Доктор свой

Почему мигранты предпочитают лечиться у своих соотечественников? И почему иногда не доверяют даже им?

«Свои»

Кыргызская клиника «Дружба» на ВДНХ — одна из примерно трех десятков в Москве: здесь все желающие могут получить стоматологическую помощь, записаться на прием к гинекологу или терапевту. С улицы медицинский центр заметить нельзя, никаких вывесок снаружи бывшего заводского комплекса нет — только около входной двери уже есть таблички и реклама в окнах.

Индира Касымбекова встречает меня на входе: она совладелица клиники, но при этом сама сидит на ресепшен. Помещение чистое, симпатичное: мягкие диваны, однотонные зеленые стены. Действующих кабинетов немного: Индира и ее компаньон как раз решили расширить бизнес и часть специалистов перераспределили в новую клинику.

«В Москве я уже 17 лет, а родом — с севера Киргизии. Я четыре года работала здесь администратором, а потом появилась возможность —и мы с мужем выкупили долю, — рассказала Индира. — Сейчас у нас работают несколько специалистов: хирург-уролог, стоматологи, акушер-гинеколог, терапевт общей практики, были невролог и кардиолог, но сейчас они в новом филиале. Люди нас находят в первую очередь через сарафанное радио, причем приходят не только наши, но совсем разные: и русские, и с Кавказа ребята, и узбеки, и таджики. Китайцы приходят с переводчиками, а недавно к стоматологу на прием записался индус».

В разговоре Индира, как и другие герои этого материала, называет кыргызов «свои» или «наши». Основными причинами, по которым люди обращаются именно в ее клинику, а не в обычные поликлиники или частные центры, Индира считает религию, язык и желание людей немного сэкономить.

Читайте также Одна в большом городе   Официанты, дворники, мойщики машин — со всеми ними мы сталкиваемся каждый день и не по одному разу. Но задумываемся ли о том, как они живут, когда не работают, обслуживая нас? Откуда приехали в Москву?  

«Много женщин сильно верующих, которые приходят с мужьями и первым делом спрашивают, есть ли гинеколог-женщина. Иногда и стоматолога только женщину просят. Дело даже не в исламе: женщины наши бывают закрытые, замкнутые. Язык тоже важный фактор, но дело не в том, что мигранты не знают языка: у нас многие русскоязычные и хорошо говорят, и уж наверняка хорошо понимают. Но когда человек приходит в русскую клинику, ему все равно сложно все точно объяснить, и менталитет совсем другой. Бывает, и на дискриминацию жалуются: к нам обращалась женщина, которой так и сказали в поликлинике: “Вот, понаехали, зачем приходите к нам?” Но главная причина — это дороговизна: день в стационаре в Москве стоит около 5 тысяч рублей, а мы, когда у нас был дневной стационар, брали всего 1,5 тысячи в день с трехразовым питанием».

Прием врача-специалиста в клинике «Дружба» стоит тысячу рублей, повторная консультация — 500. УЗИ — от 0,7 до 1,5 тысячи за полное УЗИ брюшной полости. В платных московских клиниках аналогичное исследование обойдется в 2,1—2,7 тысячи рублей.

Операцию, которую собиралась делать погибшая Сарбагушева, Индира называет типичной: среднеазиатские женщины, которые часто рожают, по настоянию партнеров нередко делают интимную пластику. «Часто обращаются и за восстановлением девственности, гименопластикой: девочки приезжают, работают, чувствуют свободу — а потом все равно нужно замуж выходить, тебя сосватали без тебя, и все. А выйти замуж без девственности — позор. Не все это делают, но очень многие».

Мы проходимся по коридорам: четверо стоматологов заняты клиентами, смотровые кабинеты практически пустуют: специалисты уехали, но скоро должны появиться новые. Раньше на ВДНХ у клиники был мощный конкурент: павильон «Кыргызстан», где среди прочего был популярный медицинский центр. Но в 2014 году центр прекратил работу, а в 2015-м ВВЦ разорвал отношения с арендатором. Сейчас в павильоне идет ремонт. Но общее количество кыргызских клиник в Москве растет: по словам Касымбековой, если раньше медицинский бизнес был крайне прибыльным, сейчас конкуренция все выше и выше.

Пока готовился материал, клиника «Дружба» на ВДНХ закрылась, но Индира скоро открывает новую.

«Такие, как они»

В отличие от европейских или латиноамериканских столиц, в Москве нет обособленных географически мигрантских кварталов. При этом самих трудовых мигрантов очень много: по информации МВД, на конец 2017 года в России находилось около 8,5 миллиона граждан стран СНГ. Это привело к появлению «внутреннего Чайна-тауна» — системы сервисов и заведений, открытых мигрантами для мигрантов. Условную сеть изучали российские социологи: сначала Центр исследований миграции и этничности РАНХиГС выпустил исследование мигрантской инфраструктуры в Москве, а в 2018 году заведующая Центром качественных исследований социальной политики НИУ ВШЭ Екатерина Деминцева и ее коллега, исследователь Даниил Кашницкий, опубликовали отдельную работу, посвященную роли кыргызских клиник в жизни среднеазиатских мигрантов в Москве.

В исследовании сотрудники ВШЭ рассказали историю появления клиник в Москве, рассмотрели барьеры, с которыми сталкиваются мигранты в поисках медицинской помощи, и проанализировали причины, почему они предпочитают обращаться в кыргызские клиники.

«По нашим данным, в Москве сегодня 28 клиник — раньше они росли как грибы. Сейчас процесс замедлился. Эти медицинские центры — обычно легальные российские предприятия, но принадлежат они этническим кыргызам, — объяснил Кашницкий. — Это связано с упрощенным получением российского гражданства для граждан Киргизии: еще до Таможенного союза, в 2006—2012 годах, гражданство можно было получить по упрощенной схеме в течение нескольких месяцев с минимальным пакетом документов. В итоге полмиллиона жителей пятимиллионной Киргизии — граждане России. При этом доступ к ОМС мигранты из Кыргызстана получили только в январе 2017 года и полисы есть далеко не у всех. Конечно, кыргызские клиники дешевле, но важно не только это: люди идут туда, потому что знают: там ждут таких, как они. Там не будет агрессии, врачи найдут дешевый аналог нужного лекарства, а прием идет допоздна или и вовсе круглосуточно. При этом клиники не практикуют методы народной или религиозной медицины».

Для того чтобы получить лицензию медицинского учреждения, клинике нужно зарегистрировать юридическое лицо и выполнить все требования, описанные в постановлении правительства «О лицензировании медицинской деятельности». В частности, там зафиксированы требования к зданию клиники и помещениям, медицинским изделиям и оборудованию, медицинскому образованию руководителей учреждения, квалификации работников и условиям труда. С другой стороны, санкции за работу без лицензии не очень существенны: максимальное наказание, которое может получить организация, — штраф до 200 тысяч рублей и приостановление деятельности на срок до трех месяцев.

«Лицензию на осуществление медицинской деятельности получить очень сложно, — объяснила Шатманова. — Для этого нужно с самого начала выбрать помещение, сделать ремонт, поставить аппаратуру и приобрести инструменты, собрать все документы. Затем СЭС приходит и проверяет все по стандартам. С их заключением мы уже подаем документы на лицензирование. После этого приезжает комиссия и снова все проверяет, буквально до мелочи — если найдут несоответствие, лицензию не дают. Но нам повезло: прошли с первого раза».

Именно в лицензии прописаны все виды медицинской деятельности, которыми может заниматься клиника. Как правило, это первичная медико-санитарная помощь в акушерстве и гинекологии, гастроэнтерологии, кардиологии, неврологии, онкологии и различных видах стоматологии.

«Я часто сталкиваюсь с трудовыми мигрантами, у многих даже есть ДМС, — рассказала врач-терапевт приемного отделения ГКБ 31 Анна Ларионова. — По стандартам без полиса лицо имеет право бесплатно лечиться в течение 72 часов, что у нас и выполняется. Я не сталкивалась с тем, что кто-то из врачей не знаком с этими стандартами, не видела и дискриминации по национальному признаку».

Кашницкий тоже считает, что ксенофобия пошла на спад: «Раньше даже дворники вызывали негативную реакцию, а теперь люди, кажется, просто привыкли. Недавно я общался с девушкой, которая только что родила, и к ней в больнице относились так же, как и к другим роженицам. Когда мы брали интервью у русских врачей, они говорили, что и с языковым барьером справляются: либо мигранты приходят с переводчиком, либо достаточно хорошо знают язык».

В больницы мигрантам приходится обращаться в любом случае, потому что в кыргызских клиниках оказывают только базовые услуги. «Большая часть пациентов таких клиник — кыргызы, есть узбеки и таджики, есть другие мигранты и какая-то часть русских, — рассказал Евгений Варшавер, директор центра исследований миграции и этничности РАНХиГС. — То есть если ты Иван Иванович Иванов, тебя тоже не выгонят, но Иван Иванович не доверяет кыргызским врачам и к ним просто не пойдет. К тому же он может жить в соседнем доме и не знать о клинике. Потому что основной способ оповещения — сарафанное радио и кыргызские форумы и сайты “Боорсок” и “Жердеш”».

Экономить и терпеть

«Я приехала из города Оша. Во время ошских событий я работала в узбекской частной клинике врачом. Ее, клинику, сожгли. Они приезжали и спрашивали: кыргызская клиника или узбекская? Мы с мужем стояли и говорили, что кыргызская, не трогайте. Но на второй день ее все равно подожгли. В городе была резня, у моей подруги сестру зверски убили. Но через неделю всех врачей заставили выйти на работу. В страшном, пустом городе каждый день я ездила одна на работу. Мне до сих пор это снится. А в Москву я приехала, когда эта клиника открылась — в прошлом году».

Замира Шатманова — главный врач клиники «Мурас» на площади Ильича, стоматолог из семьи врачей. Первое образование она получила в России, в Оренбурге, второе — в Бишкеке. В «Мурасе» очень много пациентов: первичная консультация терапевта тут стоит всего 700 рублей, а в стоматологии ведут прием шесть специалистов.

«Мы всегда ходим в свои клиники и очень рады, что открылась эта, — живем здесь, совсем недалеко. Тут намного дешевле, чем в обычных стоматологиях, и врачи нам нравятся», — с акцентом говорит Сансысбек Алия Мохаммед, который привел на прием к стоматологу семилетнего сына.

Читайте также Хочется поговорить   Восемь лет живет сирийка Захра в России. «Спасибо», «макароны», «нормально» — это почти все слова, которые она может сказать по-русски  

«Мне кажется, что главное, почему к нам приходят, — это языковой барьер, — рассказывает Замира. — Все-таки сложно людям на русском грамотно объяснить. Иногда приходят совсем без денег, просят оказать первичную помощь до зарплаты. И не было такого, чтобы они не вернули. Еще наш шеф дал нам такую возможность: если человеку нечем заплатить, мы лечим его все равно — мы же медики, мы должны помочь. Вот была женщина, работала то ли дворником, то ли уборщицей, пришла с болями в спине — вылечили от пиелонефрита. Пришел человек с сахарным диабетом в критическом состоянии — принял его эндокринолог, выписал лечение. Бывает, ребенок в ухо пуговицу засунет. Их провожают ко мне, я звоню начальнику — не помню, чтобы он отказывал».

«Мурас» — амбулаторная клиника, тут ведут прием специалисты, есть забор анализов, но их отправляют в лабораторию «Инвитро». Есть дневной стационар, аппарат УЗИ, кабинет косметолога. Но для полноценного обследования приходится обращаться в другие частные клиники: в «Мурасе» нет ни рентгена, ни МРТ, ни узких специалистов.

При этом люди возмущаются, что в цену консультации не входят анализы, что за дополнительные обследования тоже нужно платить. «Буквально сегодня мне сказали: “И вы еще кыргызами называетесь! Вы же наши земляки, могли бы и бесплатно посмотреть!” Я им объясняю: “У нас аренда, у нас зарплата. Вы же сами зачем приехали — работать. Вот и мы тоже, нам государство не платит”». Доверие к «своим» докторам тоже есть не у всех — так, по словам Замиры, кыргызские женщины иногда предпочитают по возможности проходить несколько обследований либо сразу обращаться в русские клиники.

«Здоровый мигрант»

«Мою знакомую с высокой температурой однажды забрали в нашу такую клинику на “Братиславской”. Сказали, что это воспаление маточных труб, назначили три укола и капельницы, все сделали одновременно, место укола опухло и начало кровить. Она поехала к заведующему — и он был в шоке, спрашивал, почему медсестры не следят за этим. Все кончилось плохо: уже в русской клинике пришлось оперировать и удалять трубу. Очень много денег потратили, лучше бы сразу пошли в русскую больницу. Но все наши люди обращаются туда. Чтобы их понимали. Одна подружка моя ходила в русскую поликлинику, 3-4 тысяч за УЗИ, 15 тысяч за капельницу, муж ее не знал русского языка — им было сложно».

Мою собеседницу зовут Айзат Дыйканбаева, ей около 25, и она работает продавцом-кассиром на «Менделеевской». Айзат кыргызским клиникам не доверяет: «Я бы не рискнула пойти туда. Мне кажется, что врачи должны же каждые полгода повышать квалификацию, и я не уверена, что они это делают. Но недорого, это правда: медикаментозный аборт — 5 тысяч, спираль поставить — от 3 тысяч, прием — от 500. Часто можно договориться, чтобы бесплатно приняли или в долг, — в Киргизии всегда так делают, это в культуре».

В исследовании НИУ ВШЭ упоминается феномен здорового мигранта: «Научные работы, направленные на изучение здоровья мигрантов в разных странах: Канаде, США, Германии, Франции, показывают, что, как правило, недавно прибывшие в страну мигранты имеют хорошее здоровье. Однако со временем, из-за плохих условий проживания, питания, постоянного стресса, тяжелой работы, мигранты становятся менее здоровыми людьми. Мигранты зарабатывают меньше, чем граждане принимающего общества, и часто имеют ограниченный доступ к системе медицинского обслуживания, поэтому лечение для них становится более дорогим и они предпочитают откладывать на потом визиты к врачу». Очень часто такие откладывания заканчиваются плачевно.

«У администратора на моей работе, — продолжила Айзат, — рак груди. Ей очень тяжело дышать. У нее дочке 11 лет, оставить ее не с кем. Ждет замену на работе, чтобы уехать в Кыргызстан. Она мне сама рассказывала, плакала. Лечилась травами — кто-то ей подсказал, не помогло: шишка продолжила расти». По словам Айзат, традиционными методами лечатся нередко — кто-то от безысходности, кто-то пытается так показать себе, что не опустил руки. Встречается и так называемое лечение по Сунне — хиджама, кровопускание. Часто его делают с помощью пиявок.

«Есть гигиена, которая четко прописана в Сунне: так делал пророк, — поясняет Варшавер. — Например, мусульмане вместо зубной щетки могут иногда использовать деревянные палочки. Опять же, когда писали Коран, вилок не было и все ели руками. Так же выглядит и медицина по Сунне — это практики VII века”. Действительно, во многих хадисах встречаются слова пророка, посвященные этому способу лечения: “Воистину, наилучшим лекарством для вас является кровопускание» («Фатх аль-бари фи шарх сахих аль-бухари»). Надрезы, как правило, производят на затылке или между лопаток.

Тем не менее эти способы лечения не слишком популярны — из 402 медицинских объявлений на сайте «Жердеш» только 21 посвящено хиджаме или подобным практикам, о лечении травами на сайте и вовсе не удалось найти информации: видимо, рецепты просто переходят из рук в руки, в то время как основная масса людей предпочитает обращаться к обычным докторам или не лечиться вообще.

Автор и редакция благодарят комитет «Гражданское содействие» за помощь в подготовке материала. 

В тексте использованы фотографии Дениса Синякова из проекта о мигрантах.