«Ювелирная» работа

Кто-то шутит, что «делать» девочек — ювелирно тонкая работа. Кто-то считает, что с точки зрения биологии и теории вероятности «это еще постараться так надо было». В любом случае этот «титул» носит заметный ироничный окрас.

На Кавказе мечтать о сыне — в порядке вещей. Традиция. Рождение сына часто воспринимается как святая обязанность настоящего мужчины и становится главной целью брака. Жизнь прожита не зря, если у тебя есть наследник. С этой позиции появление на свет девочки рассматривается как неудача, а сами дочки порою и вовсе как «бракованный товар». К счастью, такой взгляд на мир не является правилом.

Вдохновение Магомеда

В Махачкале, как и в целом в Дагестане, велико влияние арабского мира и по-прежнему сильны местные традиции, согласно которым сыновья — безусловная ценность. Но Магомед всегда мечтал именно о дочках. Он окончил филфак и сейчас на работе окружен в основном девушками. Так что женская психология ему близка и знакома. «Мне просто понятнее, как воспитывать девочку. Я столько женских откровений в жизни слышал, что мои дочки точно меня ничем не смогут удивить. У меня уже заготовлены ответы почти на все их вопросы. Главное, чтобы я в их глазах не потерял статус того, кому можно доверить свои проблемы».

У Магомеда и Рукижат Магомедомаровых три дочери. Чакар и Зумруд — школьницы. Сияда родилась совсем недавно.

Пока мама накрывает на стол, девятилетняя Чакар посвящает меня в тонкости ее любимой игры «Майнкрафт». Рассказывает, как сама обустраивает электронный мир, строит здания, делает алмазные мечи, заводит лошадок, свинок и волков. Ее любимый монстр — эндермен: «Потому что у него фиолетовые глаза, а сам он черный и худенький».

Семилетняя Зумруд садится рядом, берет второй геймпад.

— А давай их всех убьем, — предлагает она сестре радикальное решение по уменьшению популяции зловредных существ в игре. Чакар протестует. Предлагает компромисс: убить, но не всех.

Магомед в это время ходит по комнате — укачивает Сияду. Ей всего три месяца. В его руках телефон — оттуда звучит песня Святослава Вакарчука. «Только под него и засыпает, — говорит Магомед шепотом. — Уже понятно, что вкус есть».

У Магомеда свое рекламное агентство в Махачкале. Бизнес переживает сейчас не самые лучшие времена. Но девчонки вдохновляют на трудовые подвиги, или, точнее будет сказать, мотивируют.

«Например так: “Пап, а когда ты купишь кроссовер?” Отнекиваюсь, говорю, что пока не заработал. Но так рождается вдохновение — идешь в офис и пашешь до утра».

Магомед Магомедомаров и его дочьФото: Николай Жуков

Имя для первой дочери Магомед выбрал лет за 10 до ее рождения, когда еще был подростком. Как-то его бабушка поделилась печалью, что в честь ее бабушки — Чакар — никто никого не называл. «Я назову», — пообещал Магомед. И обещание сдержал. Дальше очередь была за Рукижат, и Зумруд получила свое имя в честь маминой тети. Младшую назвали по имени бабушки Магомеда.

Ему кажется странным и неправильным, что имена сейчас принято выбирать, как цвет обоев. Назвать ребенка в честь кого-то из своих предков — это дань уважения. И та из немногих традиций, которая ему кажется действительно важной.

«К тому моменту, как они вырастут, многое поменяется, я уверен. Они другие. Сильно отличаются в том числе от моего поколения. Они еще пошлют нас всех с нашими традициями. А я буду говорить себе: хорошо, что хотя бы имя дал, — он смеется, намекая, что совсем не против такого развития событий. — Я и сам буду к этому стремиться. Если у меня получится, я отправлю их учиться далеко отсюда».

Ему нравится мысль, что старшая, например, будет учиться в МГИМО. Считает, что есть у нее потенциал дипломата. А это — профессия будущего. «Мир становится сложней, многогранней. И плохой дипломат — прямая дорога к войне. Так что, возможно, Чакар станет нашим скромным вкладом в дело мира». А Зумруд он видит предпринимателем: «Локти чугунные. Где угодно дорогу себе пробьет».

Сверх обязательной программы

«До того как у нас родилась младшая, Зюма любила заявить: “Папа, мы с тобой сородичи, мы оба голубоглазые”, на что Чакар отвечала: “А я зато мамина”. Но это больше в шутку. А в семьях, где растут разнополые дети, часто ярко выражен патронаж папы над сыном и мамы над дочкой, — Магомед судит по семьям, с которыми близко знаком. — У пацана с отцом всегда выраженные общие интересы. Хотя психологи давно доказали, что эмоционально дочки тянутся к папам, а сыновья — к матерям. В классической кавказской семье папа, конечно, будет этому противостоять. Хорошо или плохо такое разделение и противостояние? Не мне судить. Но без него, по-моему, лучше».

Эмоциональную связь мамы с сыном косвенно подтверждает и Рукижат. Она всегда мечтала о мальчике. Впрочем, для нее это не особо принципиально. «Девчонки дарят море положительных эмоций. С ними интересно, да и помощь с их стороны уже чувствуется. Средняя погладить любит, а старшая помогает с малышкой. А с мальчиками я не знаю как. Пока не знаю».

Для большинства мужчин в Дагестане мальчик в семье — обязательная программа, которую нужно выполнить в жизни. Магомед рассказывает, что нередко доходит до ультиматума: «Не родишь мне сына — возьму вторую жену». Иногда действительно так и происходит. Берут вторую и даже третью жену. Лишь бы родился сын.

— То есть неофициально берут?

— С религиозной точки зрения это вполне официальный брак. Как у мормонов в Америке. Там они, правда, прячутся от полиции. А здесь нет нужды прятаться. Никто ничего не скажет против. И тем более не сделает.

Магомед Магомедомаров и его семьяФото: Николай Жуков

Сам Магомед не может объяснить, откуда берется такая маниакальная одержимость сыновьями. «Это похоже на какие-то комплексы. Как будто с помощью сына отец пытается прожить жизнь заново, исправить то, что сделал не так, сделать то, что не успел. При этом ведь сам ребенок его не очень-то и волнует. Важен только пол. Как вообще так можно? Что у тебя в голове творится, если ты так на жизнь смотришь? Мое мнение: это больные люди».

Что касается самых популярных аргументов в пользу мальчишек — Магомед в них не верит.

«Вот говорят: “сын — защитник семьи и рода”. Давайте будем честными. Семью сейчас защищает не физическая сила или умение обращаться с кинжалом, а совсем другие вещи. Например, тот, у кого есть деньги, всегда найдет способ защитить себя и свой дом. Или, например, “дочь уйдет в другую семью, а сын останется”. Да все куда-то разбегаются. И все так или иначе остаются досягаемыми. Причем вероятность, что пацан от тебя далеко уйдет, гораздо больше. Дочь по дагестанским, да и в принципе по кавказским традициям далеко не принято отпускать».

— А что насчет продолжения рода?

— Если смотреть с династийной точки зрения, как продолжение фамилии, то да, такая ответственность, пожалуй, есть. Но я ее пока не ощущаю. Возможно, это придет со временем.

Строгости воспитания

Валерий Гамаонов всегда хотел сына. Так уж заведено у осетин. Но заветному желанию сбыться было не суждено — рождались только девочки. Сначала была Юля от первого брака. Затем в семье Валерия и Бэлы появились на свет четыре дочки — Ирина, Фатима, Альбина и Алина. Одно время он очень переживал по этому поводу. Но теперь, с высоты своих лет (ему идет 67-й год), понимает, что напрасно. «Может, это и хорошо, что все сложилось именно так. Сейчас смотрю, какие сыновья растут вокруг, — мне таких точно не надо».

Он рассказывает жуткие истории: кто-то из сыновей его знакомых влез в криминал, кто-то угробил себя наркотиками или алкоголем, кто-то вырос, но до сих пор иждивенцем сидит на шее у отца и матери. Он уверен, что в селах, где дети приучены работать с детства, такого меньше. А городская жизнь развращает, и сыновья зачастую не оправдывают надежд родителей. Завышенные ожидания и чрезмерное давление тоже играют свою пагубную роль. А иногда попросту ломают судьбы. В семье, где растут только девочки, такого давления нет.

«С дочками — рай. Они ласковы и участливы. От них всегда много внимания. А у пацанов все-таки своеобразное понятие любви к родителям. В ней нет нежности».

Объясняет Валерий это просто — на примере своего взросления.

«Родители никогда не были с нами нежны. Воспитание было очень жесткое — так уж на Кавказе принято по отношению к мальчикам. И когда мы стали взрослыми, а они постарели, чувствовалось, что они жалеют об этом. Жесткость обратную реакцию дает в отношениях. Любовь, уважение — это одно. А так, чтобы поговорить по душам, пошутить, поиграть, — такое уже невозможно представить. Помню, спросит меня что-нибудь отец, а я стараюсь покороче ответить. Понимаю, что ему это неприятно. Но такое воспитание».

В осетинской культуре рождению сына придают особое значение. Существует даже особый праздник — Кахц, на котором чествуют всех сыновей, рожденных в течение года. Принимать в нем участие в качестве отца необыкновенно почетно. Заметный крен в сознании в сторону сыновей я ощутил и сам, когда искал в республике героев для этого материала. Как только отцы девочек узнавали причину моего интереса, они трагически вздыхали в трубку, обещая подумать. Но больше не выходили на связь. Так что с Валерием мне повезло.

Хоть у него и нет сыновей, чувствует он себя вполне счастливым. Недостаток мальчишек чудесным образом обернулся их избытком в следующем поколении. Дочки давно уже выросли, и каждая из них подарила Валерию по внуку, а Юля — еще и внучку. Летом внуки часто гостят у Валерия и Бэлы. Принято считать, что нельзя надолго отдавать детей на попечение дедушке и бабушке — разбалуют. Но это не тот случай.

Сцена педагогического воздействия произошла, когда мы уже сидели за столом. По осетинской традиции, предваряя застолье, младший в семье должен отломить кусок пирога и пригубить напиток. Но девятилетний внук Валерия пренебрег ответственной миссией. Он подошел позже, когда застолье было уже в разгаре. Смущаясь, остановился за спиной деда.

— Когда я звал, ты не пришел, — не глядя на мальчика, холодно произносит Валерий. — А теперь ты мне не нужен.

Тот удаляется в расстроенных чувствах. Валерий сам не рад, что пришлось обидеть мальчишку. Признается, что на душе от этого неприятно. Но так было нужно. «Когда я посвящал богу три пирога, он должен был стоять с правой стороны. А он предпочел заниматься своими делами. Сегодня обойдется без мороженого — это будет ему уроком».

Строгость воспитания касалась в свое время и дочек. Но все было в меру. «Я на них никогда голос не повышал. Бывало, хватало одного взгляда — они все понимали. Без слов». Правда, действовало это не на всех одинаково. На примере младших дочерей он объясняет, насколько разными могут быть характеры.

«Алина очень ранимая росла. На нее сурово посмотришь — могла и заплакать. А Альбина, напротив, кремень. Она, еще когда в школе училась, начала подрабатывать — то бутылки собирает, то на карусели воспитателем работает. Я пытался на нее повлиять, мол, зачем тебе деньги, ты лучше учись. Но бесполезно. Сразу после выпуска устроилась в салон сотовой связи. Потом рванула в Москву, обучилась таможенному делу. Вернулась — сама заработала на квартиру и машину».

Впрочем, каждая из дочерей, окончив вуз, смогла найти себе достойное место в жизни. Юля сейчас экономист в Саратове. Ирина — медик в Ростове. Фатима преподает иностранные языки в Москве. Алина — специалист по гостиничному делу здесь, во Владикавказе.

Бэла уверена, что дело тут не только в воспитании, но и в специфике региона. «В отличие от большинства кавказских республик здесь, в Северной Осетии, девушки чувствуют себя более свободно, у них больше возможностей для самореализации. Да и навыки, что закладываются с детства, куда шире». Она вспоминает, как дочери помогали не только по хозяйству, но и, например, разгружать кирпич для строительства нового дома.

— А вы хотели мальчика? — интересуюсь у Бэлы.

— Это муж хотел. А я после двух девочек уже никого не хотела. Хотелось себя работе посвятить, хотела чего-то в жизни добиться. Но он настоял. Он это умеет, — Бэла смотрит на мужа, как смотрят только кавказские женщины — с укором и теплотой. Валерий улыбается в ответ.

«Мои антидепрессанты»

У Магомеда и Лейлы Оздоевых из Ингушетии шестеро детей. Двойняшки Алия и Амира родились полгода назад и буквально вытащили семью из глубокой депрессии.

В конце прошлого года ушел из жизни отец Магомеда. В начале этого — скончалась мать Лейлы. На личные трагедии наложилась и общая гнетущая атмосфера в республике — как раз на это время пришелся передел границ между Ингушетией и Чечней, связанные с ним митинги протеста и начало репрессий. Магомед вспоминает, что это был очень трудный период. «Тяжело, когда уходят родители. Но когда ты держишь на руках продолжение в том числе и их жизни, понимаешь, что теперь ты занял их место. Теперь ты должен делать все возможное и невозможное для своих детей, как когда-то делали они. И весь мир уходит на второй план, откуда-то приходит энергия. Дети — удивительные антидепрессанты».

Сначала в семье росли только девочки. Первыми родились Фатима, Амина и Хадиджа, так что отец около десяти лет провел в статусе «ювелира». Четыре года назад появился сын Абубакр. Магомед рассказывает, что именно Лейла очень хотела сына.

— Конечно, а вспомни как ты радовался, когда родился Абу, — пытается подловить его супруга.

Магомед Оздоев и его дочериФото: Николай Жуков

— Я радовался, что ты наконец успокоилась, — смеясь, парирует Магомед и добавляет уже серьезно. — На самом деле мне было абсолютно неважно, кто родится — девочка или мальчик. Лишь бы это был здоровый ребенок.

Магомед — руководитель компании, местного интернет-провайдера. Лейла преподает в школе русский язык и литературу. Как педагог, она взяла на себя главные воспитательные функции. Муж признает, что в этом деле ей нет равных: она умеет видеть сильные стороны, развивать предрасположенности. Он, скорее, на вторых ролях. Чтобы не умалять его роль как отца, сходимся на том, что он стратег, а не тактик.

У стратега свой широкий круг обязанностей. Он объясняет детям простые истины, например что всем людям свойственно умирать; разводит руками, когда Лейла в воспитательных целях отключает интернет; старается давать позитивную мотивацию и мудрые советы.

«Когда я говорю им, как следует поступать, а как не следует, иногда мне самому становится смешно. Потому что помню, как мои родители точно так же пытались мне что-то втолковать, я кивал, отвечал: “Да, да, конечно”, а сам думал: “Да отстаньте вы от меня, сам как-нибудь разберусь”. И сейчас я своим детям говорю то же самое, потому что я понимаю: родители были правы. А они тоже кивают».

Старшие дочки уже пробуют себя в самых различных сферах — кикбоксинг, программирование, робототехника, 3D-моделирование. Правда, большинство новых пристрастий заканчиваются так же быстро, как и начинаются. Но папа особо и не настаивает. У него на этот счет свой подход. «Как устроен человеческий мозг? Мы изучаем новую для себя вещь — формируются новые синапсы. Эти нейронные связи потом вовлекаются в нашу интеллектуальную деятельность. Чем больше таких связей — тем проще тебе дается решение любой задачи. Я хочу, чтобы у них появился максимальный запас таких связей. А заодно и полезные навыки, которые пригодятся в жизни».

Впрочем, есть и обязательная программа — это английский и арабский языки, базовые кулинарные навыки, а также курсы кройки и шитья. «Мало ли что, — объясняет Магомед последний пункт. — Так выходит, что каждое наше поколение по разным причинам оказывалось в трудной экономической ситуации. Это не будет лишним».

Когда сын необходим

Ингушетию отличают строгость и многочисленность традиций, писаных и неписаных правил. Это своя железная социальная логика, которую сложно понять непосвященному. И, углубившись в суть, оспорить ее непросто. Здесь женщины, в большинстве своем, носят хиджабы при посторонних, но и у мужчин тоже есть дресс-код и не меньшие моральные обязательства. Здесь младший обязан вставать при приближении старшего, даже если разница в возрасте минимальная. Здесь вся ответственность за содержание семьи ложится на мужчину, а женщина вольна тратить заработанные деньги на себя.

— Конечно, на практике все не так идеально, — признает Магомед. — В конце концов все зависит от конкретного человека, а люди разные. Есть и такие, кто в угоду своим слабостям, традиции могут с ног на голову перевернуть. Но это уже на их совести.

По его словам, культа мальчишек в республике нет. Но говорить о том, что ты хочешь именно сына, принято. И это отчасти тоже связано с традициями.

Магомед Оздоев и его детиФото: Николай Жуков

«Количество сыновей больше не определяет благополучие, достаток и статус семьи, но ценность мужчины как социального элемента, по крайней мере в Ингушетии, все еще высока. Мужчина представляет семью, ее интересы в общественных институтах, на всех мероприятиях, в отношениях с другими семьями. А когда сестры выходят замуж — им важно знать, что у них есть брат, который за них готов вступиться в случае чего».

Читайте также «Нур» — значит свет   Нурмагомед знает десять языков. Говорит, когда владеешь абазинским (считается одним из самых сложных языков мира, 74 буквы алфавита), любой другой выучить несложно  

Есть и еще один важный фактор. Магомед объясняет, что по традиции в доме родителей остается жить младший сын, а дочки, выходя замуж, уходят в дом мужа. Еще одна традиция — муж не должен видеться с родителями жены, так что на помощь зятя тоже рассчитывать не приходится. Да, между породнившимися семьями устанавливаются очень близкие отношения. А если нет сыновей, то дочки по очереди приезжают и живут с родителями. Но полноценная гарантия спокойной старости — это сын в семье. Хотя бы один.

Магомед подчеркивает, что имеет значение не количество мужчин в семье, а их качество. Количество, напротив, может сыграть злую шутку. Когда в семье много мальчишек, велик риск, что один из них, оступившись, потянет за собой остальных.

— Воспитывать сына, пожалуй, сложнее. Ответственность выше. По его моральным качествам судят о всем роде. А значит, он обязан держать слово, чтить традиции, уважительно относиться к окружающим, — говорит Магомед.

— Поэтому в семье, где растут парни, часто очень строгие нравы, — уточняет мысль мужа Лейла. — А в семьях с девочками атмосфера творческая, умиротворенная. В них всегда вкуснее и уютнее.

Еще больше важных новостей и хороших текстов от нас и наших коллег — в телеграм-канале «Таких дел». Подписывайтесь!