Дети почти никогда не рассказывают о том, что их бьют родители. В большинстве случаев от жестокого обращения страдают маленькие дети — до 8-12 лет, в этом возрасте они часто не понимают, что происходит что-то неправильное. А если понимают — защищают родителей, потому что боятся обострения конфликта или того, что их заберут в детский дом. Ребенок не может убежать в центр реабилитации — таких, аналогичных тем, где женщину примут в тот же день, когда она убежала от обидчика, не существует в России. «Такие дела» — о том, как устроено домашнее насилие над несовершеннолетними, почему все молчат и как действовать ребенку, если находиться дома опасно.
По данным ООН, каждый год миллиард детей в мире сталкивается с домашним насилием. В прошлом году 674 тысячи детей в США стали жертвами жестокого обращения, по информации национальной программы сбора данных о жестоком обращении с детьми и безнадзорности. По разным данным, в России более двух миллионов детей до 14 лет ежегодно страдают от домашнего насилия со стороны близких родственников — мам, пап, бабушек, дедушек, братьев или сестер.
По данным СК РФ, в позапрошлом году возбуждено 276 уголовных дел за истязание, 276 — за причинение тяжкого вреда здоровью, 277 — за убийство несовершеннолетних.
«Я взяла его кусок хлеба и затолкала туда иголки»
Мадине 21 год. Мы изменили ее имя, но таких девочек в нашей стране тысячи. Когда ей было 12, отец ее чуть не убил. «У него был очередной припадок, он стал душить маму. Она была уже вся синяя, я видела, что у нее губы посинели и она не дышит. Папа зверским взглядом смотрел на нее и продолжал». Он не слышал, как дочь пытается его остановить, но, когда Мадина укусила его за руку, он бросил жену на пол. Девочка с мамой очнулись, когда он облил их холодной водой.
Последние три месяца Мадина вместе с грудным ребенком живет в московском центре реабилитации для женщин, переживших домашнее насилие. Она сбежала сюда из маленького северного города от мужа, который бил ее. Мадина винит отца во всем, что с ней происходило. Замуж она вышла в 15 лет за первого попавшегося жениха — дальнего родственника, — чтобы не оставаться в родительском доме.
О том, что происходит с Мадиной, никто не знал, девочка ходила в школу только до четвертого класса, соседей близко не было. Органы опеки не проявляли интереса к семье — отец не пьяница, не наркоман, занимается бизнесом и семью хорошо обеспечивает. «У него в городе такие связи, что мне было нельзя там оставаться», — говорит Мадина.
Что можно защищаться, она и не думала, но однажды все же решила отомстить. «Он меня так сильно ударил по носу кулаком — у меня теперь трещина. Перед ужином я взяла его кусок хлеба и затолкала туда иголки. Но он заметил, вытащил их. Он подумал, что это мама, потому что у них за два дня до этого была ссора, и снова сильно избил ее».
Сейчас родители живут на той же даче, младший брат учится на первом курсе университета — учиться в семье запрещали только Мадине. Родители по-прежнему ругаются. «Меня бил муж беременной, бил, когда я родила ребенка. Я пыталась вернуться домой — отец меня не пустил, говорил, что я их позорю тем, что ушла от мужа. Тогда я пошла жить в один центр помощи женщинам в своем городе, провела там пару месяцев, а потом уехала в Москву, чтобы меня никто здесь не достал. Сейчас я звоню маме, она меня проклинает, говорит: “Чтоб ты сдохла, лучше бы тебя не было”. А я думаю: “Лучше бы моего отца не было. Ненавижу его”».
«Я его убаюкивал, чтобы он спал»
«Это все происходило, когда отец был в определенном состоянии», — вспоминает Игорь. Ему 18 лет. Он рос в детском доме с восьми лет — туда его забрали из-за того, что дома его истязал пьяный отец. Таких мальчиков в нашей стране тысячи.
«В доме были я, брат Леша и сестра Саша. Мне было восемь, брату шесть лет, а сестра Саша еще маленькая, лежала в кроватке. Отец зашел, ну он был пьяный, сел за стол и не мог найти зажигалку. Попросил меня прикурить ему сигарету. Я стоял у плиты, включил ее, чтобы подкурить, но не заметил, что на плите лежало яблоко. Он стал кричать: «Яблоко сними, яблоко…», а я не понимал, что надо делать. Он взял меня за шкирку, поднял по стене, бросил в угол. Принес лезвие бритвы и стал резать мне ноги — я плакал, у меня кровь текла. Он запрещал плакать, а я не переставал. Он насыпал соли мне на ноги и поставил стоять в углу. Брату он тоже порезал ноги. Я постоял, пока он не уснул за столом. Я его убаюкивал, чтобы он спал. Потом пришла мама. А вечером приехала сестра — увидела, что с нами, и забрала нас с братом и сестрой».
Игорь оказался в детском доме в Самаре. Его мама осталась в Абхазии. Отца посадили в тюрьму за истязание. Он вышел через несколько лет. Жил один, продолжал пить, потом покончил с собой. Игорь поддерживал связь с мамой и другими родственниками. Через них узнавал о том, что с папой. В прошлом году впервые приехал в родной поселок. «Я сходил на могилку к отцу — плакал там. Мне жалко отца. Лешка тоже был со мной, но он не плакал, у него заморозка чувств», — говорит Игорь.
Может ли ребенок постоять за себя?
Специалисты говорят, что подавляющее большинство детей не пытается давать физический отпор взрослым. Такие истории мы обычно узнаем через уголовные дела, которые вызвали общественный резонанс. Например, в марте 2020 года 17-летний парень убил своего отца, который избивал его, мать и сестер. Ранее «Такие дела» писали о деле сестер Хачатурян, их обвиняли в убийстве отца по предварительному сговору. Кстати, в начале мая Следственный комитет РФ отказался переквалифицировать дело с убийства на самооборону.
Дети уязвимы в физическом конфликте со взрослым. Даже развитый подросток обычно слабее взрослого мужчины. А значит, выше риск того, что он схватится за нож, оружие или тяжелый предмет. «Дети прогнозируют хуже, чем взрослые. Ребенок может или преуменьшать, или преувеличивать степени угрозы. Физиологически их лобные доли мозга еще развиваются, поэтому им труднее планировать, понимать последствия. Но на самом деле и взрослому трудно оценить, насколько реальна угроза его жизни и здоровью, когда пьяный человек говорит: “Я тебя убью”. Особенно если вы знаете, что он может вести себя агрессивно», — говорит психолог, гештальт-терапевт Александра Саницкая.
По словам Валентины Фроловой, адвоката и координатора направления «Защита женщин и детей» в «Зоне права», часто суды просто отвергают версию об обороне и рассматривают дела по общим статьям УК РФ.
«Я веду дело в Перми: 15-летняя девочка нанесла смертельную травму отчиму, — рассказывает адвокат Анастасия Шардакова. — Он злоупотреблял спиртным, оскорблял ее, на ее глазах применял насилие к ее матери. Все это не могло не сказаться на ее психике. В тот день отчим пришел к ним домой, выпивал с бабушкой девочки, оскорблял девочку, поздним вечером на ее глазах несколько раз ударил бабушку, а затем подругу девочки. Когда он наносил удары подруге, девочка ударила отчима в спину ножом. Всего один раз. От этого одного удара он и скончался. Сейчас она под подпиской о невыезде, ходит к следователям на допросы и к врачам на экспертизы. Ее обвиняют по статье “Убийство”. Самое страшное, что она замкнулась, не отвечает на вопросы экспертов. Хотя я с ней проговаривала, что делать. Она говорила мне: “Я не хотела его убивать, не знаю, как так вышло”. Я объясняла: “Тебе нужно все это сказать врачам, следователям”. Но она на экспертизе не стала общаться с психиатрами, поэтому ее поместили в психиатрическую больницу, чтобы провести экспертизу, — насколько она отдавала себе отчет в том, что делала».
Что делать ребенку?
1. Не обвинять себя. Просить помощи
«Нет ни одного верного способа избежать насилия. Нельзя посоветовать: “Говорите такие слова, ведите себя с пьяным и агрессивным отцом вот так”, — объясняет психолог Александра Саницкая. — Так вы будто передаете ребенку часть ответственности. Вроде ребенок что-то может сделать, чтобы его не били. Дети в таких семьях и так умеют подстраиваться под существующую систему. У меня в работе была девочка, которая перечила отцу, и его это бесило еще больше — он тогда ее бил. Получается, ей надо было молчать? Но был мальчик, который молчал, а его отца бесило то, что он не отвечает. Нет, ребенок не может повлиять каким-то “правильным поведением”.
Придумывать, как себя вести, — не выход из ситуации. Выход — обращение к классному руководителю, на телефон доверия, в социальные службы, к родственникам. Я считаю, что телефон доверия и социальные службы — лучше. Ребенку трудно решиться рассказать о проблеме. И дети так устроены, что их подкашивает первая неудача. Если он скажет классному руководителю, а тот отмахнется: “Не придумывай”, он может сделать вывод, что ему никто не поможет, и не обратиться больше никуда».
2. Не надеяться на соседей
«В Семейном кодексе РФ есть статься 56 —“Право ребенка на защиту”. Там говорится, что “должностные лица организаций и иные граждане, которым станет известно об угрозе жизни или здоровью ребенка, о нарушении его прав и законных интересов, обязаны сообщить об этом в орган опеки и попечительства…” Соседи, которые знают о том, что ребенка бьют, должны вмешаться. Но ответственности для тех, кто знает, но не сообщает, нет. На практике с защитой детей все плохо — органы опеки могут забрать детей, если найдут бедную обстановку и прокисшее молоко дома, а могут проигнорировать, если ребенка бьют и унижают. Часто их нужно заставлять работать. Понятно, что ребенок не будет бегать за ними и пытаться отстаивать свои права. Поэтому лучше всего звонить в центры, которые помогают жертвам домашнего насилия», — советует Анна Ривина, директор центра «Насилию.нет».
3. Отбиться и бежать
Существуют школы по самообороне для детей. В том числе они учат, как отразить нападение взрослого человека. «Но у нас нет цели научить тому, как обороняться в ситуации домашнего насилия. Этого делать не надо. Максимум, что должен сделать ребенок, на которого напал взрослый дома, — отбиться и убежать», — говорит Алексей Каменев, тренер московского центра «Крав Мага».
«Во всех возрастных категориях — от пяти до 16 лет — мы разбираем ситуации, которые могут возникнуть между взрослым и ребенком/подростком. Прежде всего мы говорим о незнакомом человеке. Например, он пытается забрать ребенка с детской площадки. Мы разбираем различные способы решения конфликта — от вербального (жестов, криков, привлечения внимания) до физического противостояния. В ситуации с домашним насилием, конечно, можно дать физический отпор, но что будет потом? Можно посоветовать: если условный отчим нападает с ножом, обеспечьте между вами максимальную дистанцию. Постарайтесь, чтобы между вами было препятствие — дверь, скамейка, стол и так далее. Используйте подручные средства — сумку, рюкзак. Если ничего нет — старайтесь отбить рукой и бежать», — объясняет Егор Чудиновский, тренер того же центра в Санкт-Петербурге.
Готовых решений нет
Центры помощи жертвам насилия могут обратить внимание органов опеки на семью, оказать ребенку психологическую помощь, дать план действий. У работников таких центров есть активисты, которые готовы помогать, отталкиваясь от конкретной ситуации. Но ребенка волонтерам защищать трудно.
«Мы сталкивались с ситуациями, когда прятали 18-20-летних девушек и на нас выходили полицейские, говорили, что родители подали в розыск, что они найдут и тогда вернут им ребенка. Хотя по закону совершеннолетние имеют право идти, куда хотят, но на практике к нам приходят и говорят: “Вот здесь мама подала заявление”. Что касается детей — для них нет, во всяком случае я не знаю, таких центров реабилитации, куда они могут прийти с вещами и сказать: “Пустите пожить, мне дома опасно находиться”. Для взрослых такие центры есть. Поэтому законный и единственный выход — обращаться в полицию и к специалистам, которые могут “дергать” органы опеки», — объясняет Анна Ривина.
Дети боятся говорить о домашних проблемах, потому что опасаются, что конфликт обострится или их заберут в детский дом. Насколько вероятен второй вариант? И выход ли это?
«Много лет я наблюдал семью, ходил в органы опеки и требовал изъятия оттуда детей, — говорит Антон Рубин, руководитель общественной организации “Домик детства” в Самаре. — Родители уходили в запои. Там двое детей. Младший ребенок инвалид — болен не по воле природы, а потому что с ним что-то плохое случилось дома. Он попал на скорой помощи в больницу, родители объясняли, что упал с лестницы. Но хирург, который оперировал, говорил: “Я знаю, как падают с лестницы, там нет такого месива”. Мальчику удалили несколько органов, у него часть пищеварительного тракта отсутствует. Я приводил туда за руку полицию и опеку, когда родители были в запое. За шесть лет мне два раза удалось заставить опеку забрать их в приют на три месяца. Но суд не лишил родителей прав, а ограничил, а потом восстановил. Закончилось тем, что месяц назад мама умерла. Младший ребенок теперь в детдоме. Девочке 16 лет — она вышла замуж».
Эти дети сами писали Рубину во «ВКонтакте». «Но они не хотели в детский дом — у них была позиция: “Маму и папу надо спасать”», — объясняет он.
Сейчас в России 44 429 детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей. У большинства из тех, кто живет в детских домах, по словам Рубина, родителей лишили прав за пьянство, побои, истязания. «Ситуации, когда ребенка забирают из благополучной семьи под предлогом того, что папа ему при соседях навесил подзатыльников, встречаются сильно реже. Сложный вопрос: “Забирать ли ребенка в детский дом — насколько это выход?” Большинство детей, которых поместили в учреждение, бегут оттуда к родителям. К пьяным, избивающим. Или к другим родственникам. Но это не значит, что ребенок должен оставаться дома, если там опасно находиться. Насилие обычно сопряжено с комплексом проблем у родителей — алкоголем, наркотиками. Если родители хотят лечиться, работать, возможно, им стоит помочь и оставить детей дома. Нужно решать, где ребенку будет лучше, после системной, длительной работы с педагогами, врачами, психологами».
Сейчас, говорит Антон Рубин, все зависит от личности инспектора: он может решить, что подзатыльники и шлепки неприемлемы, и забрать ребенка, а может игнорировать запои родителей.
Право на безопасное детство сталкивается с бюрократией, с мелкими чиновниками, с безразличными судами, с органами опеки. Если ты ребенок и тебя бьют, ситуация в России для тебя остается практически безвыходной. Но есть немногие организации, где помогут и поддержат.
ТЕЛЕФОНЫ, КУДА МОЖЕТ ОБРАТИТЬСЯ РЕБЕНОК:
Федеральный детский телефон доверия 8-800-2000-122
Центр «Насилию.нет» 8-495-916-30-00
Кризисный центр помощи женщинам и детям 8-499-977-17-05
Фонд «Волонтеры в помощь детям-сиротам» 8-495-789-15-78
Горячая линия «Ребенок в опасности» Следственного комитета РФ 8-800-707-79-78
Единый социальный телефон 8-800-300-81-00
Московский единый номер «051» — телефон горячей линии, с которой обращения также переадресовываются в органы опеки.
НКО «Домик детства» в Самарской области — 8-846-2444-100