Настоящая мама

В Настиных детских воспоминаниях нет маминых поцелуев и заботливых рук. Нет ласкового шепота: «любимая», «родная», «моя сладкая». Нет воспоминаний о том, как бежишь от кошмаров из своей кроватки к маме под бок — и чувствуешь себя в безопасности. Настины воспоминания начинаются с дома малютки, куда ее отдали в два года. Они короткие, броские, вызывающие слезы.

Стеклянные бутылочки с молочной смесью, которую Настя не любит. Она отталкивает бутылочку, но чьи-то большие руки запихивают ее обратно Насте в рот. Молоко течет по лицу, смешиваясь со слезами.

Мыло жестко елозит по Настиным щекам, отмывая молочные сопли, попадает в глаза, щиплет. Неприятно, больно.

Настя помнит крик: «Засранка! Опять обгадилась!» — и шлепок по пояснице, по попе, рывок за руку.

Еще Настя помнит себя на полу в маминой комнате. Мама скоро должна вернуться из магазина, но вместо нее приходят двое мужчин. Один из них достает конфету и протягивает: «Иди сюда, возьми!» Крепкая рука хватает Настину ладошку. И вот она снова без мамы, ревет в своей кровати в доме малютки. Позже Насте расскажут, что мужчины были полицейскими: мама воровала ее из учреждения несколько раз, и всякий раз они возвращали Настю обратно.

Когда Настя подросла, она узнала от воспитателей, что ее мама — алкоголичка. И поэтому она не может быть мамой. Но мамами могут быть другие люди — они обязательно придут и заберут ее домой. И они действительно приходили: разные женщины, ласковые, желающие сделать Настю частью своей семьи. Всего в Настиной жизни семей было четыре.

Четыре мамы

Первый раз ее забрали в семью из детского учреждения в Безенчуке. Настя была рада — в детдоме ей не нравилось. «Я не видела нигде такого беспредела. Девчонки поступали, и их сразу насиловали старшаки-парни, — рассказывает она. — Я заехала туда во втором классе, мне было лет восемь, ко мне относились хорошо, потому что была маленькая. Сейчас этот детдом уже закрыли, а тогда меня оттуда забрала на лето семья казахов в деревню. У них были свои дети, младше меня, я с ними сюсюкалась. А потом случайно пшикнула им что-то в глаза — духи, кажется. Мы бесились, я не нарочно. Меня от***дили и сразу отвезли обратно в детдом».

Чуть позже Настю забрали в другую семью, в эту же деревню. Она не рассказывает об этом подробно: коротко упоминает про оскорбления, говорит, что было очень неуютно. Обратно в детский дом она попросилась сама.

В третий раз Настю позвала к себе тетя Марина. Идти в семью Настя уже не хотела: «Хватило, спасибо», но тетя Марина приходила снова и снова. И убедила девочку, что у нее ей будет хорошо.

Насте было уже двенадцать лет. Она называла тетю Марину «мама Марина». Привыкла, освоилась. И только почувствовала себя частью семьи, как муж тети Марины напился и зажал Настю в угол в сарае. Она вырвалась, убежала. Через несколько дней он снова начал приставать. Настя не знала, как поступить. Не хотелось расстраивать маму Марину: «Лучше уйду молча в детдом, не буду разрушать семью». В итоге не стала молчать, и тетя Марина даже поговорила с мужем. Но Настя все-таки снова оказалась в детдоме: говорит, что не помнит, ушла сама или ее вернули.

Четвертой была Тамара. Она увезла Настю и еще двоих мальчиков-подростков в большой загородный дом.

«Она как-то по пьяни дала мне пять тысяч. Мол, сохрани, спрячь. На следующий день говорит: “Дай деньги”. Отдаю. Она: “Почему тыщи не хватает?” — “Сколько дали, столько и отдаю”. — “Сознавайся, сука!” И от***дила меня шнуром. После этого стала меня бить очень часто… Я начала в школе куролесить, не слушалась, на меня стали жаловаться. За жалобы меня тоже били».

Доставалось не только Насте, с мальчиками у Тамары тоже был разговор короткий: чуть что не так — хваталась за шнур. «У нее в зале был стеклянный сервант, — рассказывает Настя. — Я каждую субботу делала генеральную уборку, весь дом был на мне. И вот как-то пыль вытирала и расколола стакан. Поставила его так, чтобы было незаметно, но она спалила: “Кто это сделал?!” Я не сознавалась, страшно было. И вот она бьет ремнем, бьет, бьет — проще сознаться, чем терпеть. В туалете в школе я девкам показывала синие следы на коже, они мне говорили: “Ты че терпишь, уходи!” Но она же нормальным человеком была сначала! И я не уходила, думала, может, она изменится. Может, снова все наладится».

Не наладилось. Как-то пьяная Тамара зашла в Настину комнату ночью и начала колотить ее, спящую, ручкой от швабры. Настя заверещала, в комнату залетел один из парней, оттащил. После этого Настя обратилась в опеку и снова оказалась в интернате.

«Дурочка»

В интернате начала пить — от скуки: «Времени свободного было много, делать было нечего. Я пила от безделья. Иногда мы убегали и воровали. Одну девчонку я на улице гопнула на 28 тысяч, забрала кошелек. А потом я чуть не умерла».

Настя вспоминает, как какие-то пацаны угостили ее и других воспитанников беленой: «Ешь и балдеешь». Настя съела. Как обещали, начала балдеть. А потом отключилась. Проснулась в больнице и узнала, что три дня пролежала в коме.

Начались расспросы. Настя ляпнула, что хотела покончить жизнь самоубийством. И ее отправили в психиатрическую больницу. «В дурочке все неадекватные, как зомби. Страшнее места я в жизни не видела. Детей пичкали таблетками, закалывали, они были невменяемые все. Первое время я ела таблетки, которые мне давали. И сразу падала — тело отказывалось слушаться. Испугалась, что стану овощем, что останусь там навсегда, и начала выплевывать лекарство. Вела себя тихо, через месяц меня отпустили».

Не алкоголичка

Насте было пятнадцать лет, когда она узнала, что на самом деле ее забрали из дома не из-за пьянства мамы, а из-за маминой болезни. Что мама попала в автокатастрофу, сильно повредила голову и осталась ментальным инвалидом. И что у Насти есть младшая сестра Женя, которую тоже маленькой отдали в детский дом.

«Адрес мне дала женщина, которая работала поваром в интернате, где содержалась моя сестра. Я зашла в подъезд, нашла дверь, постучала. Открыла женщина, такая худая, неухоженная. Из квартиры шел неприятный запах. Я на нее посмотрела, развернулась и пошла. А она мне: “Стой!” — и смотрит, смотрит на меня. Потом говорит: “Тебя Настя зовут? У тебя день рождения 23 сентября?” Я говорю: “Да”. Она: “Дочка!” И я убежала. Я не испытала к ней никаких эмоций, кроме жалости».

После той встречи Настя еще несколько раз ходила к маме. Пыталась о чем-то говорить, но разговора не выходило — мама плакала, Настя смущалась. Чувств к ней у Насти по-прежнему не было, и она перестала ходить.

Недавно Настя узнала, что мама теперь живет в пансионате для душевнобольных. Расстроилась, заметалась. «Представляешь, я ведь всю жизнь винила ее, ненавидела: “Вот, алкашка!” А она не виновата ни в чем была! Если бы не инвалидность, она бы меня не бросила! Я даже думала о том, чтобы оформить над ней опекунство, но говорят, в пансионате под присмотром ей будет лучше».

Зона

После отравления и психбольницы Настю перевели в детдом в Самару. Новое место, новые люди. Никто не спросил, хочет ли она там жить. Настя переступила порог — и расплакалась. Подошел мужчина, погладил по голове: «Понимаю, тяжело. Если что — ко мне приходи, я тебя в обиду не дам». Это был Стас Дубинин. Сейчас он руководит центром взросления «Теремок» — это проект общественной организации «Домик детства», которая помогает выпускникам детских домов вставать на ноги. Стас с первого дня стал для Насти семьей, но она это поняла намного позже.

После детдома Настя поступила в училище. Жила в общежитии и украла у соседки, домашней девочки, деньги. Завели уголовное дело, дали год условно. Настя должна была отмечаться в полиции каждый месяц, без пропусков — и отмечалась, пока ее на все лето не отправили в лагерь вместе с другими детдомовцами. Каждое лето одно и то же: жесткий режим, утренний подъем, зарядка, игры, от которых тошнит. Настя сбежала. Жила у подруги. Вместе они грабили людей на улицах и «разводили на деньги» мужчин.

«Грабили только тех, кто выглядел прилично. Вот идет чика в дорогих шмотках, я понимаю, что она не бедная, и ворую. А у тех, по кому видно, что бедные, я никогда ничего не отбирала. Понимала, что, может, это последние деньги, а дома дети голодные… С мужиками вообще было просто: знакомишься, идешь в кафе, ешь, а потом сваливаешь».

В конце лета Настя поняла, что жить такой жизнью не хочет. Что хочет учиться.

«Меня повезли на малолетку. Там мне исполнилось восемнадцать, и должны были перевести во взрослую тюрьму. Я боялась, что меня там убьют, и стала узнавать, что можно сделать, чтобы не перевели». «Давай мы тебе вену чиканем? — предложили сокамерницы. — Точно останешься». Взяли стекло и порезали Насте руку. До вены не добрались, и с перебинтованной рукой ее перевели на зону. Шрамы на руке остались на всю жизнь.

Настя помнит, как вошла в жилую зону, в общую комнату с рядами кроватей, и забилась в угол, расплакалась от страха и одиночества. «Подошла девчонка, спросила, чего я реву. Я ей рассказала, как страшно, что я одна, что у меня ничего нет, даже зубной щетки… Они прониклись ко мне, потому что я маленькая. Одна шампунь дала, другая зубную пасту, конфет, чая. Рассказали, как надо на зоне жить, поддержали. На поруки меня взяли, в общем».

На зоне Настя научилась работать. Шила форму для сотрудников ФСИН и военных. «С шести утра до двух дня шьешь, потом смена заканчивается, но до пяти еще остаешься на разгрузку. Иногда шили по ночам. Я наловчилась, шить могу очень быстро и качественно. Но швеей не буду ни за что! Это моя травма».

«Очень хорошая мама»

Освободившись, Настя приехала к подруге в Самару. И поняла, что не знает, как жить. Денег нет, жилья нет, друзья такие, что лучше держаться подальше. Обратно в тюрьму Настя не хотела. И поехала в «Теремок», к Стасу. Он убедил, что для начала надо доучиться, помог восстановиться в девятый класс вечерней школы.

Но Настя познакомилась с Юрой, забеременела и бросила учебу. Юра хотел аборта, Настя его послала. Родился Никита. Молодая мама не имела представления, как растить малыша, что с ним делать. В «Теремке» ей помогли с питанием и памперсами, рассказали, как заботиться о ребенке, лечить, купать. Даже готовить Настя научилась в «Теремке» — там есть кухня, где она «экспериментировала с продуктами». Окончила десятый класс, параллельно отучилась на пекаря. Волонтеры присматривали за Никитой, пока она ходила на занятия. После одиннадцатого класса Настя хочет учиться дальше — поступать на юриста или журналиста.

Настиному отношению к сыну удивляется даже Стас: «У нее очень сильный материнский инстинкт, она ухаживает за ребенком так, будто сама всегда была окружена материнской заботой. Целует его, обнимает, следит, чтобы был сытый, чистый, хорошо одет. Мы на нее все любуемся — она очень хорошая мама».

Сейчас Насте двадцать четыре года. У нее своя квартира (центр взросления помог получить от государства положенное жилье) с детским уголком и большим телевизором на стене. На странице Насти во «ВКонтакте» много фотографий сына с подписями: «Мой сладкий», «Мой любимый малыш».

«Смешно, наверное, но я благодарна всем этим людям, которые меня били, — говорит Настя. — Спасибо им за этот опыт! Я не бью своего ребенка, не кричу на него. Иногда ставлю в угол, он немного постоит там, потом мы разговариваем. Испытания меня закалили, я стала умнее. Горжусь тем, что теперь самостоятельная, знаю, чего хочу, и понимаю, как этого добиться. Я рада, что оставила Никитку, я его очень люблю… Мне стыдно за то, что я делала: за воровство, за пьянство. Я была сложным ребенком, но, может, если бы кто-то захотел найти ко мне подход, кто-то меня любил, все сложилось бы иначе…»

Настю любит Стас. Любят волонтеры. Любит Никита. И даже по-своему любит отец Никиты — он никуда не исчез, помогает Насте и сыну. Центр взросления «Теремок» тоже продолжает поддерживать Настю. Советами, продуктами, вниманием. Недавно Настя по проекту центра выучилась на пекаря. Теперь работает, зарабатывает, как взрослая.

Фонд «Нужна помощь» собирает деньги на аренду «Теремка» — частного дома с огородом, швейной и столярной мастерской, где выпускники детских домов учатся жить взрослой жизнью. Деньги нужны и на продукты, обучающие материалы, детские средства гигиены, лекарства и многое другое. Подпишитесь на регулярное пожертвование для центра взросления — любая сумма очень важна для того, чтобы Настя и другие подопечные «Теремка» могли встать на ноги.

Еще больше важных новостей и хороших текстов от нас и наших коллег — в телеграм-канале «Таких дел». Подписывайтесь!