«Все светлячки хотят видеть друг друга»
Первое письмо политзаключенному я написала в конце декабря 2022 года. Было странно осознавать, что оно окажется в СИЗО, пройдет руки цензора и при удаче доберется до адресата. А адресат и не представляет, что я вообще существую и пишу ему: про неравнодушие и поддержку, про храброго канатоходца Филиппа Пети, про то, что моя мама, как и он, любит Высоцкого. Еще более странно и удивительно через полтора месяца открыть почтовый ящик и обнаружить там конверт с ответом из СИЗО или колонии
Первый импульс, побуждающий сделать что-то, всегда эмоциональный. Острый укол историей чужой жизни: 61-летнего Владимира Румянцева, кочегара из Вологды, приговорили к трем годам колонии по делу о «фейках» об армии РФ. За «Радио Вован», самодельную радиоточку с сигналом на несколько десятков метров, где он ретранслировал любимую музыку, спектакли, а после 24 февраля — и политические передачи. До Владимира реальные сроки за «фейки» получили всего три человека, среди них — недавно освобожденный при обмене Илья Яшин и экс-депутат Алексей Горинов, который по-прежнему находится в заключении.
После своего первого письма я задумала сделать документальный проект о людях, которые, вопреки гнетущему контексту последних лет, личным сомнениям и страхам, находят время и душевные силы помогать тем, кто оказался в большей беде.
Меня заинтересовал сам феномен писем — такого старомодного, казалось бы, средства коммуникации. Но для заключенных именно письма становятся едва ли не единственным выходом за пределы колючей проволоки, а для их собеседников — легальным и безопасным способом поддержки.
Письмо — живой диалог с человеком на воле.
Письмо — преодоление вынужденной изоляции, одиночества и безмолвия.
Письмо — опора, броня, эмоциональная связь, источник сил и тепла.
Мне бы хотелось дать голос людям из различных российских регионов, разного возраста, рода занятий и убеждений, объединенных общим неравнодушием к человеку вообще и случаям политически мотивированного преследования в частности.
Кто-то может остановиться, а она — нет
Настя рассказывает, что первый полученный ею ответ — от бывшего губернатора Сергея Фургала — неделю лежал на кухонном столе.
«Я приходила, садилась, смотрела на него: “Нет, еще не время, я боюсь, я не знаю, что там написано, мне страшно, безумно страшно…”
Почему-то все знали, что они отвечают, а я не знала. Честно, я не представляла, что мне придет ответ. Я просто думала, что напишу сразу ста людям — и все, моя миссия будет выполнена. А они как начали отвечать!»
Дома у Насти несколько коробок, доверху заполненных конвертами, вся стена на кухне завешана открытками, фотографиями, рисунками, места для хранения уже не хватает. За два с половиной года она отправила письма более 400 адресатам. Чтобы не запутаться, Настя ведет табличку.
Стопки писем растут вместе с количеством новых политзаключенных. С 2014 года их число увеличилось более чем в 10 раз.
«Все развивалось как снежный ком. Потому что ты начинаешь с малого, а потом не можешь остановиться. Кто-то может, а я — нет. Поэтому получилось вот так — очень много писем. Третья коробка закончилась, надо покупать новую. Первое время я брала абсолютно всех, чьи истории меня трогали. Я пыталась не делить людей на группы. Чтобы не было так: этому я не пишу, потому что он правый, этому — потому что он левый. Я стараюсь писать всем. В этом смысл.
Помимо прочего, писать письма — показывать работникам колонии, что у заключенного кто-то есть на воле, что есть человек, который конкретно за ним следит, заботится».
Сейчас Настя помогает организовывать вечера открыток политзаключенным в московском «Открытом пространстве» и ведет телеграм-канал, где делится своими «тюремными, СИЗОшными, ИКшными, судебными и рабочими приключениями»: рассказывает, как ходит на заседания, как собирает и развозит по изоляторам передачи, как бесконечно отправляет письма, дежурит на Немцовом мосту и успевает при этом воспитывать сына-подростка.
Вместо ответа на вопрос о том, есть ли у нее страхи, Настя молча выходит в прихожую и приносит пакет с вещами на случай обыска. Но прекращать деятельность она не собирается. Кто-то может, а она — нет.
«Самый трудный шаг — первый»
Геннадий, бывший директор зарайской школы и руководитель военно-патриотического отряда, офицер в запасе, вспоминает, как страшно было начинать переписку: «Самый трудный шаг — первый. Нужно преодолеть испуг, неизведанное… Тем более когда думаешь про возможные репрессии. Рисковать зря никто не хочет».
Первым адресатом Геннадия стала Ольга Бендас, проходившая по «дворцовому делу» и получившая два года колонии за сопротивление ОМОНу на протестной акции в январе 2021 года. В тот период Геннадий переживал сложные времена: после 30 лет совместной жизни от болезни умерла жена, наступил сильнейший кризис веры и появилась потребность в иных точках опоры. Новые ориентиры и единомышленников Геннадий обрел в соцсетях, где в том числе следил за репортажами с площадей и жесткими задержаниями.
«Твит Саши Граф сподвиг меня написать первое письмо. Я тогда никому не писал. Зачем? Должны родственники, как я понимал. <…>
Ольга не скрывалась, не бегала. Ее задержали в подъезде дома, прямо на лестничной площадке, избили, заставили записать кающееся извинительное видео. Ее прятали, следы побоев скрывали, возили по судам, продляли срок. Она не ела по несколько дней: увезут рано, до завтрака, привезут после ужина. <…> Меня эта ситуация возмутила».
На протяжении всего срока Ольга и Геннадий вели переписку и по-настоящему сдружились. Постоянный контакт с человеком по ту сторону колючей проволоки дает ощущение, что тебя не забывают и ждут. По словам Ольги, письмо, конечно, не передачка, его нельзя покурить, но «ничто так не согреет душу».
Летом 2022 года, когда Ольга освободилась, Геннадий приехал встречать ее у ворот ИК-3 Кинешмы.
«Момент незабываемый. Человек несколько лет за забором — и вот выходит. В глазах радость, светящаяся, одурманивающая. Вспоминаю, как служил: полгода в казарме, а потом тебя выпускают в увольнение. Ты идешь по улице в гражданскую столовую, где люди не в форме, не в погонах. Можешь зайти, можешь остановиться, на тебя никто не кричит “Почему стоишь?”, “Почему не в строю?”, “Почему пуговицу расстегнул?” А в колонии еще жестче. И надо понимать, что это женщины».
До сих пор они продолжают общение, Ольга же теперь занимается поддержкой других политзаключенных.
Каждый из встреченных мной героев по-своему пришел к переписке с политзаключенными. Можно начать с того, чтобы просто поздравить человека с днем рождения (в поиске именинников поможет, например, СВОБОТ!), можно проявить солидарность с коллегой по профессии или выбрать менее медийного человека, которому редко пишут (в большом «Чате про письма и книги политзаключенным» даже есть хештег #малописем). Нередко отбросить все страхи побуждает сердечная реакция на случай насилия.
«Меня ведет обостренное чувство несправедливости, — говорит Геннадий. — Я выбираю историю, которая особенно затрагивает, вызывает бурю возмущения, и пишу. Почему я Артему Камардину начал писать? Меня возмутило, как его задерживали: избиение, изнасилование, жену тоже пытали (девушку на тот момент). <…> Мне такое слово в голову пришло — ответственность. Не знаю, может, оно глупое. Если я написал письмо, человек ответил, возникла связь, я начинаю чувствовать за него ответственность, долг — что я должен его поддерживать и дальше, под покров свой взять».
«Правда, любовь и поэзия восторжествуют скоро»
Дома у Саши, жены поэта Артема Камардина и соосновательницы проекта «Письма и импровизация», есть «Dоска грусти». Изначально она предназначалась для актуального плана дел на неделю, но вышло иначе. Вместо будничных заметок Саша прикрепила сверху на доску фотографию Артема, арестованного в сентябре 2022 года по делу о «Маяковских чтениях», и с тех пор на ней появляются дружеские послания: от «Чо сидишь, как лох» до «Правда, любовь и поэзия восторжествуют скоро».
Для Саши забота о политзэках превратилась в обыденность, от которой невозможно укрыться и которой невозможно пренебречь, даже если силы на исходе. Когда в неволе пребывает любимый человек, «приходится брать ответственность сразу за двоих. Потому что он находится в полной зависимости от того, чем занимаешься ты. <…> Приходится, даже когда не хочется, идти в СИЗО и заниматься делами, отвечать на письма. Я обычно Теме пишу, что устала, не хочу писать письма — не потому, что не хочу с ним общаться, а потому, что я просто не-хочу-писать-письма. Это выматывает».
28 декабря 2023 года Артема Камардина приговорили к семи годам колонии общего режима: официально — по статье о призывах к действиям, направленным против безопасности государства, фактически же — за чтение своих стихотворений на площади у памятника Маяковскому. В неволе Артем больше не пишет. Он не из тех, кого подпитывают страдания, тем более что стресс и проблемы со здоровьем не способствуют творчеству. В письмах он рисует мемных котов и отвязных опоссумов, «панков этого мира», бодрится и часто шутит, хотя пребывание в СИЗО переносит тяжело.
Саша считает, что «Маяковское дело» — «одно из самых жестких в современной России. Несмотря на то что я жена, я могу абстрагироваться и взвесить все, что происходило. Часто пытают 205-х (205-я статья — «Терроризм»), чтобы выбить признательные показания. В нашем деле пытали, просто чтобы пытать. <…> Пока я мысленно не возвращаюсь в день обыска, мне норм. Меня очень триггерят пытки в целом. Это правда очень травмирующая штука, которая 24/7 с тобой остается. <…> У меня есть некоторые вещдоки с нашего обыска: нашейная подушка, которая пропиталась кровью. Есть даже упаковки из-под клея, которым меня измазывали. Все хранится. Такое постоянное напоминание».
Сейчас Артема Камардина мучают постоянные боли в спине, тошнота, головокружение, и, возможно, ему потребуется операция. Саша рассказывает, что в периоды обострений он может только лежать или ходить туда-сюда по камере. Благодаря группе поддержки в Бутырку удалось передать корсет и обезболивающие пластыри.
Подобным образом заключенные-веганы получают необходимое питание, а люди с ментальными расстройствами — необходимую им терапию. Если бы не огласка и помощь неравнодушных людей, политзаключенные остались бы без жизненно важных вещей.
«Я не деятельная, я всегда больше про дом»
Катя работает в магазине корейской косметики, заботится о семи спасенных кошках и двух собаках, слушает старый японский рок и с недавнего времени организует вечера писем политзаключенным в пространстве независимого феминистского сообщества «Феминитив» в Калининграде. Никогда прежде она не занималась подобной деятельностью и теперь действует по наитию.
Каждый месяц, начиная с февраля 2024-го, Катя выбирает несколько героев, историями которых хочет поделиться, приглашает спикеров, заваривает чай и собирает вместе разных людей для общего дела. В сущности, эти вечера проводятся не только для того, чтобы помогать заключенным, но и для сохранения живых человеческих связей на воле.
На первом вечере писем Катя читала для пришедших стихотворения Осипа Мандельштама.
«Просто удивительно, сколько наша страна рожает потрясающих людей и потом сама же сжирает. Взять хотя бы писателей, поэтов: кто не успел уехать, те прошли через чудовищные тюрьмы, ГУЛАГ, кого-то сгноили. Еще год назад я не думала, что буду именно организатором, но это произошло. Я не деятельная, я всегда больше про дом, про ламповые штуки в окружении близких людей. Но я вдруг поняла: оказывается, взрослых нет, их не существует. И все мы — дети в телах больших людей».
Раньше Катя читала письма известных политзэков в соцсетях, а теперь пишет сама: «Мы здесь не очень стабильно себя иногда ощущаем, на свободе, а там человек находится в тисках, в концентрате ужаса».
Вечера писем и открыток в регионах, как правило, собирают не такое большое количество людей, как в Москве или Санкт-Петербурге. Катя рассказывает, что однажды на вечер, посвященный педиатру Надежде Буяновой и пенсионерке Евгении Майбороде, добрались всего два человека: «Я сидела, как девочка из мема, — на мою фан-встречу никто не пришел». Другой раз и вовсе стал травматичным. Катя пригласила выступить гражданскую активистку и журналистку Ольгу Комлеву, договорилась об онлайн-созвоне, а в день анонса мероприятия ту задержали по подозрению в экстремизме. «Ну что, друзья. За мной пришли».
В итоге вечер был посвящен сразу двум женщинам-заключенным — Лилии Чанышевой, которая была освобождена этим летом во время обмена, и Ольге Комлевой.
И все же Катя чувствует, что, даже если на вечер приходит один человек и пару часов подписывает открытки, делается важное дело. Она любит Калининград и его близость к морю, не планирует уезжать из родного города, поддерживает независимые инициативы и держится за горизонтальное сообщество близких по духу людей: «Несмотря ни на что, столько в России остается классных людей, столько крутых проектов».
«Пока я могу, я буду помогать»
Инициаторками питерского проекта «передачи СИЗО» стали Лина и Лиза, чьи близкие — муж Лины Евгений Затеев и жених Лизы Павел Синельников — с июня 2023 года сидят в СИЗО по делу организации «Весна». Все это время девушки поддерживают политзаключенных, борются за «сносную Россию будущего» и живут в состоянии перманентной усталости. «Ты всегда в этом. Четкие планы не можешь строить. Буквально отталкиваешься от того, что твои близкие сидят», — говорит Лиза.
Судьба политзэков волновала девушек и до того, как эта тема стала личной болью. Еще в феврале 2022 года Лина задумалась о том, как можно безопасно выражать свою позицию и помогать людям, и создала проект «1810» (18 октября 1991 года вступил в силу закон «О реабилитации жертв политических репрессий»). Затем вместе с Лизой они занялись организацией вечеров писем, но из-за трудностей с поиском площадки какое-то время им пришлось проводить подпольные встречи, а впоследствии и вовсе свернуть активность.
Дальше наступил период выгорания и затяжной депрессии, выбраться из которой побудило только осознание того, что помочь людям в заключении больше некому. У многих, кто становится жертвой уголовного преследования, нет родных или друзей, готовых включиться в утомительное взаимодействие с пенитенциарной системой. Тогда на помощь приходят волонтеры и активисты. Появление «передач СИЗО» Лина объясняет так: «Я начинала все делать с мотивацией, что если я туда попаду, то я бы очень хотела, чтобы мне помогали. Поэтому, пока могу, я буду помогать тем, кто там уже оказался. Это постоянная неоплачиваемая работа, от которой ты не можешь отказаться».
В канале поддержки «Женя, достал, выходи!» приводится цитата из его письма, написанного после смерти мамы и бабушки:
«Я в целом пока ничего не понимаю, что происходит. Однако на что точно есть силы и что я хочу сказать, так это слова благодарности. За письма, за поддержку, за тепло, которое я ощущаю благодаря вашим словам и действиям. Спасибо вам, дорогие все!
Я верю, что, как бы тяжело ни было, со всем справлюсь. И справимся, вместе. И вы, пожалуйста, верьте, что все будет хорошо».
«Сейчас у всех нормальных людей желание держаться вместе»
После ареста сына Юлиана весной 2018 года Николай Бояршинов несколько лет каждую пятницу выходил с одиночным пикетом на Невский проспект. Пикеты были его повседневностью и необходимым жестом поддержки фигурантов дела «Сети». Сейчас и с плакатом не выйдешь: опасно. Поэтому Николай Николаевич находит иные способы выразить свою позицию. Николай и Татьяна, родители Юлиана Бояршинова, — или, как они ласково его называют, Юлика, — художники. Как творческие люди, они изобретательно подходят к поддержке политзэков: организуют арт-терапевтические встречи в петербургском «Открытом пространстве» и делают из рисунков открытки, устраивают выставки писем и графики самих узников. Одну из художественных акций Николай реализовал в Русском музее — сфотографировался с работами Саши Скочиленко и Паши Крисевича на фоне полотен Серова, Шагала и других признанных классиков. «Пока только репродукции, но когда-нибудь там будут висеть их оригиналы».
На протяжении всего срока сына Николай вел с ним переписку, а также начал общаться с новыми собеседниками-политзэками — Виктором Филинковым, еще одним фигурантом дела «Сети», Павлом Крисевичем и другими. У подобной коммуникации есть своя специфика, связанная с особенностями конкретной колонии, настроением конкретного цензора. Например, «в питерских СИЗО можно использовать только самые депрессивные цвета: черный, фиолетовый, синий — все, остальное запрещено. А Юлик там делал цветные открытки. Продукты можно передавать: свеклу, шпинат, еще что-то… Вот он из этого делал краску. Буквально недавно разрешили передавать цветные карандаши».
Также Юлиан, у которого одно время совсем не было бумаги, вспомнил навыки советских ЗК и приноровился склеивать клочки киселем и делать «крафтовые» открытки. Вдобавок он мастерил коллажи, засушивал гербарий и создавал серии рисунков с ироничным альтер эго персонажем — енотом «в плену у Аль-Эфесби».
21 апреля 2023 года Юлиан Бояршинов, после более пяти лет в заключении, вышел на свободу, но Николай Николаевич продолжает поддерживать других политзаключенных, регулярно ходит на суды, пишет письма. Со времени ареста сына у него появилось много единомышленников, готовых безвозмездно помогать и участвовать в правозащитных инициативах.
«У меня и раньше было незаслуженно много хороших друзей, а сейчас еще у всех нормальных людей желание держаться вместе. В лучшие времена, может быть, с кем-то и не встретился бы никогда. Сейчас все светлячки хотят видеть друг друга».
«Нам всем нужны горизонтальные связи»
Аня мечтает стать журналисткой, причем больше всего ее интересует освещение военных конфликтов. В свои 19 лет она успела поучаствовать в протестных событиях, решиться на несколько одиночных пикетов и на 9 Мая поставить в школе спектакль по мотивам истории «Белой розы». Постановка о студенческой группе Сопротивления времен нацистской Германии, большинство участников которой были расстреляны, завершалась словами «Давайте не будем забывать, что они боролись за мир и свободу».
Поддержка политзаключенных, по словам Ани, имеет практическую цель — найти для них достойных защитников, обеспечить необходимыми вещами, сохранить связь с внешним миром и в конечном счете добиться их освобождения.
«Мне кажется, не было в истории России такой массовой практики написания писем. Это какое-то новое явление. И любопытно наблюдать, как оно вовлекает в себя моих ровесников и даже людей младше. Это выглядит прямо как тусовка и хобби. <…> Если посмотреть на вечера писем, там треплются больше, чем пишут. Это правда. И это не плохо! Потому что нам всем нужны горизонтальные связи. Сейчас мы треплемся, а завтра мутим какой-нибудь классный проект. Это тоже фактор, благодаря которому люди этим занимаются, мне кажется. Ты оказываешься в среде единомышленников, рядом с людьми, с которыми говоришь на одном языке».
Действительно, в то время как многие связи оказались разорваны, а люди разделены не только взглядами, но и искусственно возникшими расстояниями, важнее всего беречь контакты, держаться близких по духу. На вечерах писем можно чувствовать себя свободно и даже без слов понять, что у сидящего рядом человека схожие ценности, что чужое горе ему не безразлично.
«Письма — это защита»
О значимости встреч с единомышленниками говорит и Саша, которая в течение последних полутора лет организует вечера писем политзаключенным в независимом культурном пространстве «Револьт-центр» в Сыктывкаре.
«Я особенно ощутила, как это нужно, после гибели Алексея Навального. Так получилось, что у нас был запланирован вечер писем буквально через неделю, наверное, в конце февраля. Мы все встретились, и было молчание, и траур, и скорбь. Тогда больше всего людей собралось. Мы многое обсуждали, но при этом могли просто молчать и ничего не говорить. Сидели часа четыре. Это такое место, где мы сами можем увидеть, что мы не одни».
Прежде в столице Республики Коми вечерами писем никто не занимался. За Сашиной инициативой стоит личная беда. Учитель истории Никита Тушканов, осужденный на пять с половиной лет колонии по делу об оправдании терроризма за ВК-посты, — ее муж.
«Никита достаточно хорошо справляется, потому что он удивительный человек. Я не знаю, как по-другому сказать. Столько оптимизма, сколько есть в нем, в моем окружении, на воле, нет ни у одного человека. <…> Возможно, если бы он не осознавал, что делает, и его бы осудили, было бы тяжелее. Никита понимал. Он живет тем, что перед своей совестью чист. Он делает то, что его душа, его совесть, его сердце говорят».
Все начиналось с личной переписки с любимым человеком. Когда же Никита стал десятками получать письма поддержки от незнакомых людей и Саша увидела, какая это мощная опора и спасение, она, во-первых, начала сама писать другим политзаключенным, а во-вторых, задумалась о проведении вечеров.
Удивительно, но первым адресатом Саши, за исключением мужа, тоже стал Владимир Румянцев. Ее тронула история вологодского кочегара, и она написала письмо, когда тот еще находился в СИЗО. Теперь оба, Владимир Румянцев и Никита Тушканов, отбывают срок в ИК-20 Устюжна. В одном из недавних писем Владимир даже написал мне, что «учителя из Сыктывкара» по-прежнему держат отдельно от всех, на СУС (строгие условия содержания).
По словам Никиты, ему пишут довольно много. Неоднократно к нему даже подходили зэки с уточняющими вопросами: они недоумевали, откуда на одного человека сваливается такое количество почты. «Может, о нас сообщишь, нам тоже напишут…» Каждое письмо свидетельствует о внимании к человеку и его состоянию. «Письма — это защита. Когда в администрации понимают, что человеку пишут, они меньше вольностей позволяют. Письма и жалобы показывают, что, раз есть внимание, есть и шанс, что не будет беспредела».
В конверты Саша обычно вкладывает, кроме самого письма, распечатки интересных статей, красивые пустые открытки, фотографии, наклейки, «всякие милости и прикольности» — все, что может порадовать человека в неволе. Как жене политзаключенного, ей самой приятно получать от Никиты подобные романтические весточки. «Это особенно важно в отношениях на расстоянии, когда это расстояние ты не сам выбрал».
Саша говорит, что сейчас общение с Никитой ее спасает. Еще мы сходимся на том, что ответы Владимира Румянцева настолько воодушевляют и поражают мужеством в противоестественных обстоятельствах, и не ясно, кого эта переписка больше поддерживает. Письмо, которое Саша однажды от него получила, она периодически читает вслух на вечерах: «Нам приходится находить силы, потому что, если они находят их там, мы уж точно должны что-то делать здесь».
Пока сотни людей лишены свободы, мне кажется важным говорить о политзаключенных и о тех, кто им помогает. Важным не только для находящихся под преследованием, но и для нас самих. В состоянии растерянности и утраты ориентиров ценно увидеть друг друга и, возможно, перестать задаваться вопросом: «А что я один мог сделать?»
Я благодарна каждому герою за отклик, открытость и смелость.
Еще не все истории прозвучали: в материале представлен фрагмент, проект продолжается и расширяет географию.
Каждый день мы пишем о самых важных проблемах в нашей стране и предлагаем способы их решения. За девять лет мы собрали 300 миллионов рублей в пользу проверенных благотворительных организаций.
«Такие дела» существуют благодаря пожертвованиям: с их помощью мы оплачиваем работу авторов, фотографов и редакторов, ездим в командировки и проводим исследования. Мы просим вас оформить пожертвование в поддержку проекта. Любая помощь, особенно если она регулярная, помогает нам работать.
Оформив регулярное пожертвование на сумму от 500 рублей, вы сможете присоединиться к «Таким друзьям» — сообществу близких по духу людей. Здесь вас ждут мастер-классы и воркшопы, общение с редакцией, обсуждение текстов и встречи с их героями.
Станьте частью перемен — оформите ежемесячное пожертвование. Спасибо, что вы с нами!
Помочь нам
