом до килограмма и отсутствие желания лететь куда-либо прямо сейчас (потому что самолет, который вылетел из ближайшего аэропорта пару дней назад, рухнул где-то в районе Северного Синая), и опустевший к ноябрю, уже остывающий на почти постоянном ветру, незнакомый и удивительный город, где я проживу следующие три года.

Море и солнце даруют многое — и компенсируют, особенно первое время. Сначала есть не хочется совсем (жара). Плаваешь, стройнеешь, «очищаешься» (только фрукты), легчаешь, потихоньку дичаешь (финики прямо с пальмы, пшеничные лепешки только из костра), слабеешь, грустнеешь, прозреваешь… Прислушиваешься к шуму моря и сквозь него различаешь звон ударов гаечного ключа о сталь: в открытых грузовиках развозят газовые баллоны для кухонных плит, и мне нужен один, как знак того, что я не на курорте — я здесь живу.

Рыбный тариф

Еще лет двадцать назад Дахаб был полностью бедуинской деревней (сейчас только наполовину) — никаких отелей, ресторанов, пляжей. Пальмовый лес до моря, считанные магазины, где можно было купить растительное масло, уксус, рис, муку, сахар, чай, спички — и все. Чтобы позавтракать, нужно было обойти несколько бедуинских дворов в надежде, что хозяйка испекла хлеб, курица снесла яйцо или рыбаки поймали что-нибудь рано утром.

Фото: из личного архива

Кстати, ловить рыбу в сколько-нибудь значительном количестве легально могут по-прежнему только бедуины — часть коренного населения страны; они имеют право выходить на лодке (по лицензии) или ставить сети, например, на тунца. Ловят для своих семей и ресторанов. Сейчас рыбу иногда можно купить в двух-трех лавках, которые работают безо всякого режима, расписания и гарантии свежести (улов замораживают — и оценить глаза и жабры уже невозможно), плюс к тому, свежей рыбы может не быть, потому что ее не ловили, а может, тунец ушел… Он, кстати, уходит с похолоданием воды — и это один из признаков зимы. То есть заполучить на стол то, что плавает прямо за калиткой (Красное море исключительно живое, и рыбная глубина начинается близко к берегу), не так просто.

Виго, египтянин, совладелец ресторанчика на набережной в туристическом районе (в Дахабе в основном египтяне ведут ресторанный и отельный бизнес, но ловить рыбу им запрещено), говорит, что каждый может выйти в море или к морю с удочкой и попробовать рыбачить. Необязательно он будет задержан полицией, необязательно заплатит большой штраф (если будет задержан), необязательно маленький (это индивидуально — по настроению, по акценту, «по одежке»). Но для владельцев ресторанов, где основа ассортимента — конечно, рыба, кальмары, осьминоги, лобстеры и крабы, которых тоже добывают в основном бедуины, — это означает, что закупочная цена может разниться в зависимости от улова и настроения весьма непредсказуемо в рамках приблизительно установленных цифр. Для посетителей это означает примерно то же.

Если дома рыбы нет, я иду в одно и то же заведение: там я ни разу не травилась (это критерий). Для меня, как для «локал» (того, кто живет тут более-менее постоянно), специальная цена в полтора-два раза ниже, чем в меню. Наши отношения с Виго прошли путь от «вэлкам, хабибти» к «хелло, май френд», а потом и «май систер» — когда я могу спокойно и в одиночестве сидеть сколько угодно и чувствовать с облегчением, что, хотя кое-какие надежды местных утрачены, ребята продолжают меня оберегать от попрошаек и наглых котов и приберегать мне столик у самой воды; угощать чаем, делать комплименты из десертов и обижаться, и ревновать, если я поем в другом месте.

Все свое вожу с собой

Живя здесь, обрастаешь полезными знакомствами. Появляется бедуин, который рыбачит и для тебя. Научаешься принимать улов из сетей, хлеб из очага (наивкуснейшие тонкие и размером с газетный разворот лепешки пекут бедуинки, жены знакомых рыбаков, сидя на корточках у кирпичных печей у себя во дворе); хотела бы сказать — дичь из рук охотника, но вот еще был случай.

Фото: из личного архива

Подруга болела и попросила приятеля египтянина принести с рыночной площади курицу. Уточнила, что хочет не замороженную. Болеет же, так чтобы не готовить. Но добавила лишь: курицу целую, и чтобы нес не мешкая, пока не остыла. Он и принес: целую (без головы), только что ощипанную, еще теплую.

Эти теплые тушки, кстати, в готовом виде имеют легкий, но непривычный, специфический вкус. Многие «из наших» до сих пор не осмеливаются с ними возиться — покупают замороженных. А живые куры сидят в клетках прямо в лавке до поры. Убойный процесс скрыт от глаз прохожих невысокой стойкой. Так же сидят голуби и кролики. Одна моя знакомая, вегетарианка, как-то пыталась спасать эту живность: голубей покупала и отпускала, а с кроликами ее дети возились дома. Правда кролики все были больные и дохли.

На этом фоне в Дахабе процветает кулинарный гений. Он просыпается в самоотверженных попытках русских превратить несуществующий творог в запеканку или сотворить из всех имеющихся вариантов муки подобие черного хлеба. С молочкой здесь — проблемы. Она тут —пальмовое масло, и мы это знаем, так как сметана не растворяется в воде, а мягкий сыр прилипает ко рту и к посуде несдираемой жирной пленкой. Эмигранты разобрались с этой проблемой при помощи украинских заквасок в виде порошков в маленьких стеклянных пузырьках (для всего — от кваса до теста), а с выпечкой — с помощью российского солода, вот только в последнее время пропала подходящая мука.

Значительную часть содержимого прибывающих сюда чемоданов составляет провиант или вот это все необходимое, чтобы восполнить отсутствие провианта. А иногда добрые люди с большим разрешенным авиакампанией весом багажа привозят крупы, мед, «Бабаевский» шоколад и «Бородинский» хлеб — и распродают по случайным ценам.

Всплеск кулинарного мастерства местного «неместного» населения случается в пятницу: праздничный день, официальный выходной, ярмарка и повод для встречи. На еженедельном маркете можно добыть полное разнообразие бабушкиного домашнего меню: пироги и пирожки, пельмени и селедку под шубой, квашеную капусту и копченую скумбрию, пряники и безе, медовики и сметанники; а также песто и урбечи, эклеры и профитроли, а еще торты, киши, суши — все домашнего производства и конкурентного качества. Тут заметно, как активно противопоставлены наши пищевые привычки местным фалафелям и кошари (нечто из риса, макарон и чечевицы, смешанных вместе и приправленных томатным соусом, уксусом, чесночным соком и зажаренным до хруста луком), которые в Москве экзотика в копеечку, а здесь копеечный канцероген.

Фрукты круглый год

Фото: из личного архива

По субботам с севера Синая приезжает машина с овощами и фруктами (благодаря дождям средиземноморский городок Эль-Ариш имеет обильный источник воды для сельского хозяйства). На тысячу в пересчете на российские рубли с машины можно купить до 15 килограммов овощей и фруктов, включая яблоки, виноград, кое-какую зелень и свежие оливки (да, и самостоятельно их мариновать). Никто особо не проверял эти урожаи на содержание нитратов и пестицидов, нам достаточно того, что фрукты и овощи здесь круглый год. Однажды делали замеры, по которым оказалось «лучше, чем в Индии». Согласились, что весь возможный яд сосредоточен в основном в кожуре, которую нужно хорошенько мыть с мылом, споласкивать питьевой водой, счищать, не жалея — и собирать для бедуинских коз, которые бродят по улицам и жуют картон. Иногда фрукты действительно пахнут какой-то хлоркой. Довольно часто пахнут сами собой. А время от времени довольно безвкусны: сахар и вода.

Словом, при определенной сноровке и прыти можно найти и купить необходимое. Но не все. Нет чая, шоколада и черного хлеба, нет творога, нет меда, кто не выезжает из Дахаба, как шахтеры в забое сидят на манго и арбузах, мечтая о гречке и пшене (однажды по перловке я соскучилась так, что скулы сводило), нет также трусов маленьких размеров, но об этом в другой раз. Иногда с прилавков пропадает молоко, а в прошлом году по неведомым причинам на несколько недель пропал сахар…

Зато в пустыне растут орегано, хабак (полезная травка, запахом и вкусом слегка напоминающая мяту) и мармарея (родственник шалфея). Недавно начался сезон клубники (еще один гастрономический признак зимы).

Что касается чая, то мне нравится кенийская чайная пыль, которую пьет местное население, заваривая на костре из чего угодно прямо на дороге во время укладки труб в отелях, в кафе и ресторанах — густо и с сахаром…

У меня имеется газовый баллон, но время от времени я развожу во дворе костер и готовлю рыбу, запеченные овощи и финиковое печенье. Если совсем невмоготу, можно слетать поесть в Турцию или сходить в Израиль. И подруга собралась сюда на праздники — закажу ей мед и шоколадки… Но вот вчера в саду шел метеоритный дождь — и это одно из множества напоминаний, что мы не из-за еды выбрали здесь жить.

Хотите, мы будем присылать лучшие тексты «Таких дел» вам на электронную почту? Подпишитесь на нашу еженедельную рассылку!