Рыба есть, оптимизма нет
Недавно Росрыболовство оценило ущерб, нанесенный ресурсам Черного моря в результате крушения нефтяных танкеров прошлой зимой, — речь идет о двух с половиной миллиардах рублей. В то же время, согласно исследованиям, на которые ссылается ведомство, морепродукты и рыба безопасны для употребления в пищу. Только вот убедить в этом отдыхающих, которые после катастрофы не слишком охотно едут на пляжи Анапы, довольно трудно. «Такие дела» пообщались с местными рыбаками, чтобы узнать, что происходит с их промыслом, хороший ли в этом году улов и можно ли вообще есть эту рыбу
Раннее июньское утро в селе Большой Утриш. Совсем недалеко — 15 километров на северо-запад — Анапа, где недавно проходила передовая линия борьбы с последствиями экологической катастрофы (кадры с залитыми мазутом пляжами сложно выбросить из памяти). Но эту местность бедствие затронуло лишь по касательной. На пляжной гальке еще можно обнаружить следы нефтепродуктов, а море выглядит идеально чистым. Правда, вода пока прохладная, купающихся немного, но постепенно пляж заполняется отдыхающими.
Солнце еще не успело как следует согреть воздух, а жизнь уже кипит. Как барабанные палки, выбивающие дробь, взмывают удилища: местные рыбаки-любители увлечены ловом барабульки. Пойманная рыба сверкает и радует глаз, но эти объемы добычи, даже с учетом отличного клева, вряд ли способны кого-то впечатлить.
Другое дело, если перейти по дряхлому железному мосту на небольшой остров Утриш. Здесь у причалов базируются рыбаки-промысловики. Две бригады только что вернулись на берег с первым утренним уловом и сортируют барабульку по ящикам.
«Пять лет не было нормального улова, а этот год очень сильный по рыбе, барабульки много», — говорит Митяй (так он просит себя называть), бригадир и индивидуальный предприниматель. Первый сегодняшний выход в море принес его бригаде 600–700 килограммов рыбы. Это хороший результат.
Он рассказывает, что барабулька (она же султанка) — одна из самых ценных промысловых рыб Черного моря и основа благосостояния таких вот небольших рыбацких бригад. И хотя Митяй сам предпочитает камбалу, он признает, что именно эта относительно мелкая и невзрачная рыбешка благодаря своему вкусу наиболее популярна в народе, особенно среди туристов.
С переменным успехом ее можно ловить круглый год, но именно сейчас ее путина (интенсивный промысел) в самом разгаре и продлится еще некоторое время, пока вода у берега не прогреется и рыба не уйдет на глубину.
Неглупая рыба
«Объемы вылова — это прекрасно, но насколько эту барабульку безопасно есть?» — сейчас это, пожалуй, самый актуальный вопрос. Денис, один из утришских рыбаков, отвечает однозначно: «На 100% безопасно. В отличие от многих других видов рыб, барабулька далеко не глупая, в мазут не пойдет. Например, кефаль или лобан — так эти совсем воду не чуют. Я однажды ловил лобана в Новороссийске, прямо в бухте, где стоят катера. Как сейчас помню: приготовил, а рыба будто бензином каким-то отдает. А барабулька — другое дело. Она всегда обходит загрязненные участки моря».
Денис объясняет, что из-за высокой чувствительности к изменениям среды барабулька своего рода индикатор качества воды. «Рядом с Геленджиком не так давно был разлив нефти, и после этого барабульки долгое время просто не было в округе», — добавляет он.
Но общественность считает иначе. Митяй обвиняет в этом блогеров, которые в погоне за хайпом долгое время «разгоняли тему», что никакую рыбу с Черноморского побережья Краснодарского края есть нельзя. «Поначалу у нас вообще барабульку не хотели брать. Я первый начал ловить в апреле, но, кому ни звонил, отвечали: “Нам рыба не нужна, она вся у вас в мазуте”. А у нас Роспотребнадзор каждый день ее берет на исследование: никаких претензий. Уже и СМИ начали писать, что качество черноморской рыбы хорошее. А что толку? Люди боятся, у них уже негатив в голове отложился».
Впрочем, главная проблема даже не в этом. Барабульку ловят по всему Черноморскому побережью. И в каждом приморском поселке или городе есть свои бригады, которые в путину ежедневно выходят на промысел, полностью перекрывая локальный спрос на свежую рыбу. «Мы, конечно, пытаемся искать рынки сбыта за пределами Анапы, — говорит Митяй, — но в основном продается она только тут. Дальше по побережью она никому не нужна. Если нет спроса здесь, на месте, — у нас большие проблемы».
Он вздыхает, глядя на ящики с утренним уловом. Сейчас должен приехать ветеринар, взять рыбу на анализ, чтобы подтвердить ее соответствие стандартам безопасности. Потом вся она направится на заморозку. Еще есть надежда, что летом ее удастся продать. А на свежую рыбу сейчас спрос практически упал. «Мы поймали первые 500 килограммов, местные наелись и забыли. А туристов нет».
Номинально туристы и в Анапе, и в ее окрестностях, конечно же, есть. Но это вопрос относительный, особенно если вспомнить предыдущие годы.
Красные флаги, черные пятна
Местные пляжи в этом сезоне выглядят действительно необычно — относительно небольшое количество отдыхающих вполне позволяет здесь упасть яблоку, и не одному. Впервые ступив на песок центрального городского пляжа, ловлю себя на мысли, что, возможно, все не так плохо и с последствиями катастрофы удалось справиться. Не могут же эти сотни людей просто игнорировать элементарные правила безопасности.
Все выглядит вполне буднично: радостно визжащие дети играют с набегающей волной, разнокалиберные взрослые лениво проворачивают свои тела под приятным июньским солнцем. В воде людей не много, возможно потому, что море еще недостаточно прогрелось. Смущает только длинный песчаный вал, идущий через весь пляж: на него натянута сетка (как выяснилось, чтобы задерживать мазут, приходящий с высокой волной).
В благодушном настроении я иду по кромке берега, волны накатываются на босые ноги. Море как море, песок как песок. Но стоит присмотреться — и на поверхности воды обнаруживаются небольшие, с пятирублевую монету, черные пятна, под определенным углом становится заметна на воде маслянистая пленка. Ясно, что и темный цвет ракушек, которые валяются на берегу, совсем не естественного происхождения. Смотрю на свои ноги — ступни в пятнах мазута.
Почему же не закрыт пляж? Почему не запрещено купание? Оказывается, формально очень даже запрещено. На спасательных вышках развеваются красные флаги — сигнал о том, что купание в море небезопасно. Об этом же предупреждает и строгий голос из репродукторов. Но кого в нашей стране могут остановить формальные запреты, не подкрепленные угрозой наказания? Особенно когда они повсеместно сопровождаются легким подмигиванием: мол, все нормально, бояться нечего.
Все жители, с кем мне удалось пообщаться, старались уверить, что никаких поводов для беспокойства нет: море кристально чистое, отдыхай в свое удовольствие. Параллельно, правда, не забывают костерить местную власть, которая, по их словам, мало что сделала, чтобы спасти сезон.
Неприятный осадок от таких разговоров. С одной стороны, людей можно понять. Для них верить, что все хорошо, и распространять эту веру — вопрос выживания. С другой — ты собственными глазами видишь, что это не так, и ужасаешься, наблюдая за отдыхающими, которые вполне прониклись этой верой.
На парковке у пляжа парень с девушкой, только что приехали из Краснодара. Интересуюсь, почему ехали именно сюда.
— Да тут всего два часа пути, дорога хорошая. Решили погулять, посмотреть…
— Посмотреть на мазут?
— А что, тут мазут?!
У девушки начинают округляться глаза. Я демонстрирую им свои ступни, которые еще не успел оттереть от темных пятен. Пара застывает в полуобморочном состоянии. Похоже, для них это откровение.
Адреналин и квоты
Виталий — еще один из утришских рыбаков, с которым мне удалось перекинуться парой слов. Выглядит он очень уставшим, к долгим разговорам не склонен. «Отработал день и вечером упал замертво, чтобы проснуться в три утра, — объясняет он хриплым голосом. — Бывает, что на сон остается несколько часов. Первый раз выходим в море с самым рассветом. Вышли, подняли сети, пришли, обработали, снова выходим. И так три-четыре раза за день».
«Физически это очень тяжелая работа, — подтверждает Митяй. — У меня два человека недавно [из бригады] ушли: спину сорвали. Представь, каково это — с 30-метровой глубины поднимать тонну рыбы, вручную. Лебедка у меня на катере установлена, я с ее помощью якоря поднимаю, но сеть через лебедку ты поднять не можешь: запрещено. Так что рви спину — потому что у тебя маломерка, а не промысловое судно. Где тут логика?»
Митяй — местный, рыбачит с самого детства, начинал с удочки, но это давно в прошлом. «Сейчас я кайфую от другого. Свежий морской воздух с утра, адреналин, непередаваемое чувство, когда рыба шелестит в сетке. Тебе тяжело вставать с утра, но ты встаешь, чтобы доказать себе, что сегодня ты сможешь поймать больше, чем вчера».
Красивая картина, но далеко не безоблачная. Митяй объясняет, что маршруты и места ловли строго регламентированы, виды и объемы вылавливаемой рыбы тоже. «На камбалу нам всего лишь 30 тонн квоты дали. Срок истекал 22 апреля. А к этому моменту рыба сюда только приходит. Мы месяц стояли, ждали. Вышли, одним днем забрали 500 килограммов. Чуть не потонули на обратной дороге, потому что из-за новых запретных зон пришлось делать огромный крюк. На том рыбалка и закончилась».
К комплектованию команды тоже есть вопросы. «Вот у меня двое рыбаков заболели, брат говорит: “Давай я тебе помогу, мне денег не надо, просто два ящика рыбы мне дашь”, — рассказывает Митяй. — А я просто так не могу его взять. Нужно сделать заявку, внести его в список бригады, заплатить за него налог».
Ну и наконец, рыбаки не имеют права продавать свежепойманную серебристо-розовую рыбу с причала. Наверное, покупателей нашлось бы немало, особенно с учетом ее отпускной цены. Но Митяй объясняет, что это строжайше запрещено. Штраф — 200 тысяч рублей. Продают они ее только оптовикам по 100–200 рублей за килограмм, в зависимости от размера.
Морская лотерея
Оценить вкус жареной барабульки можно в небольшом местном кафе, в нескольких сотнях метров от рыбацкого причала. Правда, порядок цен там совсем другой — 3,2 тысячи за килограмм. Посетителей немного. Что и понятно.
Рыбные ряды Центрального анапского рынка предлагают куда более гуманную наценку к себестоимости. Свежую местную барабулю здесь можно купить по 500 рублей за килограмм. Продавщица, не избалованная вниманием покупателей, с воодушевлением рассказывает о питательных качествах, делится рецептами и гарантирует качество: «Вся рыба у нас через лабораторию проходит, так что берите, не сомневайтесь».
Кроме свежей рыбы, на рынке нашлись и другие варианты. Например, копченая барабулька по 1,6 тысячи рублей за килограмм. В итоге я приобрел килограмм барабульки холодного копчения в фермерской лавке в Сукко — поселке между Анапой и Утришем — за 600 рублей. Было вкусно.
Если в торговле и общепите дела обстоят не очень, то рыбакам этот год уж точно не сулит особых прибылей. Митяй о финансовой стороне вопроса говорит уклончиво: «Не в убыток, конечно, работаем. И не по нулям. Немного все-таки зарабатываем». Денис чуть более откровенен. Сам он из Сибири, переехал в Анапу лет десять назад, а промысловую рыбалку открыл для себя в 2013-м на Камчатке. Говорит, что процесс очень затягивает, но ждать от него стабильного дохода не стоит: год на год не приходится. «Можно и на 10 тысячах в месяц сидеть, а можно и сотни тысяч зарабатывать. Это лотерея».
Путина еще в самом разгаре, но Денис уже на время сменил род занятий: пересел с рыбацкой лодки за штурвал прогулочного катера. Говорит, что отдыхающих приезжает все больше, туристический сезон постепенно раскачивается. Есть надежда, что он все-таки будет не совсем провальным.
По волнам с ноутбуком
Всю пойманную рыбу сейчас нужно проводить через «Меркурий». Эта система электронной сертификации, была введена в 2018 году для контроля оборота продукции и защиты потребителей. Но рыбаки воспринимают ее исключительно как еще одну статью из бесконечного перечня расходов. А их и без того немало.
«Я открыл банковский счет, чтобы проводить расчеты с оптовиками, так там больше 6% комиссия за операции, даже за вывод собственных средств, — возмущается Митяй. — Еще 30 тысяч в месяц, будь добр, заплати за стоянку катера на воде». И это не считая налогов на проданную рыбу, налогов, которые он платит за всех рыбаков своей бригады, вне зависимости от того, выходят они в море или нет.
«Вот, допустим, я взял квоту, 40 тонн рыбы, и за нее заплатил 80 тысяч. То есть я заранее эту рыбу у государства выкупил, хотя я ее еще не поймал. Но это не все. Я должен платить и платить: налоги, сборы, комиссии. Разве нельзя просто сделать дороже квоты? Пусть тонна будет стоить 10 тысяч или даже 12, но в эту сумму уже будет все включено. Чтобы я заплатил один раз и спокойно занимался своим делом. Чтобы не было этой постоянной головной боли».
Он невесело улыбается и показывает большой пластиковый ящик с документами. «У меня бумаг больше, чем в любой юридической компании. Каждый раз после выхода в море я по часу сижу их заполняю. С ума можно сойти».
Каждый выход в море — это тоже не столько встреча со стихией, сколько столкновение с бюрократией. Митяй показывает свой огромный рыбопромысловый журнал, который он обязан брать в море, чтобы на месте вносить в него время и точные координаты. «Волна бывает полтора-два метра — я ручку в руках удержать не могу, но должен его заполнять. И вроде уже привык к этому, а сейчас хотят заменить его на электронный. Как я должен на маленькой лодке с ноутбуком плавать?»
Отдельная история — определение координат. «Сейчас СВО, спутников ноль, местоположение не определяется. Это хорошо, что тут много лет рыбачу, координаты сохранились. Но на новое место переставить — уже нарушение закона. Штраф 20 тысяч рублей».
«На одном рыбаке еще пятеро зарабатывают», — поддерживает Виталий. И добавляет, что никого не волнуют их непредвиденные расходы.
Барабульку ловят на ставные сети, которые устанавливают вертикально на определенной глубине и периодически поднимают. «Пошить такую сеть — это тебе не носки сшить, — говорит Виталий. — Это надо углы резать, подгонять, это не так просто. Все должно быть идеально. Я иду к специалистам. Раньше они за это брали 500–600 тысяч рублей. Сейчас цена уже до 1,2 миллиона доходит».
А потерять эти довольно солидные вложения можно за один день. Он рассказывает, что как-то пришла 30-метровая волна и уничтожила все снасти. «У кого-то 4 миллиона было в них вложено, у кого-то 2-3 миллиона. А чтобы отбить 4 миллиона, надо год работать. Это не считая того, что снасти обслуживать надо, водолазов нанимать, растягивать, якоря новые ставить».
«Почему не приехал президент?»
«В крупных городах, вроде Москвы или Питера, у людей хорошая, стабильная зарплата. А тут все живут сезоном, — говорит Митяй. — Полмесяца лета уже пролетело — и мы ничего не заработали. Но июнь это ладно, на него особо никто не рассчитывает. За июль всегда отбивались вложения. А август обычно — это чистая прибыль, которая кормит тебя до следующего сезона».
Он рассказывает, что в его родном селе Витязево очень сильны депрессивные настроения. Многие продают гостиницы, дома, машины: нечем платить за кредиты, полученные в лучшие времена. Впрочем, бывало и похуже.
«В Великую Отечественную наш район только за счет рыбы и выживал, — говорит Митяй. — Это у нас сейчас специальные костюмы, а тогда люди зимой салом мазались, заходили вброд и развозили рыбу корзинами, чтобы люди не померли с голоду. А сейчас к рыбакам как к лохам каким-то отношение. Ладно бы у нас корабли были большие, консервные заводы, огромные прибыли. Но это же маленькие лодки, прибрежный лов, мы людей кормим».
Впрочем, он признает, что для власти характерно пренебрежительное отношение в принципе ко всем местным жителям. Особо ярко оно проявилось во время ликвидации последствий разлива мазута.
«Столько денег на это выделялось… Если бы захотели, могли бы за месяц все устранить. Но им было все равно. Только благодаря волонтерам как-то справиться удалось: у нас весь поселок работал на пляжах, и еще тысячи приезжали со всей страны. Если бы не они, вообще бы сейчас жопа была. Но этого было недостаточно. Все население должно было подняться, встать, и тогда бы все быстро решилось. И чтобы президент приехал посмотрел. Почему не приехал?»
Вопрос повисает в воздухе. Ответа на него нет. Только шум прибоя и скрип невостребованных прогулочных катеров у причала.
Каждый день мы пишем о самых важных проблемах в нашей стране и предлагаем способы их решения. За девять лет мы собрали 300 миллионов рублей в пользу проверенных благотворительных организаций.
«Такие дела» существуют благодаря пожертвованиям: с их помощью мы оплачиваем работу авторов, фотографов и редакторов, ездим в командировки и проводим исследования. Мы просим вас оформить пожертвование в поддержку проекта. Любая помощь, особенно если она регулярная, помогает нам работать.
Оформив регулярное пожертвование на сумму от 500 рублей, вы сможете присоединиться к «Таким друзьям» — сообществу близких по духу людей. Здесь вас ждут мастер-классы и воркшопы, общение с редакцией, обсуждение текстов и встречи с их героями.
Станьте частью перемен — оформите ежемесячное пожертвование. Спасибо, что вы с нами!
Помочь нам
