«Факты притеснения»
«В начале марта 2022-го мы с женой уехали из России. Изначально в Тбилиси, потому что в Молдове где-то до лета 2022-го тоже был большой риск, что будет война. Это было не то что ощущение, а реальный риск. Российские войска были рядом с Одессой. От Одессы до Тирасполя — 100 километров. Молдавская армия и близко не украинская. Она ничего бы не смогла противопоставить. Я думаю, что, займи российские войска Одессу, был бы только вопрос времени, когда они будут здесь».
Денис упоминает и присутствие российских военных в Приднестровье: порядка 500 миротворцев и тысяча тех, кто охраняет военные склады. Эти склады — тоже наследие, осколок советской эпохи. Вокруг них в Приднестровье плодится множество мифов, что там хранится — никто доподлинно не знает.
Опасения подкрепляли и участившиеся диверсии. В апреле 22-го произошел взрыв в воинской части в Парканах, из ручных гранатометов было обстреляно здание приднестровской спецслужбы в Тирасполе, были подорваны радиовышки в приграничном с Украиной поселке Маяк.
А 19 апреля на годовом собрании Союза оборонных предприятий Свердловской области Рустам Миннекаев, замком Центрального военного округа, сказал: «Контроль над югом Украины — это еще один выход в Приднестровье, где также отмечаются факты притеснения русскоязычного населения».
«Население Приднестровья, да и Молдовы, считало, что после Одессы целью будет Приднестровье, да и вся Молдова правобережная… Никто здесь особо не гадал, это было не только ощущение людей, но и вполне конкретное военно-политическое заявление. Поэтому мы прожили в Грузии полтора года и только потом перебрались сюда — в Молдову, в Приднестровье, в Тирасполь».
Два берега
Левый берег Днестра, или Приднестровье, — уникум среди россыпи спорных постсоветских территорий. Суверенитет республики официально не признан никем, кроме Абхазии и Южной Осетии. Парадоксально, но частью Молдовы Приднестровье считает не только весь мир, а как будто и его жители.
«Есть политический конфликт между властями Тирасполя и Кишинева, но социального конфликта между людьми как такового нет. Для меня нет никакой разницы между левым и правым берегами. Для меня это все одна страна. Я свободно передвигаюсь по ней, не испытываю никаких затруднений. Да, ты проезжаешь приднестровский КПП, там проверка документов, которая в последние годы проводится довольно формально. Никто тебя особо не шмонает, не выворачивает карманы, не проверяет с усердием багажники. Ты абсолютно не чувствуешь какой-то изоляции, не ощущаешь себя жителем непризнанной территории».
Реалии таковы, что жители Тирасполя могут ежедневно ездить на работу в Кишинев. До текущих событий люди с правого, молдавского берега нередко снимали на зиму квартиры и жили в Приднестровье, чтобы сэкономить на коммуналке. Время и люди создали в регионе сложные сплетения социально-экономических связей, которые презирают любые границы. Например, левобережный город Рыбница и правобережная Резина почти срослись в неформальную агломерацию: жители Рыбницы работают в Резине, и наоборот. Но куда важнее то, что у более чем 300 тысяч жителей Приднестровья есть молдавский паспорт.
В 2014 году Молдова заключила соглашение об ассоциации с Евросоюзом, и гражданам Молдовы открылся безвизовый въезд в Европу. Это практически добило и без того скудевшее российское направление местной трудовой миграции.
Пророссийский анклав
«Как все обычно видят Приднестровье: тут все просто “лапти” какие-то пророссийские, невозможные — все они там за Путина, за царя, за все вот это вот. С одной стороны, да: люди здесь смотрят российскую пропаганду. Включаешь телек — и пожалуйста: два мультиплекса российских каналов, “облучайся” не хочу. Но есть и украинские каналы. Единственное, чего нет, — молдавские каналы. Какое-то время были, потом их убрали. И в общем-то, Украина здесь никому не враг абсолютно. Мне кажется, процент людей, которые топят тут за Россию, падает».
Денис подкрепляет свои слова упоминанием того, что в Приднестровье живет много этнических украинцев. А в первые месяцы СВО, когда Украина еще не закрыла этот участок границы, сюда двинулось огромное количество украинских беженцев. Тревога и шок заставили многих приднестровцев прийти в себя.
«Я видел прекрасную картину в местном троллейбусе. Сидел мужик в майке Z. Это опять же единичный случай. И зашла тетушка, его ровесница, обоим около 60 лет. И тетушка стала говорить: “Хрена ли ты надел, дурак?” А он: “Шо? Это за Россию! Россию поддерживаю”. “Ты же носишь фашистские символы”. Снимай, говорит, эту футболку или вали отсюда. Они прям зарубились жестко. И для меня это был разрыв шаблона, потому что раньше здесь между людьми такую острую дискуссию в публичном пространстве невозможно было услышать. А если и были случаи, то аккуратнее: “Ну разные взгляды, не будем ругаться”. А тут была перепалка мощная. И мужику тому толком нечего было сказать».
«Советская консерва»
«Есть шутка старая среди молодежи. “Какая у вас в Приднестровье главная достопримечательность?” — “Ну, Одесса”».
По словам Дениса, построенный преимущественно в советское время Тирасполь — вылитый стотысячный город в любом из российских регионов. Какой-то особенной, самобытной материальной культуры в Приднестровье тоже нет.
«Местные жители — это не какая-то отдельная этничность, национальность, это просто региональная группа, географический тег. Чем она отличается от многонационального народа Молдовы, никто не может ответить. Среди своих знакомых, друзей, молодых людей не старше 40 лет я все реже слышу, чтобы кто-то идентифицировал себя в первую очередь приднестровцем. Все понимают, что живут в одной стране — Молдове».
При этом и в Приднестровье, и во всей Молдове очень русскоязычная среда.
«Ты можешь прийти в любое место и начать разговор на русском, в 95% случаев, если мы говорим про Кишинев, тебе тоже ответят на русском. Никто не будет спрашивать, почему ты говоришь на русском».
Главные составляющие местного приднестровского колорита — молдавская кухня и вино, советская архитектура и памятники и по-прежнему во многом советские ценности пожилой части населения.
«Здесь не произошло особой социальной модернизации. Люди это не артикулируют, но складывается ощущение, что для них Приднестровье — это немножко такая советская консерва. И люди старшего поколения тоже так и живут, им сложно отказаться от этой идентичности», — говорит Денис.
Приднестровские власти пытаются продвигать местную эклектику в качестве туристического бренда. И это приносит свои плоды.
«В последние годы стало приезжать много иностранцев — посмотреть на осколок Советского Союза. Сюда дешевле и проще доехать, чем в Россию. Для них целых два Ленина в городе, вот советский мемориал, мозаика советская есть, кафе “Снова в СССР”. Каждый вечер там сидят испанцы, итальянцы, чуваки из Скандинавии, едят салат “Столичный”, украинский борщ с пампушками, вареники, пьют местное вино, настойки. И все у них классно. Экзотика, короче».
«Новый год был неприкольный»
Еще за две недели до нового, 2025 года был введен режим ЧС — сначала в Молдове, затем в Приднестровье. Расположенная на левом берегу, в Днестровске, Молдавская ГРЭС с газа была переведена на уголь. Срок исчерпания угольных запасов оценивали в 50 дней. А 1 января Приднестровье лишилось российского газа — закончился договор о транзите между Россией и Украиной.
«Новый год был неприкольный. Все уже понимали, что с 1 января не будет отопления в домах. Тогда еще не было ничего про электричество. Настроение было испорчено в целом. Но люди веселились, как будто всем было все равно. Я ходил по городу перед Новым годом, смотрю: кафе полное — чем хуже времена, тем больше тусят люди».
Денис вспоминает, что сначала прекращение подачи отопления не ощущалось. 1 и 2 января еще остывали батареи, стояла теплая и солнечная погода. Но ГРЭС не справилась с закономерно выросшим потреблением электричества. 3 января в Приднестровье начались веерные отключения электроэнергии. Сначала — дважды в сутки по четыре часа, потом — один раз в день на пять часов.
«Есть три интервала. Например, сегодня мой дом отключат с двенадцати дня до пяти вечера. Завтра меня отключат с семи утра до двенадцати дня, а послезавтра — с пяти вечера до десяти. Если отключение утром или в обед, то еще можно что-то планировать. Сейчас отрубят свет в двенадцать, мы пойдем к друзьям, у которых он какое-то время будет, и будем у них работать. У них отрубят — они к нам придут».
В многоквартирных домах остается бытовой газ в кухонных плитах. В частном секторе газа теперь нет совсем. За те годы, пока непризнанная республика получала дешевый российский газ, большинство частных домохозяйств перешли на отопление газовыми котлами. В теперешних условиях резко выросли цены на отопительное оборудование на твердом топливе.
«Я заходил в магазин и не видел ни одного котла для дров или угля дешевле 700 долларов. Очень маленький котел на очень маленький дом. А если вспомнить, что у нас высока доля пожилых людей, часто одиноких, с очень маленькой пенсией… Я не могу себе представить, что простая бабушка, которая живет в частном доме, может себе позволить котел за 700 долларов. Все, конечно, приобрели электрообогреватели. Я покупал в Кишиневе, потому что здесь уже был ажиотаж: либо под заказ, либо за оверпрайс».
Другими товарами повышенного спроса стали генераторы, уголь и дрова. По словам Дениса, уголь в Приднестровье найти трудно. Он припомнил единственную фирму в Бендерах, которая продает уголь — приблизительно 1500 российских рублей за 40-килограммовый мешок.
Правительство Приднестровья ввело запрет на экспорт леса и древесины. И даже разрешило населению собирать валежник. Но с оговорками: если ты в лесу на велосипеде или с ручной тележкой — собирай, если на машине — сначала получи разрешение в местной администрации.
Новый быт
Обычный день Дениса в частично обесточенном городе подчиняется уже устоявшемуся графику. То, что раньше было привычной бытовой рутиной, теперь, в квартире без отопления и с пропадающим электричеством, требует плана и отнимает уйму времени. Зарядка девайсов и обогрев помещения — пока не мертвы розетки. И если приготовление еды не проблема до тех пор, пока в плите есть газ, то ради личных гигиенических процедур нужно вставать пораньше.
«Мыться мы стали, к сожалению, сильно реже. Каждый день с этими тазиками, ковшиками, чайниками не наиграешься. Раз в два дня, можно и в три. Самое неприятное, когда выключают свет вечером. При утреннем и дневном отключении ты всегда что-то делаешь, особо не ощущаешь холода, двигаешься. Когда садишься, начинаешь работать — да, неприятно, но как-то справиться все равно можно. А вечером, когда закончил работу и делать нечего, ты просто сидишь и ждешь, когда включат свет. Чтобы нормально лечь спать, нужно хоть немного комнату прогреть. Притом что мы спим в штанах, носках, футболках, толстовках, два одеяла и плед сверху. В принципе, спать в таком формате довольно нормально. Если можно говорить про норму в этой ситуации… Хорошим выходом был бы спальный мешок на минус 10. Уже об этом думал. Пока не дошли руки».
Другая примета кризиса — непроглядная ночная тьма. Город тушат целыми районами. Нет уличного освещения, подсветки, фонарей. Не работают светофоры. Водители перемещаются по Тирасполю медленно — пешеходные переходы еле различимы. На широких оживленных перекрестках знаки приоритета не спасают, образуются заторы.
«За все время не особо заметил дорожные подразделения местной милиции. Чтобы они стояли и регулировали. Пока никаких новостей о серьезных авариях не было, но это все не очень безопасно. Вечером выходишь — ни фига вообще не видно. Зато звезды видно отлично».
«И не такого говна едали!»
Денис уверен, что перед глазами внешнего наблюдателя картина энергетического кризиса в Приднестровье может быть оптимистичнее, бравурнее, легче, чем на самом деле. Потому что повороты истории сделали из местных жителей «профессиональных выживальщиков». О чем не устают напоминать местные медиа, подконтрольные приднестровской администрации. Свободных медиа на левом берегу нет.
«Там месседжи тестостеронового типа: “Вместе, переживем, нормально, прорвемся. Вон в 2009 году не было газа две недели. В 90-м году война шла, пару месяцев не было газа и веерные отключения. И вообще, может, и не холодно на самом деле”. Они сейчас показывают, как они решают оперативные проблемы, героизируют энергетиков, электриков, эмчеэсников. Такие прям посылы: “Чем нам помогут фитоняшки, блогеры и все остальные? Вот настоящие герои нашего времени”. Но особенно любят показывать видео местных жителей из тиктока, где они на коленке собирают буржуйки, стоически переживают кризис. Выглядит как минимум не очень уместно».
Но настоящий, обездоленный и одновременно пугающий облик кризиса открывается в частных маленьких историях — в домах и квартирах.
«Знакомые ходили в семью, где живет парализованный парень. Он либо лежит, либо на коляске. За ним ухаживает пожилая мама. И это совсем другая жизнь, когда ты в таком состоянии живешь без тепла и электричества. У меня соседка — пожилой человек с инвалидностью. Я чинил ей телефон, приходил, когда у нее пробки выбило. Чинил вилку обогревателя. Те полчаса, что я с ней провел, она безостановочно терла ладони, дышала на них и повторяла: “Когда это все закончится? Невозможно уже!”»
Главными чувствами людей в эти недели Денис называет непонимание и оцепенение. Все знают, что не могут ничего сделать и на что-то повлиять. И что местная власть по поставкам газа тоже ничего не решает.
Заложники игры
Виновных назначили с самого начала кризиса. Главная версия, объясняющая его причины, которую широко тиражируют, — «газпромовская». То есть долговой спор между «Молдовагазом» и «Газпромом».
«Контрольный пакет “Молдовагаза” принадлежит “Газпрому”. Дичь полная: “Газпром” к зависимой компании применяет политические инструменты. А главное, Молдова прекратила получать российский газ в конце 2022 года. С тех пор российский газ шел только в Приднестровье, на внутреннее потребление плюс выработку электроэнергии, которую в том числе покупала и Молдова. То есть два года “Газпрому” не мешал долг Молдовы, а тут вдруг что-то случилось. Странная аргументация. Москва и местные власти назначают виновной Молдову. Потом озвучивают другой тезис. Мол, украинский транзит во всем виноват, не можем получать газ, но есть же Трансбалканский коридор: Турция, Болгария, Румыния. Вопрос чисто коммерческих деталей».
Денису очевидно, что энергетический кризис в Приднестровье существует ради политических амбиций Москвы в этом регионе. Молдова — парламентская республика, где президентская власть Майи Санду без парламентского большинства ее партии будет значить немного. Выборы в парламент пройдут этой осенью. И Москве выгодно привести к победе пророссийские силы.
«Россия решает, что можно взять население Приднестровья в заложники. Подержать их, поморозить, потратить денежки людей с правого берега, которые вынуждены оплачивать коммуналку по возросшим тарифам. Чтобы все пострадали, а осенью пошли и проголосовали за нужных людей. Рано или поздно должны как-то доставить газ. Им важно не пережать здесь людей, чтобы не получить обратный эффект. Тут ситуация, отдаленно похожая на семью. Есть отец, который ударил ребенка. Ребенок смотрит и не понимает этого действия — вроде раньше такого не случалось. Но если папа продолжит бить, ребенок все поймет. И папа для него перестанет быть папой».
Итоги
Эксперты, в том числе бывший министр энергетики Молдовы Виктор Парликов, уверены: до конца января Москва определенно подаст газ, но только в объеме потребления Приднестровья. Денис обращает внимание на детали: «Да, дома будут согреты и освещены. Но инфляция продолжится в любом случае. Потому что контракт между Тирасполем и Кишиневом на поставку электроэнергии с Молдавской ГРЭС на правый берег был до сих пор системообразующим: обеспечивал важной частью доходов бюджет Приднестровья и служил основным источником валюты в регионе. На эту валюту закупался и завозился импорт в республику. С подачей газа кризис пройдет критическую точку, но ситуация уже не будет прежней. Такой, какой была до 1 января».
Как жителя Приднестровья, Дениса возмущает отсутствие долгосрочной кризисной стратегии у левобережных властей. Зная сильно заранее о прекращении транзита через Украину, Тирасполь не имел никакого плана по поставкам газа, кроме надежд на милость России. Оно и понятно: дешевый, если не бесплатный российский газ — это источник власти в регионе для тех, кто им распоряжается, это деньги в бюджете Приднестровья, это инструмент влияния на Кишинев.
Как гражданин Молдовы, Денис раздосадован отстраненностью Кишинева, откуда часто звучат речи о 300 тысячах граждан Молдовы в Приднестровье, но откуда не прозвучало никаких реальных предложений помощи и плана действий.
В качестве личного кризисного плана на крайний случай Денис рассматривает аренду квартиры в Кишиневе, где тепло, светло, но дорого из-за коммуналки и повышенного спроса. В качестве долгосрочного плана — оформление женой молдавского паспорта и, как следствие, относительную свободу передвижений по миру. Денис понимает, в какой системе живут приднестровцы, и не питает иллюзий.
«Люди не выйдут на протесты, люди в целом боятся говорить. Единственный протест, который здесь возможен, — это организованный самой властью. Как в начале прошлого года, когда Кишинев ввел импортные пошлины на товары, которые завозятся в Приднестровье. Вывели людей, бюджетников в основном. Нарисовали транспаранты в духе “Кишинев — вор”, “Нас обворовывают”, “Верните наши деньги”. Без координации сверху люди, конечно, не вышли бы. Единственный протест, который может быть в Приднестровье, — протест ногами. Кто сможет, просто уедет — и все. Других инструментов у населения нет».