Уроки русского

В пятиэтажке

Сафаа рисует зеленый русский лес, прохладу летней чащи. Цвет нежный, яркий, насыщенный. Русский лес хорошо раскупается — на блошином рынке в Измайлове. На деньги от продажи картин она и живет. Точнее, выживает.

Но в душе у Сафаа совсем другие картины — ее родная Сирия, томящиеся под солнцем невысокие каменные дома и пальмы. Такие, как на фотографиях в ее стареньком смартфоне. Хама, город на берегу Оронта, недалеко от Хомса, подальше от Дамаска. Она не видела его уже три года — с тех пор как убежала от войны в Россию.

Сафаа пятьдесят четыре года. Волосы заплетены в тугую косу, на висках пробивается седина, челка кудрявится. В ушах камешки, одежда скромная. По образованию Сафаа химик — в Сирии она вела этот предмет в школе, а кроме того, преподавала арабский. А потом взяла и исполнила давнюю мечту — открыла свою маленькую фабрику по пошиву платьев. Платья у нее получались невероятной красоты.

«Когда началась война, свадьбы перестали играть. Всем стала нужна только черная одежда», — говорит Сафаа.

Цех был разбомблен, оборудование уничтожено.

Дома не дома

Сафаа в России уже три года. Сейчас она снимает квартиру в обшарпанной пятиэтажке в подмосковном Ногинске. На улице сушится белье, все соседи друг друга знают — и точно подсказывают, как найти ее квартиру.

В гости Сафаа зовет с неохотой — не потому, что не хочет видеть нас, просто стесняется своего скромного жилья. Две комнаты, дешевые обои, теснота, творческий беспорядок. Сафаа выживает исключительно на деньги от своих работ. Она не только пишет картины — еще делает абажуры, шьет кошельки, оформляет корзины для свадеб. Самый главный и ценный экспонат этой простенькой квартиры — белоснежное, на тонких бретельках, осыпанное камнями и бисером платье. Его Сафаа привезла из Сирии — из той, мирной, страны, где свадебные наряды еще пользовались спросом. Наверное, оно должно служить примером работы мастера или воспоминанием о мирной жизни, но выглядит как инородный объект, пришелец из другой жизни.

С платья мой взгляд перескакивает на матрешек и другие русские сувениры. Она накупила их, чтобы дома, куда она непременно однажды вернется, они напоминали о русском этапе в ее жизни.

В другой комнате живет Аламир, младший сын Сафаа. Ему двадцать три года, он учился в университете в Дамаске. В университет попали снаряды, и двенадцать его однокурсников погибли. Ему удалось уехать в Россию вслед за матерью и поступить на подготовительные курсы при вузе — учить язык, чтобы потом поступать на инженера. Но визу ему российское посольство в Сирии выдало на год. Чтобы ее продлить, нужно вернуться. Не в ту страну, где его мать шьет свадебные платья. А в ту, где снаряды до сих пор взрываются недалеко от столицы, а боевики запрещенного в России ИГИЛ снова разворачивают наступление на Пальмиру.

Почему в Россию?

В России Аламир сейчас живет на основании действующей — пока — визы. Он один из семи тысяч сирийцев, проживающих на сегодняшний день в России, по данным Росстата.

Управление верховного комиссара ООН по делам беженцев рекомендует всем странам сохранять мораторий на возвращение сирийцев на родину. Но у России свое толкование этого вопроса. На конец 2017 года статусом «беженец», по данным МВД, в РФ обладали только два сирийца, статусом «временное убежище», который выдается на год, 1128 сирийцев. Каждый год беженец со статусом «временное убежище» должен приходить в отделение МВД по вопросам миграции и подтверждать свой статус — то есть доказывать, что на родину по-прежнему невозможно вернуться. Иногда в отказах МВД руководствуется отчетами Центра по примирению враждующих сторон на территории Сирии или МИД РФ, в которых говорится о «стабилизации ситуации» в Сирии.

Картина Сафаа

В 2017 году за временным убежищем в России обратились 688 сирийцев, получили его только 352 человека. Сафаа — одна из этих счастливцев, а ее сын Аламир — нет.

Отказ в предоставлении убежища можно обжаловать. Процедура может затянуться надолго, и все это время человек по закону легально находится в стране, но при этом не может официально устроиться на работу. В таком подвешенном состоянии и живет большинство сирийцев в России. В том числе и Аламир.

Почему в Ногинск?

Этот подмосковный город — одно из немногих мест в России, которое было знакомо сирийцам еще до начала гражданской войны. Здесь расположено восемь швейных фабрик, принадлежащих гражданам арабской республики: открывая бизнес, они приглашали на заработки соотечественников. С началом войны община приросла беженцами. По данным комитета «Гражданское содействие» (ГС), в Ногинске сейчас живет минимум несколько сотен сирийцев. Не так уж мало, но и не много: в маленьком городе сотрудники полиции, можно сказать, знают всех сирийцев наперечет и регулярно проверяют у них документы. 

«Гражданское содействие» — едва ли не единственное в Москве НКО, занимающееся помощью беженцам и мигрантам. В 2016 году ГС стало проводить правовые консультации для беженцев в Ногинске. Именно эта организация помогла Сафаа обжаловать отказ и добиться статуса, когда сразу по приезде в Россию женщина пыталась получить временное убежище самостоятельно — и потерпела поражение.

Русский, а не российский

«Народ в России очень хороший, — говорит Сафаа, — но сюда надо приезжать в гости. Жить здесь тяжело».

Понять жестокий язык российской бюрократии Сафаа пока не может — и потому начала изучать русский язык в школе, организованной в Ногинске «Гражданским содействием» в рамках программы «Право на образование».

Изначально ГС организовало интеграционные курсы для детей сирийских беженцев в Ногинске, чтобы помочь им выучить русский язык и подготовиться к школе. По факту же получилось, что эти занятия — единственная образовательная возможность для ребят. Несмотря на то что в Конституции РФ прописано, что право на обучение в российской школе имеет каждый ребенок, иностранным гражданам зачастую чинят препятствия. Причина — неверная трактовка приказа № 32 Министерства образования и науки о правилах приема в образовательные учреждения. В нем написано, что помимо основного пакета бумаг иностранные граждане должны «дополнительно» предоставить документ, «подтверждающий право заявителя на пребывание в Российской Федерации». «Дополнительно» в данном случае значит «необязательно» (это еще в 2015 году пояснил Верховный суд), но от беженцев продолжают требовать то гражданство, то разрешение на временное проживание или другие документы и на основании их отсутствия не берут детей в школу. Пока «Гражданскому содействию» удалось добиться устройства в школы Ногинска только четырех сирийских детей.

«Школа — это основное место интеграции для ребенка, в ней дети учатся говорить по-русски, знакомятся с нашей культурой, находят друзей, — рассказывает координатор «Гражданского содействия» Наталья Гонцова. — Те ребята, которые не ходят в российскую школу, оказываются отрезаны от общества и предоставлены самим себе. Ребенок без образования и взаимодействия с социумом в большей степени рискует оказаться в маргинальных или даже криминальных кругах». Гонцова полагает, что интеграция сирийских детей важна в первую очередь принимающей, то есть российской, стороне, ведь те ребята, которые останутся жить в России, благодаря знанию языка и культуры смогут в будущем стать квалифицированными работниками. «А те, кто уедет, станут носителями русской культуры за рубежом», — добавляет координатор.

Сначала интеграционные курсы «Гражданского содействия» в Ногинске были рассчитаны только на детей, но постепенно заниматься здесь стали сирийцы всех возрастов, в том числе и Сафаа. Сейчас она учит русский язык и на волонтерских началах преподает детям родной арабский.

«Гражданское содействие» хочет назначить в школу координатора, который мог бы взаимодействовать с родителями, владеющими только арабским, и Сафаа идеально бы с этим справилась.

«Елена Юрьевна, преподаватель русского как иностранного в нашем центре, не владеет арабским языком, что затрудняет общение с родителями, — рассказывает Гонцова. — Во многих случаях дети сами могут помочь с переводом, но бывает, что нужно решить какие-то вопросы напрямую с родителями». Сафаа владеет русским на достаточном уровне и знакома почти со всеми сирийскими женщинами, проживающими в Ногинске. «Она очень ответственная и инициативная, идеальный кандидат на роль координатора», — отмечает Наталья.

Однако без финансовой помощи, которая складывается из наших с вами пожертвований, работа координатора может не начаться, а функционирование как школы, так и ногинского подразделения «Гражданского содействия» в целом может прекратиться. Деньги на аренду помещения для интеграционных курсов в Ногинске у НКО есть до конца года, на оплату работы учителя — до конца августа.

Сафаа стала помогать школе для беженцев не из меркантильных соображений, а из верности учительской профессии и благодарности тем, кто в свое время бескорыстно оказывал помощь ей самой. Давайте и мы поможем «Гражданскому содействию». Оформите ежемесячное пожертвование на проект «Право на образование» на любую сумму — 50, 100, 300 рублей — или сделайте разовый взнос. И тогда беженцы, в родных городах которых идет война, станут чувствовать себя в России немного лучше, а у их детей будет не только образование, но и шанс полноценно интегрироваться в российское общество.

Хотите, мы будем присылать лучшие тексты «Таких дел» вам на электронную почту? Подпишитесь на нашу еженедельную рассылку!