С начала периода самоизоляции большинство благотворительных фондов в России столкнулись с нарастающим, как лавина, количеством просьб от нуждающихся. Люди просят того, о чем обычно просят редко, а в таких гигантских масштабах — никогда. Еды, одежды и денег на лекарства.
В зону риска попали самые слабые, самые незащищенные граждане — одинокие, бедные, многодетные, безработные, бездомные. Люди в одночасье теряют все, оказываются на улице без средств к существованию, без какой-либо поддержки, без работы и без надежды на счастливое будущее.
Минтруд признает: официально зарегистрированных безработных россиян уже 1,6 миллиона и рост продолжится в мае и июне. «В России прогнозируется до 2,5 миллиона зарегистрированных безработных, а общее число безработных, согласно методике расчета Международной организации труда, может достичь 5,3 миллиона», — рассказал в эфире Первого канала глава министерства Антон Котяков.
Эпидемия коронавируса неизбежно закончится, но от экономических последствий кризиса обществу придется оправляться не один год. Сегодня, когда в стране нет ни одного человека, который не почувствовал бы страх или неуверенность в завтрашнем дне, происходящее касается каждого.
Сотни благотворительных организаций по всей стране ведут борьбу за судьбы и жизни нуждающихся. Мы решили объединить их и создать единый центр помощи людям в сложной жизненной ситуации.
Фонд «Нужна помощь» объявляет о запуске благотворительной акции #менякасается, задачей которой станет поддержка россиян, оставшихся без средств к существованию и нуждающихся в самом необходимом: еде, одежде и лекарствах.
Я решил сам встретиться с теми, кто пострадал в этот кризис, и поговорить с ними о том, как это произошло и что они думают о будущем. Истории жизни каждого из этих людей разрывают мое сердце. Все они оказались брошенными и беспомощными. Кто-то потерял много, кто-то никогда и не имел многого — и непонятно, кому труднее: тому, кто зарабатывал 100—200 тысяч рублей и упал до нуля, или тому, кто зарабатывал 30, а остался с 10 тысячами.
Любовь Михайловна
Любовь Михайловна в свои 63 года уже прабабушка, но для своих правнуков она еще и приемная мама. Их отец умер, а мать «пропала с радаров». С приходом кризиса Любовь Михайловна оказалась взаперти в маломерной квартире в одном из подмосковных поселков. Раньше дети ели в детском саду, но теперь ежедневное пропитание троих детей легло на плечи пожилой женщины.
Я сейчас на пенсии. Успела выйти в те времена, когда люди в разумные годы на пенсию уходили. По профессии я повар, и пока был один приемный, Захар, я еще работала, но когда отец младших умер, пришлось уволиться. Ну куда мне с тремя детьми, да еще и на работу? Сложно мне. Родила их моя внучка, но я с ними стараюсь не обсуждать подробности. Они же еще маленькие. Хотя спрашивают постоянно… Они все погодки: Полине пять, Женечке шесть, а самому старшему, Захару, семь. Я их всех забрала из опеки. Сначала Захара, когда мать его пропала. Был отец у этих детей, а потом он заболел и отдал их в приют. Когда он умер, я и младших забрала.
Но мне не дают статус приемной семьи, который позволял бы получать зарплату от государства за воспитание детей, потому что я им кровная родственница, а доплачивают 2,6 тысячи на троих.
Пенсия у меня 12 тысяч, трачу ее на еду, на одежду им, подарки всякие покупаю на дни рождения. Они же дети, у них все рвется постоянно. Но вы еще обратите внимание, где мы живем. Хоть и Московская область, но в нашем населенном пункте нет никакого сообщения, нет аптеки, ни Сбербанка — нет ничего. Если что-то надо сделать, любое действие социальное, даже поход в магазин — это сразу огромная проблема. Я сама тоже уже не молодая, я 2 тысячи каждый месяц на свои лекарства только трачу. Я гипертоник.
С приходом кризиса стало тяжелее, да. Я даже деньги снять поехать не могу, два раза в месяц мне разрешают выехать. И вот — выезжаю в банк, покупаю лекарства, отовариваюсь так, что пять или шесть сумок набирается, снимаю эти деньги, сразу забиваю себе холодильник.
Есть еще подвальчик, который я заполняю: картошку покупаю, конечно, свеклу покупаю, банки закрываю всякие. Подвальчик этот нас и выручает, я оттуда хотя бы картошки притащу, сварю им. Как начался коронавирус — вообще не выпускают никуда. Два раза с автобуса снимали просто. Не пускают и все, хотя мне нет 65 еще.
Как-то перебиваемся, уже отказываем себе в чем-то. Трудно покупать фрукты, молоко. Молоко 100 рублей уже бутылочка, яйца 100 рублей. Все как-то подорожало. Пельмени они любят, сосиски. Я леплю пельмени, а пирожки не делаем давно уже. И пиццу им давно не делала, хотя они просят.
Поддержки я никакой по поводу коронавируса не получаю: во-первых, мне еще нет 65 лет, поэтому 3 тысячи рублей, которые область платит, мне не положены. У меня соседке-бабульке сегодня 3 тысячи принесли, она такая счастливая была: «Люба, мне сегодня денежки принесли, я себе хоть что-то смогу позволить купить». Я ей покупала творожок покушать. А до этого не могла: пенсия маленькая, за квартиру же еще платить надо.
В завтрашний день я смотрю без какой-либо уверенности. Раньше я жила, я была уверена в будущем, я свою зарплату как хозяйка распланировала на месяц — и жила, знала, чего ждать, что до получки у меня все будет нормально и все у меня будут сыты.
А сейчас… Это просто невыносимо.
Гэсер
Гэсер — администратор хостела для людей, которые потеряли все. Этот и еще несколько хостелов снимает благотворительный фонд «Дом друзей». В прошлом Гэсер предприниматель. Он полностью прогорел из-за пандемии и оказался на улице без средств к существованию. Сейчас работает в хостеле за 10 тысяч рублей и живет там же.
Сегодня мой день рождения, мне исполнилось 32 года. Я родом из Бурятии, город Улан-Удэ. Природа у нас красивая, но девяностые подзадержались до сих пор, безработица страшная. Работал охранником, официантом, отслужил в армии. Профессия у меня — водитель-механик танка Т-62, по такой специальности разве что трактористом работать.
В Москве я живу с 2012 года. Приехал сюда молодым парнем, начал устраиваться на какую-то работу. В основном это были продажи, консультации, общение с людьми, услуги. Где-то в 2015-м попал в серьезную компанию, где очень хорошо учили продавать. Отработал там полгода, получил опыт — и решил сам на себя работать, продавать одежду.
Покупали с друзьями на оптовом рынке обувь, верхнюю одежду, куртки, дубленки. В Москве искали свободную торговую площадь, где интенсивный трафик, то есть много людей проходит мимо точки. Договаривались об аренде — день, два или неделя — и проводили распродажу. Мотивируешь себя тем, что чем больше вкладываешь, тем больше выхлоп, тем больше ты зарабатываешь.
Какое-то время назад я постоянно квартиру снимал. Потом попробовал в хостел заехать — и понял, что там есть свои удобства. Постельное белье не надо где-то стирать, я один, что мне делать — с утра уехал, вечером приехал. Мне не надо много пространства, у меня просто физическая работа: встал, пошел, начал работать, приехал, вернулся, лег спать.
В этот сезон в Москве снег был всего один-два дня, продажи шли не очень хорошо, люди мало покупали зимнюю одежду. У меня заработок был 25 тысяч за неделю, меньше 50 я за месяц не зарабатывал. Но я к тому времени уже считал, что это мало. Был в ожидании весны. Весна — это время, когда зимнее снимают, надевают весеннее, продажи появляются, доход растет до начала лета.
А потом вдруг в один момент люди на нашу распродажу и нашу рекламу перестали реагировать. Стали ходить в магазины и покупать только продукты. В этот момент объявили, что следующая неделя объявляется нерабочей. Я сначала подумал: ладно, окей, нерабочая неделя так нерабочая. Неделю можно потерпеть. Бывает же так после Нового года. Посидим неделю, что такого?
Когда уже объявили, что [ограничения] на месяц, мы решили закупить мед и его продавать. Думали, раз люди покупают только продукты, то и мед купят. Все сделали: закупили, объявление рекламное сделали, что возможна доставка бесконтактная. Распространили эту рекламу на районе. В итоге реакция вообще нулевая. Прогорели. Мед башкирский так и остался.
А потом деньги кончились — и до сих пор не появились. Сейчас у меня ноль рублей. Сначала я в том хостеле, где жил, несколько дней прожил в долг. А потом, когда стало ясно, что денег уже не будет, мед покупать никто не будет, взять денег негде — пришлось уйти не заплатив. Остался один на улице. В течение пяти дней ночевал в подъездах. В принципе не страшно, в Москве же тишина была, никто никуда не ходил, было видно, что люди напуганы.
Первое время я своих знакомых просил мне какие-то небольшие суммы перевести, и мне одалживали, ну я покупал что-то в магазине себе поесть. Это было только начало моего месячного пути. Я все думал, что ограничения снимут через 20 дней, и вот у меня ноль рублей, мне надо на них как-то 20 дней прожить. Никак не мог перестать думать об этом.
Телефон работал, но заряжать было негде, ведь все кафе закрылись, ничего не работало. Я ездил часами на трамвае и там телефон заряжал.
Я уже в «Яндексе» начал вбивать: «что делать, если оказался в трудной жизненной ситуации», ну там мне и попалась информация про «Ангар спасения» от службы помощи «Милосердие», там я и узнал про это место.
Я туда каждый день приходил, и однажды их администратор сказал: есть хостел, где можно в течение двух месяцев жить бесплатно. Я был удивлен: как так? Все время жил в хостеле, платил, а тут бесплатный. Хорошо. Дали номер телефона. Позвонил. Мне сказали, надо пройти дезинфекцию и флюорографию, я прошел и вот — живу.
Когда я один оказался в чужом городе, без копейки денег, без средств к существованию, без крыши над головой, пришло осознание, насколько сильно я завишу от этой системы, которая просто одномоментно меня выключила. Раз — и ты уже обездвижен, ты ничего сделать не можешь, ты в безвыходной ситуации.
Это только если иметь какой-то опыт выживания в лесу — ушел в лес и живешь, все, нормально. А здесь ты постоянно в городе живешь, находишься в этой системе, система выключается или какие-то ограничения возникают — все встало.
Я тут прошел стажировку, приступил к обязанностям, вот жду аванса, через неделю, возможно получу уже первые деньги. У меня, в принципе, в Улан-Удэ есть родные, мама, папа, и квартира есть. Но я понимаю, что если тут такая тяжелая ситуация, то там все еще тяжелее. Тут я хоть администратором могу как-то деньги зарабатывать. А там я что делать буду?
Валентина Егоровна
72-летняя Валентина Егоровна — коренная москвичка, которая, как говорили в девяностые, не вписалась в рынок. Потеряв работу по состоянию здоровья, она потеряла и жилье — их с дочерью выселили на улицу. После проживания в государственном Центре социальной адаптации имени Е. П. Глинки Валентина Егоровна и ее дочь Лариса оказались в хостеле на улице Грайвороновской.
Квартиру мы купили в Подмосковье, в Пушкино. Однокомнатная, но большой метраж, кухня 10 метров, ванная, туалет, все как обычно. А до этого всю жизнь прожили в Москве, на Нагорной улице, но квартира была не приватизированная, оттуда и съехали в собственное жилье в Пушкино. Вообще, я в Москве прожила больше 63 лет, и родители мои москвичи, и их родители. Прописка у меня, правда, теперь вот пушкинская. Обе заболели и не смогли платить за ипотеку — вот нас и выселили. Дочери моей 9 мая исполнилось 47 лет. Она медсестра, работала раньше в центре Блохина, но заболела и потеряла работу. Вышла из больницы, с лечения, прямо сюда.
Я работала сиделкой много лет, но всегда частным образом. Так как я уже в возрасте, у меня от такой работы несколько месяцев назад началась грыжа, и я больше не смогла работать.
Иногда, если случалась какая-то подработка, мы с ней [дочкой] хостел снимали — а так наша квартира не сразу стала занята, иногда мы там ночевали. Пока в нее других людей не вселили. Платеж у нас ежемесячный был 24 тысячи рублей, и, пока мы работали, мы его еще тянули, а когда она заболела и я заболела, у нас долг накопился — и нас выселили, и мы сначала переехали в центр имени Глинки на Иловайскую улицу, а уже оттуда в бесплатный хостел на Грайвороновскую.
Помощи я никакой особенной не получаю. Один раз 3 тысячи рублей воробьевские получила, мне по возрасту положено — ну я лекарства какие-то купила. Но вообще, эти 3 тысячи — это же полная ерунда. Да и московские четыре — тоже ерунда.
Что я сегодня ела? Сегодня утром соседка налила тарелку горохового супа, потому что у нее не хватало куда-то вылить. Потом дочь сходила в магазин, остались еще копейки, купила пачку чая, пачку сахара, попили чай. «Мам, давай хоть что-то сладкое купим, а то мозги вообще не работают». Купили грамм сто конфет. Самых дешевых.
Картошку еще мы делали сегодня с морковкой и луком. Огурчики нам тут выдали. Один свежий огурчик на комнату. А в комнате у нас семь человек. Его режем сразу на куски. Один пакет чая на кружку, две ложки сахара и кусочек хлеба.
Какие у меня планы? Очень хочется выкарабкаться.
Выживать в России
Во всех этих историях есть несколько общих черт, которые важно отметить.
Во-первых, оказалось, что быть гражданином России совершенно недостаточно для того, чтобы получить от государства хоть какую-то поддержку во время кризиса.
Все, кто работал в серой или черной зоне, а таких людей в России миллионы, моментально лишились не только средств к существованию, но и какой-либо надежды на помощь от властей. Но правильно ли это? Точно ли власти сделали все возможное, создали все условия для того, чтобы люди переходили из черной зоны в белую? Да и вообще, когда речь идет о жизни и смерти, так ли важно, был ли у человека трудовой договор?
Во-вторых, во всех описанных случаях бюрократическая машина государства ни разу не представляется как институт, оказывающий помощь. Очень, конечно, удобно отправлять людей на сайт госуслуг или организовывать дистанционное обучение в школах по интернету, но для семей, в которых один телефон на пять человек, подобные задачи зачастую оказываются невыполнимыми.
В-третьих, становится очевидно, что выживать в современной России могут только те, кто готов к героическим свершениям. Готов бороться за выживание, бороться за место под солнцем, готов постоянно прикладывать усилия, плыть против течения, сопротивляться. И предпринимать это необходимо не для какой-то шикарной и богатой жизни, нет, бороться приходится за базовые потребности — еду, одежду, крышу над головой. Но каждый ли может быть героем? А как быть тем, кто не готов к героической судьбе?
Александра и Сергей
Саша и Сережа живут в маленьком городке в Тверской области. Сергей работал водителем, но, как и большинство людей, устроенных всерую, с наступлением кризиса потерял возможность кормить семью.
Меня зовут Саша, мне 32 года. Я родом из Великих Лук, сюда переехала с мужем. Пока я стажер в «Дикси», на испытательном сроке. А там как карта ляжет, пока не известно.
Муж мой, Сергей, ему 36 лет, работал в Москве, но в связи с пандемией он у меня переквалифицировался и стал усатый нянь. Ездил он в основном на рынки, возил туда манекены — у нас тут в городе есть фабрика. Но рынки закрылись, и работы не стало. А так как трудоустроен был неофициально, то без каких-либо выплат отправили домой. Выбор тут у нас очень простой: если работаешь вбелую, то зарплата 15—19 тысяч, а вчерную выходит 30—35, ну, может, еще какая шабашка подвернется. А когда у тебя несколько детей, каждый рубль на счету — понятно, что ты выберешь.
Пока муж не работает, я устроилась в «Дикси». Сказали, что стажеру на испытательном сроке платят 850 рублей в день, но это тоже зависит от выработки, там почасовая оплата. Если переработки будут, то по факту посмотрим, может, больше получится. Пока я на испытательном сроке и тоже без договора, но когда устроюсь, то все будет вбелую.
Буквально перед вашим приходом Сереже позвонили с биржи, предложили работу за 13 тысяч рублей. А он всегда получал 35. Я у него с тремя детьми на иждивении, а ему работу предлагают за 13 тысяч. Как на это прожить, вы себе представляете? Вот именно, никто не представляет. Мало того, мы же многодетная семья, но никакие льготы оформить не можем. С меня требуют какое-то свидетельство предъявить, что я многодетная, тогда льготы будут. А то, что у меня трое детей, что они у меня в паспорте вписаны, что вот они — это никого не волнует.
Я говорю: вот же дети, смотрите! Но нет, не оформляют ничего. С переездом в эту область я и пособие не могу получить: мне говорят, что я не нуждаюсь ни в чем. Это мне так власти сказали. Получаю только то, что оформила, еще когда жила в Великих Луках, целых 1,5 тысячи рублей, да не на одного, на троих! В общем, получается 1574 рубля.
А еще у меня есть сертификат, который лежит мертвым грузом. На третьего ребенка мне положено 100 тысяч рублей, но так как я сюда переехала, меня отправляют в Великие Луки, чтобы я его там аннулировала. Но при этом никакой бумажки официальной, что, мол, там вы его аннулируете, а мы вам тут предоставим новый, не дают.
Сейчас, слава богу, живем благодаря поддержке матери Сергея, но она сама пенсионер, ей надо за квартиру платить. Больше полагаться не на кого, только на себя. Никакой помощи от государства нам получить пока не удалось.
А вот то, что президент обещал многодетным по телевизору помочь, — так я до сих пор не могу зайти в «Госуслуги». Мы вчера два часа мучились, пытались подать заявление — не выходит. Решили через МФЦ записаться, а там только после 26 мая можно. Вот так получается, что федералы нам обещают по телевизору какую-то помощь, выплаты, а на местах даже оформить не получается. Мы уже и не верим в то, что можно чего-то добиться: это бесполезно, они друг к другу перенаправляют. Мы пошли в Пенсионный фонд, Пенсионный фонд [отправляет] в МФЦ, в МФЦ пришли — идите в Пенсионный фонд. Так мы и ходим кругами.
А со службой занятости вообще все интересно. Они работу предлагают, но на этой работе ведь невозможно выжить. Мне вот предложили вакансию за 4,9 тысячи — полы мыть в подъездах. Я, конечно, не согласилась, ну они мне отказ и написали. С мужем то же самое: предложили ему сегодня возить мусор, в ЖКХ. Зарплата белая, 15—16 тысяч. Но, говорят, к нам только на долгий срок. А муж говорит, мне бы поработать, пока кризис, детей кормить нечем. А они ему: нет, нам надолго нужны люди. И тоже отказ ему пишут. Служба занятости галочку ставит скорее для себя или для отчетности, но не в наших интересах. Не будет же он пять лет подряд за 15 тысяч работать? У нас, когда он 35 зарабатывал, еле хватало от зарплаты до зарплаты, а на 15 как прожить с тремя детьми?
С едой у нас сейчас так: на день есть, а когда спать ложимся, то думаем, у кого бы занять. Все эти два месяца мы живем в долг. У меня даже бумажка специальная есть, вот когда аванс будет, я получу тысяч шесть, долги раздам, и, может, рублей 500 до зарплаты останется. Но это смотря сколько получу, я же еще ученик.
Страшно ли мне? Конечно, но я же не буду это при детях показывать. Зачем их пугать?
Лариса и Дмитрий
Лариса и Дмитрий — единственные оставшиеся друг у друга люди. Их бросили все, и у них не осталось ничего своего. Только любовь и желание выкарабкаться.
Меня зовут Лариса, мне 51 год, я тут вместе с мужем, его зовут Дмитрий. Мы оба москвичи. Я с рождения до 50 лет жила с отцом. Потом он уехал жить к бабушке в ее квартиру, а мы остались — я, муж и дети — в той квартире. Жили нормально, все у нас было прекрасно. Мы никогда не думали, что такая туча над головой соберется. И тут папа решил продать квартиру. Не хватало ему пенсии. Он решил продать эту квартиру и купить в другом районе, поменьше, чтобы были у него деньги. А куда нам идти? Он говорит, переедете в бабушкину квартиру (мы прописаны были у бабушки). Говорит, если я квартиру продам, дам вам какую-то сумму денег как компенсацию.
Он продал свою квартиру. Мы переехали к бабушке жить. Когда отец квартиру продал, я ему позвонила — говорю, пап, как насчет денег? На что мне сказали, денег у меня нет, и все. После этого связь прекратилась вообще с отцом. Сколько я ему звонила, абонент не абонент.
Мы где-то год прожили в бабушкиной квартире. Платили то, что могли платить, но там был долг уже, и он рос. Мы с мужем работали то курьером, то промоутером. Зарплата, сами понимаете, не очень большая, у меня получалось в месяц тысяч 15, у мужа столько же. С нами еще дети жили. Дочка особо не работала, вторая дочка тоже, а у нее трое детей.
Дядя вступил в право наследства на бабушкину квартиру. Пришел и сказал: «Ларис, я вступаю в право наследства. Но я хочу эту квартиру продать». Я говорю, давай как-то ее разменяем, мы даже согласны на комнату, нам вдвоем с мужем этого бы хватило. «Нет, я хочу продать». И тоже говорит: «Я могу дать тебе деньги, чтобы вы себе сняли квартиру, я оплачу полгода или год. А там уже как-то сами будете. Ищи квартиру».
Мы нашли, нас все там устроило. Устроила оплата, которую мы должны были вносить. Маленькая совсем однокомнатная квартира на Семеновской за 15 тысяч. Я ему позвонила: Паш, мы нашли квартиру, договорились с человеком, надо приехать. А он мне говорит: «А я передумал. Передумал, и все». И просто перестал с нами созваниваться.
Потом пришел участковый, сказал, что дядя написал заявление, чтобы мы эту квартиру освободили. Он вступил в права наследства. Ему эта квартира нужна, чтобы сделать ремонт, продать. Мы ему мешаем. Там были прописаны я, младшая дочка и внучка. В конечном итоге он нас выписал по суду всех троих. И не дал нам ничего.
Это было 3 февраля этого года. Мы с мужем месяц жили в подъезде после этого. Пока была какая-то работа, пошли где-то покушали, ночь переночевали, все аккуратненько за собой убрали и утром снова на работу пошли. Работали мы без трудоустройства, промоутерами. Нас там взяли легко, у нас же московская прописка. А потом в один день все закрылось — и мы оказались совершенно без денег, полностью зависимы. Мы обратились на Иловайскую, в центр имени Глинки, жили там, ели что дадут.
Там обычно не знаешь, поешь ты вообще за день что-то или нет. Какие-то благотворительные организации привозят что-то. Но бывало, что целый день ничего не было поесть. Встаешь утром, чая выпьешь и ждешь. А иногда народу было столько, что всем еды не хватало. В последнее время, уже когда коронавирус начался, нам начали выдавать пайки: роллтон-картошка, роллтон-вермишель и пакетик чая на день. И какой-то пряник. Но заварить было негде, так как кипятка там нет, только в корпусе, а нас выгоняли днем на улицу.
Понимаете, мы же нормальные, обычные люди, просто попали в такую ситуацию. Нам если выкарабкаться… то у нас будет опять образ жизни, какой и был раньше, мы опять пойдем работать. Нас сначала обнадежили, что все будет открыто, мы уже так понадеялись, что мы начнем работать хотя бы. И вот опять мы у разбитого корыта — без денег, без работы. Из собственности у нас нет сейчас вообще ничего. Мы живем тем, что нам дадут тут поесть, одеваемся в то, что нам дадут здесь из вещей. Пенсии ни у меня, ни у мужа еще нет.
Вроде работали-работали всю жизнь, старались все детям давать, чтобы они ни в чем не нуждались. А потом как-то… выпали из колеи. У меня муж работал на заводе, он слесарь-сборщик авиационных двигателей. У него две профессии, он еще фрезеровщик. Но завод его закрыли. Все рухнуло.
Потом мы с ним вместе устроились на работу, он работал как фрезеровщик, а я фотолитографией занималась, мы там какие-то платы просматривали через микроскопы. Мы когда туда пошли работать, на полгода прям вздохнули свободно. Но потом все рухнуло опять. Зарплаты нет, ничего нет. Это уже в двухтысячные было.
Потом опять какую-то работу нашли. Немного голову приподняли. Начинает налаживаться. И опять что-то не так. Опять мы без денег. Иногда уже руки опускаются. Ну сколько можно? Мы не молодеем, мы стареем. Я по профессии продавец, я пыталась в магазин устроиться. Но звонишь в магазин — уже начались ограничения по возрасту. Сначала было 45 лет, теперь уже до 35 вообще. Потом мы начали работать там, где хоть что-то можно заработать, хоть что-то, хоть какие-то деньги. Но мы сейчас уже даже не знаем, возьмут ли нас опять на ту работу [промоутерами], если они сейчас откроются, вот эти парикмахерские, потому что уже сколько времени они не работали, может, они вообще сейчас обанкротились.
Мы с мужем 30 лет вместе — и сейчас только мы и есть друг у друга. Мы когда первую ночь провели в подъезде, мы так сели на лестницу, сидим и говорим: «Мы с тобой в 50 лет оказались на улице, в 50 лет. Мы никогда не думали, что можем оказаться в такой ситуации». Мы так далеко были от такой ситуации. Я ему тогда еще сказала: «Дим, пока мы вместе, мы с тобой непотопляемы». В тот вечер мы пообещали друг другу, что должны выкарабкаться, что должны вернуться к нормальной жизни, что должны все это перетерпеть.
Послесловие
Это лишь несколько историй из тех, что я записал за несколько дней, общаясь с людьми, которые пострадали от экономических последствий пандемии коронавируса. Письма с просьбами о помощи заполонили мой почтовый ящик, ящик нашего фонда и ящики большинства благотворительных организаций по всей России.
Я не могу даже предположить, сколько миллионов россиян на самом деле сегодня находятся в таких жутких условиях, но я понимаю, что в наших силах оказать быструю и нужную помощь прямо сейчас, тем, кто в ней действительно нуждается.
Именно благотворительные организации каждый день сражаются на передовой этой войны за судьбы миллионов наших сограждан. Сражаются эффективно, сражаются в их интересах, подставляют плечо в самый трудный момент их жизни — тогда, когда этого не делает больше никто.
Мы объединили десятки НКО из разных регионов России, чтобы вместе оказывать помощь нуждающимся по всей стране. Пожалуйста, оформите пожертвование — разовое или регулярное — чтобы предотвратить гуманитарную катастрофу.
Пока есть люди, готовые жертвовать хоть 100 рублей, есть надежда, что помощь придет к тем, кому сегодня негде спать или нечего есть.
Сегодня это касается каждого. Не проходите мимо.