Когда в соавторах Паркинсон
На 19-м этаже многоквартирного ростовского дома раскинулась выставка метафорической живописи. На одном из холстов из причудливых разливов краски выступают тонкие профили на фоне остывающей земли. Картина называется «Дети заката»: она о взрослых, которые нашли себя настоящих в зрелом возрасте
Дитя заката
Все эти картины, а их на этаже больше трех десятков, плюс не меньше сотни в квартире, плюс еще несколько сотен у заказчиков, знакомых и друзей, нарисовала Анна Погорелова (Донская).
«Именно нарисовала. Писать — это что-то высокое, чему очень долго учатся. А я взялась за кисти в 55 лет. Вначале рисовала одна, потом с помощью Паркинсона, — смеется Анна. — Старик Паркинсон вообще неплохой товарищ: он и яйца взбивает венчиком лучше миксера, и метафорические картины делает интереснее. С классическими, правда, уже сложнее: ровная линия идет тяжело. И напряжение в руке отдается болью во всем теле».
Мы встретились из-за книжки. Издательство «Дом историй» выпустило роман аргентинской писательницы Клаудии Пиньейро «Элена знает». Это психодетективная драма о болезни Паркинсона. Роман вошел в короткий список Международного Букера 2022 года. Многие страны его перевели и напечатали. А в России обложку для книги создавала художница из Ростова-на-Дону Анна Донская (творческий псевдоним Погореловой). Анне 64 года, болезнь Паркинсона у нее диагностировали шесть лет назад. Но сегодня этот диагноз под вопросом: болезнь развивается быстро и нетипично. Анна проходит дополнительные обследования, бодрится, шутит и требует относиться к ней как к здоровой — чтобы у нее не было шансов на «вторичные выгоды».
«Вторичные выгоды» — это из психологии. Подразумевается, что человек может играть на своей болезни, пользоваться чужой жалостью. Анна к жалости не привыкла. И не привыкла, чтобы за нее вступались или носили на руках. Все сама-сама. С раннего детства.
Папа умер, когда Ане было семь лет. Они жили на Алтае. Отец обожал рыбалку. Однажды весной, забрасывая невод в ледяную воду, переохладился, заболел и не выкарабкался. Мама осталась одна с тремя детьми. Чтобы легче их было растить, вернулась на Дон, поближе к родным. Но каждое лето сажала детей в поезд, и трое суток они одни ехали на каникулы на свою родину, в Алтайский край. Аня, она была средней, чувствовала в этих железнодорожных путешествиях себя сильнее и круче — контролировала младшего брата, договаривалась о чае с проводниками, знакомилась с соседями. И быстро взрослела.
В последний школьный год было все то же самое, с одним только нюансом: пока Аня на каникулах, мама должна была отнести ее документы в строительный техникум, на архитектурное отделение. Круглых отличников тогда принимали без экзаменов, поэтому Аня не волновалась. А спустя месяц на Алтай прилетело письмо: «Дочечка, на архитектурное, как мне сказали, надо еще и рисунок сдавать. Поэтому я отнесла документы не в строительный, а в машиностроительный. Это же ничего? Будешь в тепле…»
Аня выучилась в машиностроительном. Без энтузиазма, но ответственно — иначе она не умела. После устроилась технологом-инструментальщиком на завод сельхозмашиностроения в своем же поселке. Познакомилась там с коллегой, молодым специалистом, который вскоре стал ее мужем.
Гниение в чашке риса
Жили на первый взгляд неплохо: муж не пил, не бил, за юбками не волочился, не пропадал в гаражах и не спускал все деньги на хобби. Но он ее будто бы не замечал. Обращался, только когда надо было указать, что что-то сделано не так. А в остальном — два чужих человека в одном доме.
«Есть известный эксперимент, который провел японский ученый Масару Эмото. В три чашки он насыпал рис и налил воду. И в течение месяца над первой чашкой произносил добрые слова, над второй ругался, а третью обходил вниманием. В результате в чашке с “добрыми” словами рис начал прорастать, а чашка со “злыми” словами поросла плесенью. В той чашке, которую игнорировали, началось гниение. Мы состоим из воды, а значит, все эти процессы происходят и с нами. И равнодушие нас убивает. Но я боролась с этим, целых 16 лет пыталась что-то изменить», — пожимает плечами Анна.
Работать над собой она начала уже через год после свадьбы. Знала, что женщина в отношениях — шея. А значит, может все повернуть. Анна стала выписывать журналы: вначале «Семья и школа», потом «Педфакультет». Увлеклась психологией. Но советы, которые давали психологи, с мужем не работали. А вот с детьми найти общий язык получалось: она поддерживала их, любила, хвалила — и не мешала им расти.
Старший сын пошел в школу, младшей дочери было два года, когда Анна Погорелова стала студенткой факультета психологии Таганрогского педагогического института. Тогда же уволилась с завода и устроилась воспитателем в училище, а после окончания института преподавала в школе этику и психологию семейной жизни и работала психологом.
К 37 годам пришла к мысли, что дети уже не маленькие, муж не изменится — надо расходиться. Родные недоумевали: «Зачем? Многие живут гораздо хуже». И мама выговаривала и выговаривала: «Кому ты будешь нужна с двумя детьми?»
Но Анна больше так не могла: в их чашке риса давно уже все сгнило и высохло.
Абонемент в новую жизнь
После развода она переехала в Таганрог — в город у моря, где жила ее близкая подруга. Сняли с дочкой секцию-комнату в общежитии. Началась бедная, почти нищая жизнь: Анна работала в частной школе на полторы ставки, но большую часть денег отдавала за квартиру. Поэтому покупка курицы была праздником. Анна научилась латать сапоги, а ее рабочий гардероб состоял из платья и юбки: если на веревке сушится платье, значит, психолог Погорелова сегодня в юбке. И наоборот.
Соседка, видя, как она выбивается из сил, однажды принесла газету с объявлением: «Приглашаем психологов для проведения тренинга». Компания была звучная, но в конце девяностых таких было миллион. Анна прошла собеседование: поняла, что нужно провести занятия для сотрудников сетевого маркетинга, — подготовилась и пошла. Хорошо справилась и получила в финале на руки две тысячи рублей — это было больше ее месячной зарплаты в школе.
Она наконец-то смогла купить дочери нормальный спортивный костюм, а себе — сумку, которую не придется прятать под партой.
«Я поняла, что психология поможет мне выйти на новую дорогу. Стала сама предлагать свои услуги, проводить в компаниях тренинги на постановку целей: время было тяжелое, многие люди бедствовали, другие боялись браться за свой бизнес. Я им помогала снять страхи. Так я стала бизнес-психологом. Со временем начала хорошо зарабатывать, купила квартиру и к 50 годам крепко стояла на ногах. Но ничего нового от жизни уже не ждала. А в 55 лет дети подарили мне абонемент в школу креатива…»
Последний раз Анна рисовала в восьмом классе — училась накладывать на лист тени, получалось неплохо, но когда это было? В другом измерении. Но когда взяла в руки кисть, ей вдруг показалось, что все эти 40 лет она это ощущение — кисти в руке или мягкого размазывания мастихином масла по полотну — искала. Преподаватель что-то говорил и говорил, а Анна выпала из пространства, ушла в другие миры, а когда очнулась, посмотрела на полотно и спросила вслух: «Это я сама сделала? Правда?»
Вначале все, что произошло с ней на первом уроке, показалось сбоем в программе, минутным помутнением — и вышедшая из-под ее руки картина, и она сама у мольберта, с мурашками по спине. Но на втором занятии все повторилось. И это было круче, чем любовь.
Анна зашла в художественный магазин и на все деньги, что были в кошельке, купила краски, холсты и кисти. И стала рисовать: каждый день, а то и оставалась за мольбертом на ночь. Пробовала стили — что-то ей давалось лучше, что-то хуже, но потом набрела на технику акриловой заливки. В ней краски переплетаются друг с другом и дают неожиданные, метафорические сюжеты. Анну это движение краски завораживало — и выходили целые серии: космические, подводные и придуманные миры, в которых каждый видел что-то свое.
Это лучшее, что могло произойти
В 58 лет начинающая художница решила сбежать от ростовской жары в Подмосковье. Сняли там на двоих с подругой дом, дышали лесом, рисовали. Анна проводила мастер-классы, ездила на выставки. Но вдруг стала замечать, что по утрам ей все сложнее вставать. Болели суставы, и слабость наваливалась свинцовым покрывалом — иногда она целый день проводила в кровати, потому что ноги отказывались идти даже на кухню.
Дочка велела пройти обследование. Анна послушалась, и первый же невролог сказала: это Паркинсон. Болезнь поражает головной мозг: разрушаются нервные клетки, контролирующие двигательную функцию. У заболевания пять стадий. И если на первой пациент чувствует легкую скованность в руке, небольшой тремор и усталость, то дальше симптомы усиливаются, мышцы слабеют и слабеют, и к пятой стадии пациенты полностью теряют самостоятельность. И лекарства от Паркинсона нет.
«Я не поверила, у меня в роду никто не болел. Не только Паркинсоном, вообще серьезных заболеваний не было, и я сама до 50 лет жила без медицинской карточки. Поэтому пошла по неврологам, делала обследования, сдавала анализы. Так добралась до лучшего паркинсонолога Ростова. Когда уже и он озвучил мне тот же диагноз, я расплакалась. А он сказал: “Вы зря так расстраиваетесь, при ваших показателях Паркинсон — это лучшее, что могло бы с вами произойти”, — вспоминает она. — Как же я тогда разобиделась! Но спустя время поняла: а ведь доктор прав — мог быть и рак, и какие-то неизведанные болезни. На их фоне Паркинсон, который может развиваться десятилетиями, — подарок…»
Попробуй джагу-джагу!
Дальше все шло по классике: за отрицанием последовал гнев, за ним — торг. И все это время Анна пыталась понять, что же ей теперь делать. Нашла в интернете сообщество, что организовал астраханец Василий Боев. Василий заболел Паркинсоном в 35 лет, когда у него уже была семья и двое детей. И ему надо было этих детей вырастить, поэтому Боев решил, что не даст болезни себя съесть. И вот уже 13 лет он ищет способы продлить активную жизнь, ведет свой канал и создал фонд «Движение — жизнь».
Анна ему написала и вошла в группу Боева. Там с удивлением обнаружила, что люди с Паркинсоном могут нормально жить: готовят литературные вечера, выезжают на прогулки и даже устраивают олимпиады. А библейская истина, что уныние — смертный грех, здесь подтверждалась на живых примерах: те, кто находил в себе силы шутить и заставлял себя пусть даже очень медленно, но выходить в люди, словно получали прививку с допингом, и к ним возвращались силы.
— У этой болезни есть один нюанс: с Паркинсоном человек может очень тяжело ходить, но при этом легко танцует. Врачи не могут найти этому объяснения, но используют танцы в реабилитации. Поэтому я, наверное, столько за всю жизнь не натанцевала, сколько за последние несколько лет! И ладно бы танцевала сама — нет, у нас флешмоб: каждый из группы записывает на одну и ту же мелодию свой танец и сбрасывает, а мы поддерживаем! Ну вот посмотрите, как я зажигаю! — Анна хохочет и протягивает свой телефон. На экране она выдает такую джагу-джагу, что я тоже невольно смеюсь.
— Как вы еще боролись с болезнью?
— Помогла скандинавская ходьба. Причем попала я туда случайно: ехала в поезде, напротив сел парень, как потом оказалось, тренер. Все нахваливал этот вид спорта, а я говорю: «У меня Паркинсон, я не потяну». — «Ничего, приходите, разберемся». И я начала ходить — вначале шла медленнее всех, а он, видимо, не понимал, насколько мне трудно, заставлял собраться и точно выполнять все движения. Месяц я ходила через не могу, второй — чуть легче, так прошла зима. А через полгода я стала двигаться как все! Это была победа! Но тут ковид, общие тренировки отменились, я вначале ходила по своему двору, потом сама заболела. И в то состояние, в котором была, уже не вернулась — палку больше держать не могу. Но упражнения делаю: они держат меня в форме. И — вот тут еще один нюанс — мне очень помогает вязание.
Пока мы разговариваем, я волей-неволей наблюдаю за жизнью левой руки Анны: она то ускоряет темп своего танца, то затихает — с эмоциональным фоном разговора, погодой и даже несанкционированным прыжком на картину кота движение это никак не связано. Но как только Анна вкладывает в ладонь спицы, рука успокаивается. И выглядит так, словно и не тряслась никогда: работает себе, набрасывает петлю за петлей. Чудо.
«Черных сценариев не рисую»
А еще состояние Анны немного облегчают лекарства, юмор и рисование — последнее скорее влияет на настроение, на ощущение нужности. Анна Донская проводит бесплатные мастер-классы. У нескольких ее последователей 60+ тоже открылся талант к живописи. Анна счастлива, когда получает по ватсапу работы бывших учеников. И старается не думать о том, как долго еще она сама сможет держать кисть и смешивать краски. Но при этом будто пытается заранее нагнать время: рисует чуть ли не круглые сутки. Поэтому квартира ее больше напоминает запасники художественного музея. Сейчас в планах художницы 70 (!) небольших холстов — их она подарит друзьям, с которыми скоро встретится на реабилитации.
— Паркинсон же развивается очень медленно, — замечаю я. — Может, и не случится так, что обе руки перестанут вас слушаться…
— У меня, вероятно, и не Паркинсон. Это я узнала недавно, после обследования. А вот что именно, пока загадка… И как все будет развиваться, тоже не очень понятно… Но я не рисую черных сценариев… Как-то так складывалось, что судьба меня любила. Я вовремя делала нужные шаги: развод, работа, рисование. Поэтому и тут у меня есть надежда, что до состояния обездвиженности я не доживу. Будет инсульт, к примеру, — и все решится само собой. К смерти я отношусь спокойно. И знаете, болезнь помогла мне переосмыслить жизнь. Незадолго до того, как она проявилась, я перестала радоваться: ничего не удивляло, ничего не хотелось. Это продолжалось целых лет десять. А тут я получила такую встряску, что стала ценить каждый прожитый день: время, проведенное с детьми, встречи с друзьями, рисование. Все это для меня теперь счастье. Я всему радуюсь и спешу побольше, пока еще есть на это силы, нарисовать.
Когда Анна рисует, рядом с ней садится невероятный красавец бенгальский кот Марсель. Внимательно смотрит на то, как расходятся по полотну краски, иногда не выдерживает и пытается тоже приложить к полотну лапу. Если Анна не успевает пресечь этот вандализм, на картине появляется новый объект. Анна досадует, а покупателям такие экспромты нравятся. И картины, сделанные тремя авторами — Анной, Марселем и Паркинсоном, обязательно находят своих хозяев.
И новые владельцы полотна, вглядываясь в метафоры, часто не догадываются ни о болезни художницы, ни о ее красавце-коте, ни о том, как рождаются дети заката…
Каждый день мы пишем о самых важных проблемах в нашей стране. Мы уверены, что их можно преодолеть, только рассказывая о том, что происходит на самом деле. Поэтому мы посылаем корреспондентов в командировки, публикуем репортажи и интервью, фотоистории и экспертные мнения. Мы собираем деньги для множества фондов — и не берем из них никакого процента на свою работу.
Но сами «Такие дела» существуют благодаря пожертвованиям. И мы просим вас оформить ежемесячное пожертвование в поддержку проекта. Любая помощь, особенно если она регулярная, помогает нам работать. Пятьдесят, сто, пятьсот рублей — это наша возможность планировать работу.
Пожалуйста, подпишитесь на любое пожертвование в нашу пользу. Спасибо.
Помочь нам
