Елена Волохова
Методист, 30 лет. Живет в Кирове, помогала искать кота Твикса
Раньше волонтерством я не занималась. Про других думала: «Какие ребята молодцы, не лень же им. У них, наверное, есть свободное время и ресурс на это, а я не такая: у меня напряженная работа, учеба, свои коты, личные дела — куда еще на это навешивать какой-то активизм». Тем, что происходит в мире, я тоже долго не интересовалась. Раньше все пропускала мимо: Грета Тунберг, Крым — ну и что? В мой мирок эта информация не доходила.
Последние годы я стала узнавать о том, что происходит вокруг, при этом чувствуя все больше бессилия. Принимаются законы, кто-то куда-то избирается — что мы, обычные люди, можем сделать? Какой смысл бороться за что-то?
О том, что потерялся Твикс, я узнала из группы в соцсетях, посвященной местному приюту. Изначально у меня не было желания активно подключаться к этой истории. Я подумала, что знающие люди займутся поисками, а я буду следить за новостями. Как все.
19 января я все-таки решила присоединиться к группе поиска. Специально села искать новости, в комментариях под каким-то постом увидела ссылку на чат, почти бессознательно написала в нем: «Я не знаю, что делать, но очень хочу помочь. А если кто-то хорошо знает район, пойдемте вместе». В Кирове я человек новый, живу здесь год и ориентируюсь плохо. Что делать и что брать с собой, тоже не знала. Хотелось заручиться поддержкой опытных людей. Если бы никто не откликнулся, одна искать Твикса я бы точно не пошла: страшно.
Знающие люди написали в чате, что на поиски лучше отправляться как можно раньше, не ждать утра. Так появилась группа ночных поисков, в которой к полуночи собралось 14 участников. Мы узнали, кто что может взять, чего нам не хватает. Попросили хозяйку Твикса записать голосовое сообщение, в котором она зовет питомца, — с этой записью пошли искать кота. В местах, где он мог спрятаться, оставляли корм и записывали видео для второй группы, которая должна была пойти на поиски уже утром. Мы распределили обязанности: кто покупает корм, кто курирует волонтеров, кто ведет их на местности, кто отмечает места на карте. Мне всегда казалось, что сначала нужно все продумать, а потом действовать. Но у нас все происходило параллельно, и для меня стало большим открытием, что так тоже работает. При тех ресурсах и времени, которые у нас были, мы сделали максимум.
В ту ночь я спала всего несколько часов, а утром у меня был экзамен в магистратуре. Новость, что Твикса нашли мертвым, я узнала только к полудню. Конечно, я расстроилась. Я верила, что кошки — «волчьи» существа, что Твикс мог найти какое-нибудь пристанище и жить там все восемь дней. Но его гибель не обесценила поиски.
Сам факт, что незнакомые люди, у каждого из которых есть дела и работа, вдруг посреди ночи пошли искать кота, нелогичность и нерациональность всего этого произвели на меня большое впечатление. Всё вокруг нельзя, и вдруг по какому-то неимоверному стечению обстоятельств нашлась площадка с безопасной тематикой и легитимными действиями, которые мы могли совершить. Ходить вокруг железной дороги и искать кота было можно, не боясь за свою свободу и судьбу близких.
О других волонтерах, которые были рядом в ту ночь, и о тех, кто сочувствовал поискам Твикса, я думала: «Есть в нас что-то человечное — хотя бы в отношении братьев наших меньших, это уже немаловажно. Мы еще способны сопереживать».
Может быть, эта история покажет, что люди способны мобилизоваться, собраться и начать действовать для решения проблем, которые нас волнуют. Ведь история знает такие примеры, когда для глобальных изменений не хватало какой-то маленькой вспышки. Возможно, если бы у нас была свобода слова, люди бы знали, что они могут выразить свое мнение или что-то сделать, чтобы отстаивать то, что для них дорого, как это было с Твиксом… Если бы это распространилось на другие темы, другие поводы, кажется, мир бы стал лучше.
Что касается меня, я вообще не ожидала, что способна на такой поступок. Раньше не верила, что в современных реалиях что-то может изменить один человек или небольшая горстка людей. «Есть большой мир с его законами, и есть простые маленькие мы» — так я рассуждала. Я не могла представить себя на месте человека, который вдруг пошел и что-то сделал просто потому, что считает это важным. Я в этом смысле пример среднестатистического россиянина, который будет жаловаться, что во дворе не убирают снег, но ему в голову не придет взять в руки лопату. Нас воспитывают так, что каждый имеет власть только над своим участком реальности.
История Твикса перевернула что-то внутри меня.
Ко мне пришло осознание, что в моих руках больше, чем я представляла себе до этого.
Ирина
57 лет. Живет в Туле, ходила на сбор подписей за Бориса Надеждина
Активизмом никогда не занималась и долгое время вообще не интересовалась политикой. На выборы ходила через раз. В моей семье было мнение, что за нас всё равно всё решат.
Последние годы я начала интересоваться тем, что происходит вокруг, стала читать альтернативные источники информации. Когда началась «специальная военная операция», состояние было страшное. Мне казалось, будто я в какой-то яме. Первый месяц каждый день, как только просыпалась, проверяла: может быть, уже все закончилось? Но ничего не закончилось.
Свою позицию я могла обсуждать только с узким кругом людей. У меня было ощущение, что я оказалась на другой планете — совершенно чужой, с чужим народом. Не могла поверить, что люди вокруг это поддерживают и думают совершенно не так, как думаю я, как мы это обсуждаем в семье.
Компания людей, вместе с которыми мы по вечерам гуляем с собаками, разделилась на два лагеря. Как ни странно, тех, кто думает как я, оказалось больше. Вместе с этой компанией мы договорились, что в определенный день поставим подписи за Надеждина.
Накануне вечером мне никто не звонил, но я решила, что пойду в любом случае. Это было для меня важно, потому что я не согласна с тем, что происходит. Не могу сказать, что я активный участник кампании, но просто уже невозможно. Это надо прекратить любым способом. Мне надоело бояться — хотя я понимала, что в подписных листах будут все наши паспортные данные, и эта история может выйти мне боком. Но если каждый из нас будет бояться и ничего не делать, вообще никогда ничего не изменится. Нас всех просто скрутят в бараний рог — и всё. Так что подпись нужна была в первую очередь мне самой.
Наутро люди вдруг начали писать, звонить, спрашивать, во сколько и где мы встречаемся. Мы пришли на точку сбора подписей в час дня, очередей не было. Но постоянно приходили и уходили люди — совершенно разного возраста. Мне было интересно наблюдать за их разношерстностью. Приходила ставить подпись моя подруга со своей мамой, маме 82 года. Приходила моя соседка, ей за 70, хотя до этого она поддерживала действующую власть.
Мне было очень важно узнать, что у меня есть единомышленники по всей стране и за ее пределами. Везде были огромные очереди. Люди друг друга угощали чаем. В Якутии стояли в минус 43. Меня тронуло, что сборщики ездили из Тулы в крупный город Новомосковск — и даже там поздно вечером у плохо освещенного участка выстраивались очереди. Очень приятно, что я приняла в этом участие.
Даже если Надеждина в итоге не допустят до выборов, опыт с подписями ценен сам по себе. В том числе потому, что те, кто поддерживает «спецоперацию», увидели все эти очереди. Может быть, на них это как-то повлияет.
Последнее время у меня было впечатление, что все закрылись и живут в своей скорлупе. Все были словно в онемении. На самом деле вокруг много хороших людей. Многие готовы оказать друг другу поддержку.
Анна
39 лет. Живет в Няндоме Архангельской области. Борется против строительства мусорного полигона
Когда началась так называемая СВО, я впала в депрессию. Мне было тяжело от того, что ничего нельзя изменить, от непонимания людей с противоположной позицией. Не хотелось ничем заниматься. Я на этом фоне похудела на пять килограммов, потом резко набрала их обратно с плюсом. Мы с мужем хотели уехать, но остались из-за родственников.
Когда подруга написала мне, что у нас собираются строить полигон, я подключилась к этой истории, чтобы отвлечься от тяжелых мыслей. Раньше я никогда не занималась экоактивизмом. Я начала искать информацию об экологических проблемах в других городах. Помогала монтировать видео для соцсетей активистов, писать жалобы.
Постепенно, когда я вникла в проблему, поняла, что с нашим городком может произойти экологическая катастрофа. Я видела, что происходит в других районах, где строят мусоросортировочные комплексы, и мне не хотелось, чтобы у нас было так же. Это стали понимать и другие люди, которые следят за активистами.
Оказалось, у инициативной группы позиция похожа на мою. С ними я могла поделиться тем, что у меня на душе, выговориться. К тому же стало меньше времени, чтобы читать новости и переживать. Все это помогло мне выйти из депрессии. Стало намного легче.
В апреле 2022 года в Няндоме запустили акции по раздельному сбору отходов. Она проходит раз в две недели в разных районах, чтобы люди могли сдать вторсырье рядом с домом. Волонтеры, я и еще пара человек, принимают разные фракции и передают местному предпринимателю, который собирает некоторые виды вторсырья и отвозит их на переработку.
Поначалу собранное вторсырье не заполняло даже кузов легкового автомобиля. Сейчас для него нужен один, а то и два грузовика. На акции после Нового года было так много народу, что выстроилась очередь. Это здорово.
Мой муж сначала с непониманием относился к моему активизму, но сейчас заметил, что я стала себя лучше чувствовать, и поддерживает меня. И он, и дочка помогают мне сортировать отходы. Я считаю, детей нужно приучать к экологичному образу жизни своим примером.
У меня появилось ощущение хотя бы какой-то определенности будущего: я знаю, что раз в две недели буду волонтерить. Как будто сейчас я могу хоть что-то сделать, что-то изменить вокруг.
Про нас, активистов, некоторые люди пишут гадости в интернете. Пытаются нас заткнуть, чтобы мы никуда не жаловались, ничего не писали.
Были моменты, когда хотелось совсем прекратить все это. Мне было тяжело. Но потом я думала: а кто будет этим заниматься, если не мы? Если мы разойдемся, никого не останется.
Лиза
30 лет, работает в строительной фирме. Живет в Екатеринбурге, борется за сохранение дома XIX века
Я активный житель Екатеринбурга. Участвую в фестивалях уличного искусства.
Для меня была очень важна история, когда в 2019 году мы смогли отстоять сквер в центре города. В том же году я узнала про исторический дом Топоркова на улице Чернышевского. Тогда волонтеры фестиваля «Том Сойер Фест» собирали деньги на его реставрацию, я тоже участвовала в сборе. В итоге удалось отремонтировать оригинальные оконные рамы, восстановить кровлю.
В январе дом Топоркова начали сносить — ночью, исподтишка, чтобы никто не знал. Утром я увидела новость [о сносе], меня происходящее задело до глубины души. Буквально за пару дней до этого я гуляла недалеко от дома. Он был таким прекрасным, особенно после ремонта, — возле него всегда останавливались городские экскурсии. Сносить его — просто беззаконие.
На следующий день ребята из «Том Сойер Феста» создали чат для мониторинга состояния дома. Туда вступили активисты, которые хотели помочь его отстоять. Мы собирались возле дома, требовали остановить снос. Работы приостановили по требованию прокуратуры. После этого активисты стали следить, чтобы снос не продолжился. Мы составили расписание, кто когда мог проходить мимо дома и фотографировать, что там происходит.
Недавно мы организовали сбор подписей для коллективного письма губернатору. На месте подписались больше 100 человек, потом мы еще получали сканы. Было приятно, что приходили люди разных возрастов. Думаю, всеми ими двигало желание, чтобы в нашем городе не сносили старинные дома. Им страшно терять историю. Один человек, который поставил подпись, сказал: «Мне кажется, я не смогу показать внукам ни одного исторического здания».
Когда началась «спецоперация», первое время было страшно и непонятно, в безопасности мы или нет. Появилось чувство бессилия. Мы стали привыкать, что повлиять на людей, которые принимают решения, мы не можем: нас никто не услышит. Последние два года я жила с этим ощущением.
Сейчас у меня нет чувства бессилия. То, что снос дома остановили, — уже маленькая победа. Это значит, что мы не зря боремся. Я надеюсь, что дом останется, его передадут на попечение в «Том Сойер Фест», а ребята смогут восстановить тот ущерб, который нанес зданию застройщик. Возможно, из него сделают музей.
Такие события объединяют людей. Благодаря СМИ и соцсетям жители других городов могут вдохновиться этим примером. Мне бы хотелось, чтобы люди увидели, как все получилось у нас в Екатеринбурге. Чтобы они не боялись бороться за сохранение зеленых парковых зон, за историческую застройку. Мне кажется, что на примере таких ситуаций люди перестанут бояться выходить на улицы. Возможно, это многое изменит в стране. Маленькие дела могут изменить все.
Лев
34 года. Жил в Москве, эмигрировал, занимался сбором подписей за Бориса Надеждина
Пока я жил в Москве, работал в науке. Параллельно участвовал в публичных протестах, был членом избирательной комиссии с правом решающего голоса. Это закончилось после того, как я выступил против обнуления президентских сроков: в 2021 году меня просто не включили в комиссию. Если бы не это, я бы, наверное, до самой «спецоперации» занимался выборами. Хотя понимал, что смысла в этом как будто не было. Ничего нового не происходило: в центре Москвы не было борьбы за выборы. Когда началась «спецоперация», выходить на митинги стало слишком опасно, общее настроение упало. Стало понятно, что общество сейчас не готово к действию.
Последние два года у меня было ощущение, что нужно делать хоть что-то. Но я не мог этого найти. Осенью 2022 года я эмигрировал, но это не дало мне ощущения свободы. Я разово оказывал гуманитарную помощь, но все равно было ощущение, что я ничего не делаю, — оно накапливалось и превращалось в чувство вины. Я все чего-то ждал — и вот дождался сбора подписей за Надеждина.
До последнего было неясно, будут ли их собирать за границей. Потом я узнал сразу от нескольких знакомых, что можно помочь с организацией сбора в моем городе. Я, как и, наверное, многие в это время, почувствовал, что вот сюда надо вписаться, в этом надо поучаствовать. Это поможет что-то изменить.
Во-первых, подпись за Надеждина — практически прямое антивоенное высказывание. Других возможностей для этого сейчас нет. Во-вторых, для меня это массовая активность хороших людей — то, чего не хватает последнее время. Связи. Наконец, конкретные задачи и конкретная точка приложения сил. Для меня это вклад в то, что происходит в России, а конкретно — в выборы. А выборы президента — это важно. И еще я понимал, что мы, эмигранты, сможем вдохновить тех, кто остался в стране.
В моем городе подписи собирали три дня, все эти дни я стоял на точке. Было много людей, большая текучка — и много работы. Но моментами мне было очень радостно. Я объяснял пришедшим всю эту ерунду про то, что им надо десять раз переделать подпись, что надо соблюдать какие-то дурацкие правила, — они все понимали, никто не злился и не спорил. Это были очень умные, сознательные, хорошие люди. Они говорили добрые слова, спрашивали, как еще помочь, благодарили за возможность поучаствовать в общем деле. Это люди, вместе с которыми можно делать очень многое.
Позже появилась информация, что подписи, собранные за рубежом, не будут подавать в Центральную избирательную комиссию. Но мне кажется, что все было сделано не зря. Каждый, кто ставил подпись, должен был понимать, что, возможно, она никуда не пойдет. Просто тот факт, что одни люди встали в очереди, а другие это увидели и тоже захотели прийти, — это и есть то, ради чего мы старались. Всеобщее движение в какой-то момент начинает само себя усиливать, втягивает новых людей.
Эта ситуация сделала меня более готовым откликаться на какие-то новые идеи и события. Пока непонятно, что будет с выборами. Но думаю, найдутся люди, которые закинут хорошие идеи. Когда мы все собрались, возникла среда, в которой есть кому подхватить и распространить их. И есть люди, которые готовы откликаться. Такие штуки не пропадают.
Я думаю, объединяться очень важно. На атомизации, взаимном недоверии во многом держится сегодняшняя власть. Мы привыкли жить в многоэтажках в большом городе и не знать своих соседей. Независимо от того, в эмиграции мы или нет, важно быть вовлеченными в общественную жизнь. Способы для этого разные, но важность, мне кажется, одинаковая и очень большая.
Материал создан при участии Павла Аникина.