Темное облако
Работы нет, документы украли, врачи подозревают рак — история Ларисы похожа на десятки других историй жителей «Ночлежки». Но ей невозможно не посочувствовать
«Я тут четыре месяца, совсем недавно. Я с Москвы приехала в начале октября. Пятого октября у меня день рождения, 56 лет, и я его встретила уже здесь. Ну не встретила, просто прошел он.
Давайте мы с вами в библиотеке сядем, а то в комнате бабушки, они ни одной буквы не пропустят. У нас хорошо, только шумно бывает. Ну я наушники в уши вставлю и в планшете кино смотрю. На какие средства? У меня здесь, в Питере, живет знакомая, я в Уфе ее маме делала ремонт. И мы как-то сдружились, я, когда в Питер приехала, ей написала, и она мне работу подкидывает. Здесь-то меня обеспечивают полностью, но на какие-то карманные расходы ведь надо. Она сказала: “Устроить тебя не могу, а когда будут время и силы — приходи”. Я хожу. Сейчас вот снега были, дворник не справлялась, я ей помогала, сколько могла, двор чистила. Иногда пол помою, полки. Она мне денежку дает, я коплю, коплю. И вот купила себе старенький планшетик. За 700! А что, мне только кино смотреть. Фотограф ваш смешной такой! Хороший. Повел в Зоологический, а я так жалела, что планшетик с собой не взяла, не поснимала на память.
Мечта моя — найти себе работу, отработать месяц-два, снять комнату и уйти в ней жить нормально. Потому что двенадцать человек в комнате, жить так трудно, конечно. Люди больные, старенькие, каждый со своими примочками. Да и мне тоже не 15 лет, у меня свои примочки. Но я когда сюда поступала, есть два условия: флюорография и дезинфекция. Одежду прожаривают. На флюорографии возник вопрос, темное облачко там было. И пошло-поехало: раскрутили, поставили мне под вопросом онкологию. Я приехала без документов, восстановить мне их тут помогли. Все оформили, еще по временному полису и удостоверению личности я обследование проходила, сейчас получила квоту и жду звонка, чтоб лечь в больницу. На операцию. Сейчас поэтому я не могу на работу устроиться — диагноза пока нет. Опухоль где-то на периферии легких, и камера не доходит. Поэтому надо меня разрезать, отправить на гистологию, зашить и решать, что делать. Я думаю, что… Я надеюсь, что все будет нормально. И все-таки я работать буду.
Я повар. Разряд, обучение — все есть, документов нет. Моего учебного заведения уже нет, конечно, не восстановишь. Но мне тут предложили заново пройти курсы поваров, чтоб у меня корочки были. А знания-то у меня есть. Я и в школе работала, в лицее, в ресторане.
Документы я еще в Москве потеряла. У меня была сумочка с ними специальная, такой кошелечек. Я захожу в банк — пошла снимать деньги с карточки, мне сын прислал. Я тогда в Москве жила, в такой же системе, в социальной. И вот налетает на меня перед дверьми банка молодой человек — все падает, сумка падает, молодой человек дико извиняется, подбирает мне все и убегает. Я захожу, открываю сумку — и сумочки с документами нет. Ну мы вычислили этого молодого человека — там же камеры, все. Но пока его не нашли.
А в Москве я очень просто оказалась. Было как: я в Уфе жила, сын вырос, работы нет. И я нашла объявление: вахтовый метод, Москва. Ну вахтой, знаете? Я звоню, мне женщина говорит: “Дадим вам номер карточки, вы на эту карточку переводите тысячу, а потом приезжаете к автобусу, доплачиваете 500 рублей, и мы вас отвозим работать в Москву”. Кадровое агентство. Сын мне говорит: “Мам, ты совсем дура? Даже не вздумай никакие туда тысячи класть. Ты чего?” А я говорю: “Не дура, раз тебе позвонила”. Класть не стала ничего, но все же пошла к автобусу, к отправлению. И мне говорят: “Ну можете заплатить при посадке”. Поспрашивала я женщин — да нормально, говорят, вот мы уж в третий раз едем, нет никакого обмана. И я поехала.
В Москве мы работали на складах. Одежду для магазинов разбирали, бирки магнитные навешивали. Ну после второй вахты я поняла, что это лохотрон. Рабочий день у нас длился двенадцать часов, поселили нас в общежитие на территории складов. Стирались как? Или руками, или вот там была стиральная машина, стоит 100 рублей. С едой — выдавали нам аванс, тысячу, раз в неделю, и мы на нее должны были есть. У нас была кухня. Женщины, кто уже не в первый раз, все с постельным бельем, с посудой. Сковородки, ножи и вилки…
Я за первый месяц получила плюс к авансам 5 тысяч. Чем это лучше, чем в Уфе? Да обещали-то не 5 тысяч. Обещали 35. По 180 рублей в час, в договоре, правда, написано маленькими буквами: при стопроцентной выработке. Выработку по камерам смотрят, они там везде. И проверяют, чтоб не ели, ничего — за столом кушать нельзя. Был как-то момент, со мной рядом женщина развернула конфету и в рот засунула. Через две минуты пришел охранник и сказал: “Вы тут кушаете, встаньте. Что вы сейчас выкинули в мусор?” Она говорит: “Фантик…”
Зал огромный, типа ангара. Идти некуда особо, это в Софрине, разве что в магазин. Выходишь по пропуску, до магазина три километра, обратно три километра. Осень была, ноябрь. Рядом еще ангары, зоотовары какие-то, не только одежда.
Я и эти 5 тысяч свои еле выбила. Там женщины ждали свои зарплаты еще за предыдущие смены. А смена — это два месяца. Ну как ждали: жили, работали и ждали, пока выплатят. Рабовладение, да, натуральное. Я месяц ждать не стала, я подождала три дня — денег нет. На четвертый день я поехала в офис. Менеджер мне там, конечно, говорит то же самое: “Денег пока нет, ничего не поделаешь”. Ну я села дожидаться гендиректора. Спорили со мной все, конечно: “Ой, да зачем, ой, да его сегодня не будет, да что вы его ждать будете, это ж очень долго”. Я говорю: “Не дольше, чем вашу зарплату”. Приехали они, я захожу, рассказываю ситуацию. Так, мол, и так, люди сидят, месяцами ждут. После разговора директор дает указание выдать мне зарплату. Тут же. Главбух рассчитывает меня, я захожу в бухгалтерию, дает она мне квиточек, я смотрю: на этом квиточке 5 тысяч. Два месяца пахоты по двенадцать часов в день? Этого даже на билет до дома не хватит. Я говорю: “Почему? Прокуратуру я должна спросить об этой сумме?” И тогда мне разворачивают все расчеты, и я вижу такой столбец: штраф, штраф, штраф… Но со штрафами должны познакомить, а я говорю: “Ни одного штрафа я не подписывала”. И тут идеальный ответ: “Это общебригадный штраф”. И не придерешься. Плюнула я, забрала свои 5 тысяч и уехала.
Заплатила я за хостел за неделю, стала искать другую работу. Тоже вахтовую. Ходила по офисам, читала договоры — везде то же самое. Деньги у меня кончились, думаю, что делать дальше. А потом увидела объявление. Интересно оно так было написано. Обычно же пишут: помощь, предоставим помощь. А там просто было написано: “Потеряли работу и негде жить? Звоните”. И я позвонила. Это был рабочий дом.
Я с рабочими домами и раньше сталкивалась, у меня сын этим занимался. Раньше же рабочих домов не было, были реабилитационные центры. И сын у меня проходил реабилитацию. Пивной алкоголизм. Ему тогда лет-то было… 18. Он в гимназии у меня учился. Там мальчики такие… мажористые были. А я одна его воспитывала. Он у меня общительный, быстро находит друзей. И жили мы все в одном дворе. Так они и угощали. И зарабатывали даже…
У нас там односторонняя дорога была, и прямо напротив нашего окна были канализационный люк и яма. Он горячий, все таяло, лужа — и ямы не видно. Машина ехала, попадала колесом, выбраться не могла. А пацаны сидели у нас на кухне, пили чай, смотрят в окошко — оп, машина! Помогли — и денежка в кармане зашуршала. Вот уже и не чай, а что-то другое пьют. А я что? Я на работе целый день. Он у меня еще и на домашнем был, здоровье не очень — астма. Учителя приходят, а он им дверь не открывает просто. Раз собаку на балконе припрятал. Я слушаю: шкрябается, ну кто залезть мог, третий этаж? Я взяла скалку, пошла на балкон, а там сидит, глазами хлопает. Выгнала! Астма же, аллергия. Я его лечила, вытягивала. Скорые, больницы, капельницы, иглоукалывания, шахты соляные, трава эта… Чабрец, фиалка, что-то там еще. Я 15 лет заваривала эту траву, изо дня в день, я заколебалась. Собаку они потом у друга на даче пристроили. Байкалом назвали.
После реабилитации сын так в центре и остался, работать стал. У них там тоже типа карьерной лестницы есть. Старшим стал, помощником руководителя, руководителем… В новом городе центр открыл. Я приезжала, помогала иногда с кухней, когда у них не было женщин, чтобы готовить. Центр-то на самообеспечении. Забрала бы его сюда, к себе, чтобы не было соблазна снова пить, но пока некуда. Надо побыстрее работу найти, чтоб и комната была.
С мужем мы в Загорске познакомилась. В кинотехникуме. Меня туда мама выпихнула, я хотела музыкой заниматься. Техник-технолог по установке и эксплуатации кинооборудования. Это не оператор, это вот я могу в кинотеатре установить все. Я в музучилище хотела, но меня мама отправила не в простое, а с педагогическим уклоном. Она меня родила в 42. И говорила: “Пока я жива, ты должна научиться зарабатывать деньги. Потому что когда меня не будет, тебе никто не поможет”. А я просто играть хотела… Но мама отправила меня в Загорск. Мечта у нее была, чтоб я кинооператором стала, по миру поездила. Правда, это не то учреждение, перепутала мама!
Весной оказалось, что у нас с Андреем, будущим мужем, будет ребенок. Стипендия была внушительная, можно было домой летать. И я решила слетать домой, с мамой поговорить. Сидели мы в зале ожидания, он меня провожал. А народу-то много, разговаривать не очень. И мы просто переписывались в блокнотике. Я напишу — ему дам, он напишет — мне даст. Про будущего ребенка, про нашу жизнь… я маме ничего и сказать не успела, она нашла этот блокнот и прочитала. И я была с позором изгнана из дома. Через две недели пришло от мамы письмо: “Дурью не майся, приезжай домой”.
В итоге так все вчетвером мы у нас полгода и жили, с мужем вместе. Я, мама, ребенок родился и муж. А потом поехали в Москву. Он из Москвы был. И эти полгода моя любимая свекровь писала мужу: “Нагуляла ребенка, женить тебя на себе пытается ради московской прописки”. Малышу уж три месяца было, когда мы наконец поженились, — некогда все, пеленки-распашонки. Приехал на свадьбу в Уфу только свекор. А у меня сына поставь и мужа поставь — одно лицо. Свекор увидел это, наверное… С тех пор как он приехал и посмотрел на внука, письма прекратились. Мы потом с ними в Москве долго вместе жили. Молодой специалист тогда в течение трех лет квартиру получал. Расстались тяжело мы с ним, уехала я в Уфу, там и сына растила.
В Москве я не стала к бывшему мужу обращаться. Ну зачем? Мы разошлись — все, хватит. Хотя я после этого работного дома в полдвенадцатого ночи осталась за воротами с вещами и без денег. Заговорила с начальником: “Мне б зарплату свою получить”, ну и начальник на меня накричал: иди, говорит, отсюда, ты вообще готовишь плохо. А где же плохо, у меня там все аж поправляться начали!
Мне помощник руководителя дома втихаря карточку “Тройка” сунул: на, говорит, хоть на вокзале доедешь, я тебя завтра там встречу и адрес дома дам. А я не стала ждать его там, не надо мне этого. Я поехала на Иловайскую, 2. Такой тоже социальный центр. Стоят кровати с клеенкой. Там ночевать можно было, но мне сказали, что вся помощь будет в отправке домой. Ни документы восстановить, ничего — делают справку, покупают билет, езжай в поезд, делай свой паспорт там. А какой мне смысл возвращаться в Уфу, когда я обратно сюда приеду? Там работы нет. Простой пример: работала я там уборщицей, простая уборка офиса. Москва — 20 тысяч, Уфа — 6,5 тысячи.
В Питер я ехала наудачу. Добиралась бесплатно, на электричках. Люди разные встречались, конечно. Одна женщина говорит: “Вон от Бологого езжайте”, а я и не знаю, в какой оно стороне-то. Как приехала, то я тоже пошла в рабочий дом. Я очень устала, мне надо было поспать, надо было поесть и помыться. Но там такие были порядки, что разрешали пить. А если много живут человек вместе и пьют… Тяжело так жить. Я оттуда ушла. Ночевала один раз на Витебском и потом на Московском. Это тяжко, устаешь и не отдыхаешь, не поспишь — ничего. А об этом месте мне одна женщина рассказала. Если бы не “Ночлежка”, я бы так и жила, не зная о заболевании. Что они меня лечат, что не стали домой меня отсылать… Не знаю, как и сказать об этом, чтоб были не просто слова. Что это значит.
Находясь на улице, очень трудно вернуться к прежней жизни. Привести себя в порядок, чтоб другие люди на тебя смотрели как на человека, очень трудно. Если ты приходишь куда-то после ночи на вокзале, это видно. Так нормальную работу не найдешь. А если повезет и устроишься, то месяц до зарплаты у тебя никаких денег нет. Даже мыла купить не на что».
Ларисина история — одна из многих, тяжелых и смешных, разных, как авторское кино. Мы все живые. И у каждого найдется своя сотня историй и сотня темных провалов, когда просто нужна помощь. Чтобы «Ночлежке» удавалось помогать и дальше, помогите ей, пожалуйста, и вы: любое пожертвование — 50, 100, 200 рублей — будет принято с благодарностью.
Вы можете им помочь
Помогаем
Еще больше важных новостей и хороших текстов от нас и наших коллег — в телеграм-канале «Таких дел». Подписывайтесь!
