«Породу потерять легко — восстановить невозможно»
В Архангельской области закрывают единственную в мире ферму по разведению лошадей мезенской породы. Генофонд уникальной аборигенной породы Русского Севера может исчезнуть
Вы верите в любовь с первого взгляда? Кажется, я теперь верю — смотрю в эти черные бездонные глаза с длинными ресницами, и рука сама тянется погладить длинную рыжую челку. Она не против. Ее зовут Охта. Как так, я — горожанка до мозга костей — готова отказаться от всех удобств ради возможности быть с ней, хотя бы иногда?
Отрезвил меня голос Ольги Зининой. Она живет в поселке Приводино Котласского района Архангельской области и держит лошадей мезенской породы. Охта родилась у ее любимцев Огранки и Тимуса в этом году.
— Не надо вам лошадь. Пожалейте себя и животное. Вы себе представьте: жеребенок стоит 50 тысяч, взрослая лошадь — 100–150 тысяч. Каждый месяц вы будете отдавать 5–10 тысяч за постой, если у вас нет места, где ее держать. Сена рулон стоит 2,5 тысячи, а его надо много. Плюс витаминки, ветобслуживание. В среднем 20 тысяч в месяц придется отдавать на лошадь, которая будет не ваша.
— Почему не моя?
— Лошадь сама выбирает хозяина, ей внимание нужно и постоянная любовь, а вы в командировках часто, вот она и полюбит того, кто будет каждый день ее кормить и ухаживать. Оно вам надо?
«Лошадь человеку крылья», — говорили поморы. Ни одно крестьянское хозяйство не обходилось без лошади. Конь на Севере был помощником, чуть ли не членом семьи. Считается, что именно мезенка вывезла Михаила Ломоносова в академики, когда он отправился в Москву с рыбным обозом.
Эту уникальную выносливую породу лошадей вывели поморские крестьяне. За невысокий рост и работоспособность мезенку прозвали «арктическими пони». Они хорошо переносят сильные морозы и летнюю жару. Не боятся укусов мошки и гнуса. Отлично ориентируются на местности, не теряются в лесу, проходят по топким местам и болотам. К зиме мезенская лошадь основательно утепляется: у нее отрастает шерсть длиной до 10 сантиметров. В краю, где зима длится полгода, а морозы достигают 50 градусов, это ценное качество. Питаться зимой мезенская лошадь может, как олень, добывая прошлогоднюю траву из-под снега.
В феврале 2001 года архангельские телевизионщики возвращались из Мезенского района со съемок фильма о здешней породе лошадей и застряли в сугробах на своем уазике возле конефермы. Как назло, дело было в выходные — трактора не найти. Тогда заведующий конефермой Олег Широкий запряг в постромки жеребца Чайнира, зацепил уазик — и, слегка поднатужившись, конь вытащил машину на середину дороги. Оператор расстроился, что не успел заснять процесс, и попросил повторить. Чайнир без труда справился с задачей. По словам Широкого, его любимый конь мог волочить груз в две тонны целых пять километров.
Убыточные кони
Всего, по статистике Архангельского НИИ сельского хозяйства, на 1 января 2024 года в России насчитывалась 551 лошадь мезенской породы. Из них 288 голов — на родине, в Архангельской области. А самое большое стадо — 122 лошади — находится в старинном поморском селе Долгощелье Мезенского района.
В 1930-х в Мезенском районе работало семь племенных конеферм. Но после Второй мировой войны они закрылись. За разведением не следили. Скрещивали мезенскую лошадь с привозными породами. Получалось плохо: лошади стали терять свои уникальные качества и часто болели. Возможно, порода исчезла бы совсем, если бы в 1993 году в Долгощелье не приехали ученые — Ирина Юрьева из Архангельского НИИ сельского хозяйства и Ольга Милько из Всероссийского НИИ коневодства.
В то время, когда по всей стране закрывались колхозы и совхозы, Юрьева и Милько предложили председателю рыболовецкого колхоза «Север» Вениамину Истомину проект по возрождению лошади-мезенки и созданию генофондной конефермы на базе колхоза в Долгощелье. По словам Юрьевой, в отличие от других хозяйств района руководство этого колхоза стремилось к развитию: «Истомин работал на перспективу». Так в 1994 года рыбколхоз «Север» получил статус генофондной фермы федерального уровня по разведению лошадей мезенской породы.
Сложная селекционная работа велась по всему Мезенскому району. Отбирали лучших жеребцов для ротации. От их качества зависело следующее поколение. Общими усилиями сотрудников селекционного центра Архангельского НИИ сельского хозяйства, работников СПК РК «Север», фермерских хозяйств, министерства агропромышленного комплекса и торговли Архангельской области и энтузиастов удалось сохранить породу мезенских лошадей и создать ее ядро. Мезенки из Долгощелья стали получать титулы «Чемпион породы» и «Краса аборигенов» на международных и российских конкурсах.
— Если бы тогда, в девяностые годы, не была начата работа с породой, не было бы ни выставок, ни соревнований. Скорее, и о породе бы уже не говорили, — считает Юрьева.
А весной 2024 года на собрании «Севера» колхозники большинством голосов постановили ликвидировать конеферму. У людей, которые в течение 30 лет восстанавливали породу мезенских лошадей, права голоса не было.
«Мама» и «папа» мезенской лошади
Ирину Юрьеву называют мамой мезенок. Любовь к лошадям у нее с детства. Бабушка Юрьевой работала конюхом в колхозе Коношского района. Маленькая Ира часто ездила к ней в деревню. И первым делом, когда приезжала, хватала кусок хлеба с солью и бежала к любимому колхозному коню — рыжему Руслану.
Когда Ира выросла, то связала жизнь с животными и наукой: сначала работала на госконюшне, а потом в Архангельском научно-исследовательском институте сельского хозяйства. В 27 лет она впервые приехала в Мезень.
— Для меня мезенская лошадь — это моя жизнь. Мое дитя. Мое первое дитя. Поэтому я очень болезненно переношу сложившуюся ситуацию, — Ирина замолкает и задумчиво смотрит в окно. — Это ведь не только моя задача и мои хотелки. Если развалится генофондная ферма, форпост всей работы, — развалится всё.
Владимир Доможиров — главный знаток и хранитель мезенской породы лошадей. Всю жизнь он работал зоотехником. Когда перешел в районное управление сельского хозяйства и стал курировать всю селекцию, то, насколько мог, сопротивлялся завозу жеребцов заводских пород, чтобы сохранять мезенскую породу в чистоте.
Для Доможирова мезенка — часть детства. Дом, в котором он сейчас живет, помогали строить лошадки. На них привозили огромные десятиметровые бревна.
Сейчас Владимиру Константиновичу 82 года, он вернулся в родовой дом в деревне Совпалье из благоустроенной квартиры в Мезени, когда вышел на пенсию, — и первым делом купил себе мезенку Гранку. В его доме все стены украшены фотографиями лошадей и наградами за конные соревнования. А на дверях бани висит подкова.
С 1963 по 2018 год он сам искал по деревням породистых мезенок. Последние шесть лет в командировки уже не ездит — возраст все-таки, но внештатным консультантом в районе остается.
— Многие столетия крестьяне занимались этой породой, выработали в ней самые лучшие качества: неподверженность инфекционным заболеваниям, терпеливость к гнусу, — рассказывает Доможиров. — Видите, грудная клетка как бочка, тело длинное и между передними ногами шапка может пролететь — верный признак крепкой лошади. Это значит, что лошадь может бежать по снежной целине с грузом 400 килограммов, несмотря на то, что снега по брюхо.
В середине 90-х Доможиров начал работать над лошадиной родословной, все свободное время проводил в архивах и старых колхозных книгах, восстанавливая данные по крупицам. За три года работы нашел основных производителей, вручную составил генеалогические линии лошадей. Данные, которые он восстановил, восходят к легендарному жеребцу по кличке Заряд. В 1948 году на Выставке достижений народного хозяйства в Москве этот конь получил титул чемпиона породы.
От потомка Заряда — Кустика, которого ученые нашли в деревне Лампожня, и началась в 1993 году работа по восстановлению и совершенствованию мезенской породы.
«Они не нужны»
Долгощелье — корабельная столица Мезенского поморья — раскинулось вдоль берега реки Кулой на три километра. До Белого моря отсюда 20 минут на моторке. Здесь не у каждого есть машина, но лодка — обязательно.
Рыболовецкий колхоз «Север» — градообразующее предприятие села. Как говорят местные, «Север» для Долгощелья что «АвтоВАЗ» для Тольятти. Всего в колхозе работает 126 человек. Предприятие обеспечивает работой молодежь и не забывает про пенсионеров: они получают прибавку к пенсии в виде дивидендов от прибыли «Севера». По итогам 2023 года доходы колхоза составили 508,8 миллиона рублей, чистая прибыль — 52,8 миллиона. Недавно хозяйство получило новый рыболовецкий траулер из Китая — в его строительство колхоз вложил порядка полумиллиарда рублей.
Все это время «Север» содержал лошадей себе в убыток: на генофондную конеферму ежегодно уходило порядка 10 миллионов рублей (компенсировать с помощью государственных субсидий получалось примерно 40% этой суммы). Основной доход от добычи рыбы позволял тратиться на лошадей. Но к 2024 году они в местном хозяйстве стали не нужны — их окончательно заменила техника.
Марина Селиверстова в должности председателя «Севера» с 2009 года. В ее просторном кабинете справа в углу красуются три флага советской эпохи, слева — шкаф с иконами и кубками за победы в соревнованиях мезенских лошадей. На тему закрытия конефермы она не хочет общаться: «Все уже сказано и решено».
В прошлом году Селиверстова получила первое заявление о закрытии конефермы. Инициаторы — водители и механики колхозного гаража, среди них много колхозников, они вправе голосовать на собрании. Но тогда пенсионеры (а их с правом голоса 80 человек) выступили против. В этом году предложение поддержали даже многие пенсионеры.
— Зачем колхозу 10 миллионов убытков? Это деньги каждого колхозника! Из его кармана часть денег. Почему он от своих детей должен отдавать? — возмущается Андрей Петров, который совмещает должности исполняющего обязанности заместителя председателя колхоза и заведующего гаражом. — По Мезени раньше были большие совхозы, там хорошие луга. Пусть там и устраивают конефермы.
Его поддерживают работники гаража:
— У нас еще коровы — это тоже убыток, нет рынка сбыта. Себестоимость масла — 2000 за килограмм, а мы продаем за 1500. Но молоко, сметану, сливки мы для себя используем. Поэтому люди ничего против не имеют. Вот если бы кони использовались в хозяйстве, тогда против никто ничего бы не говорил. А они не нужны! Перспективы нет.
Действительно, в 1990-е не было техники и снегоходов и дрова заготавливали на лошадях. Сейчас это запрещено.
— Дрова привозные, — жалуются местные. — Рубить нельзя, возить нельзя — все государство предоставляет. Нас государство отучает жить и работать.
С заготовкой сена в Долгощелье тоже беда. Село окружено болотами. Сенокосы находятся за рекой, а там заливные луга, в любой момент стога может затопить приливом или смыть в реку.
— Прежде всего, надо понимать, что хорошо для животного, а что нет, — считает колхозница Валентина. — У нас ведь нет лугов. Море сенокосные участки смывает. Был полуостров, где летом паслись лошади, за 20 лет большую его часть смыло по естественным причинам морскими приливами, теперь на этом участке река. У нас ведь слишком много лошадей. Если для статуса племенного хозяйства достаточно двадцати, то зачем держать пятьдесят? Они едят круглосуточно. Дотаций на четыре миллиона, а расходов — на десять.
«Почему не помочь природе и людям?»
Олег Широкий проработал заведующим конефермой в Долгощелье 32 года. Сейчас он на пенсии, но продолжает готовить мезенок к соревнованиям, которые проходят раз в два года в Мезени, — выбирает лучших и тренирует на силу и выносливость. О решении закрыть генофондную ферму в Долгощелье он очень сожалеет:
— Хочется, чтобы сохранилась мезенка. Столько сил потрачено, чтобы возродить ее! Я до сегодняшнего дня с лошадьми пропадаю. Я их всех в лицо знаю, во снах они мне снятся — как ездишь, как ухаживаешь.
Его однофамилец Иван Широкий, тоже бывший работник конефермы, уверен: лошадей надо держать, чтобы село жило.
— Мы ведь стада оленьего лишились в 2000-е, — рассказывает он. — Сейчас лошадей лишимся, а потом скажем, что нам 40 голов коров на всю деревню хватит. И тогда в деревне никого не будет. Люди останутся без работы, надо будет сокращать тракторный парк, молодежь уедет, одни пенсионеры останутся, которые работать не могут. Это все ведет к развалу. Если мы мезенку не сохраним, что тогда хранить-то будем? Надо сохранять. Надо добиваться, чтобы государство помогало.
В 1990-е и 2000-е поголовье лошадей в Мезенском районе доходило до полутора тысяч. Но в 2010 году численность мезенок резко начала падать. Причина — ликвидация совхозов. Их сотрудники, как и многие пожилые частники, стали сдавать своих лошадей перекупщикам. Судьба этих животных неизвестна: лошадей увозят за пределы района и, возможно, сдают на мясо. Усилиями селекционного центра пока удается сохранить маточное поголовье в основных хозяйствах, но частники продолжают отказываться от лошадей.
Сокращение поголовья по району продолжается, а за его пределами, наоборот, растет. Все началось с приезда в 2018 году на научную конференцию в Мезень Ивана Толстова — фотографа-анималиста и биолога. С 2020 года Иван каждый свой августовский отпуск проводит в Мезенском районе — фотографирует лошадей, создает фотокартотеку всех родившихся за год жеребят. Вместе с учеными Архангельского НИИ сельского хозяйства Толстов сортирует снимки и выкладывает на своей странице во «ВКонтакте» фотографии жеребят с описанием. Благодаря ему лошадей стали покупать по всей стране. В 2021 году продали 40 голов, в последующие — 50 и 70.
Недавно Иван купил резиновую лодку с мотором, чтобы сплавляться по реке до труднодоступных деревень, куда нет автомобильных дорог. Там он тоже фотографирует мезенских лошадей, которых держат местные жители.
Всю работу Толстов делает за свой счет. Движет им, с его слов, интерес к Северу и к жизни:
— Нельзя назвать это работой — и волонтерством тоже. Волонтерство — это что-то организованное, а мне кажется, важнее, чтобы каждый человек сам делал то, что считает нужным, но на основе общего понимания и с общей целью. Фотографии и рассказы о поездках этому, надеюсь, помогают.
Бывает, что людям, желающим купить мезенку, не хватает денег на перевозку, а от этого зависит жизнь жеребенка. Тогда Иван помогает деньгами. Рассказывает он об этом неохотно и без подробностей:
— Помогаю не я один. Это вообще обычная ситуация: есть надежные хозяйства, в которых лошади смогут нормально жить, но свободных денег нет. Для таких людей скидываются несколько человек или кто-то один выделяет деньги. Деньги в данной ситуации просто как средство воздействовать на реальные процессы и явления.
По словам Толстова, почти все отечественные незаводские породы сейчас на грани выживания. Аборигенные породы не защищены законодательством, как, например, дикие животные.
— Мы играем в богов: решаем, что хорошо, а что плохо, причем критерии и выводы у нас кривые и дурные. Это всегда плохо кончалось. Современнее и технологичнее не значит лучше. Старый уклад жизни не значит плохой, — горячится он.
Петербурженка Ольга Насонова сейчас живет в городе Старая Русса Новгородской области — снимает там дом. Мезенца Кулича она купила в Лампожне после того, как увидела его в фотокаталоге Ивана Толстова. Кулич стал членом ее семьи. Когда зимой она вместе с детьми наряжает елку во дворе, конь носит корзинку с елочными игрушками.
По словам Ольги, перед приобретением мезенки стоит учитывать, что это аборигенная порода — значит, свободолюбивая, порой упрямая, часто принимающая самостоятельные решения. Но если будущий владелец будет работать с ней над доверием и уважением мягкими современными методами, а не подчинять через боль и страх, то у него получится лошадь-мечта.
Татьяна Орлова из деревни Малое Карлино Ленинградской области работает инструктором верховой езды в КСК KrisStable. Для себя она купила мезенского коня Титана и очень довольна выбором:
— Я совместила приятное с полезным. Почему не помочь породе и людям, ее развивающим?
У Светланы Радостиной из села Красная Гора Тверской области — мезенка Северина. Лошадь дружит с собаками и котом. Любит дочек Светланы — трехлетнюю Арину и шестилетнюю Софию — и, как нянька, следит за детьми. Девочки свободно играют с ней, катаются верхом без уздечки и седла.
Светлана не понимает, почему люди хотят поставить крест на уникальной и неприхотливой породе:
— Выносливость, преданность, ум и любовь — все это есть у мезенских лошадей. Разве этого мало? Как можно забыть то, что годами создавалось с великим трудом? Надо не разрушать, а развивать!
Энтузиасты есть
Несмотря на то что лошади мезенской породы расходятся по всей европейской части страны, соединять все это разрозненное поголовье для племенной работы вместе невозможно. Селекционерам тяжело работать, когда кобылы стоят в разных регионах страны. Часто лошадей покупают частники. Если хозяин не заинтересован в том, чтобы породистую лошадь сопровождали специалисты, животное выпадает из племенной работы.
— Частникам мы не можем заплатить, не можем их заставить работать с нами, — говорит Ирина Юрьева. — Мы можем работать только с теми, кто тоже хочет сохранить породу, с энтузиастами.
Дмитрий Сахаров из села Дорогорского и Ольга Зинина из деревни Посегово как раз такие энтузиасты. Лошади не приносят им дохода, они их держат из любви и ради сохранения породы.
Для Дмитрия лошади — родственные души. По его словам, мезенки чувствуют настроение и эмоции человека:
— Когда лошади в полях, я чувствую на расстоянии, где они и что с ними, когда осенью еду их искать — внутри что-то как будто подсказывает, куда ехать. Они для меня как психологи. Прихожу к ним, рассказываю, о чем переживаю, они внимательно слушают, потом подойдут, голову на плечо положат — и становится легче.
Димин прадед работал конюхом. Говорят, лошади его так любили, что, когда прадед умер, они много дней подряд приходили на его могилу.
Свою первую лошадь Сахаров купил после армии. Сейчас их у него девять. Диме повезло: его жена так же беззаветно любит мезенок и не ругает его за то, что большую часть своей зарплаты полицейского молодой отец тратит не на их маленькую дочку, а на фрукты, овощи и конфеты для лошадей.
Бывший зоотехник Ольга Зинина давно мечтала о собственной лошади. Семь лет назад на 8 Марта муж подарил ей сразу пару мезенок (тех самых Огранку и Тимуса, у которых в этом году родилась Охта).
— Лошади — это мое недоигранное детство. Я с ними душой отдыхаю и благодаря им встаю, работаю, двигаюсь, — говорит Зинина.
На вопросы знакомых, почему выбрала для себя мезенскую лошадь, она отвечает:
— Потому что это наша северная лошадка. Как говорят, минимум затрат — максимум удовольствия. Универсальная порода: катать, пахать, дрова из лесу таскать.
«Сохранять обязательно!»
Когда члены рыболовецкого колхоза решили ликвидировать генофондную ферму в Долгощелье, в министерстве агропромышленного комплекса и торговли Архангельской области собрали совещание, куда пригласили председателя колхоза «Север» Марину Селиверстову. Там выяснилось, что по новому закону «О племенном животноводстве» требования к поголовью лошадей на генофондных фермах изменились, и теперь маточное поголовье можно сократить с 50 до 20 кобыл.
Селиверстова согласилась сохранить статус генофондной фермы, но с меньшим поголовьем. Лошади останутся в колхозе до конца 2024 года. Субсидии — 3,8 миллиона рублей — за этот период получены. Каким образом планируют сократить численность животных, пока неизвестно. Возможно, 30 кобыл передадут в другие хозяйства — если там, кроме желания забрать мезенок, найдутся деньги на их выкуп у «Севера».
Но проблема вовсе не решена, констатирует Ирина Юрьева.
— 20 голов недостаточно для племенной работы без инбридинга, то есть без скрещивания между родственными особями, — говорит Юрьева. — Надо все маточное поголовье разместить в одном месте в Мезенском районе. Жалко потерять селекционную работу за 30 лет и утратить уникальный тип лошади. Потому что мезенки из Долгощелья, где каждый год проводился отбор, выбраковка, оценка лошадей, действительно стали отличаться от лошадей других хозяйств. Все, кто познакомился с породой, уже эту разницу видят.
Елена Григорьева, младший научный сотрудник Федерального исследовательского центра комплексного изучения Арктики имени академика Н. П. Лаверова Уральского отделения РАН, переехала из Архангельска в деревню Лампожня в 2016 году вместе с сыном, которому тогда было восемь. Привела девушку в деревню, с ее слов, неимоверная любовь к мезенским лошадям. Ради них она изменила свою жизнь.
Сейчас у нее три кобылы и жеребец мезенской породы. Когда Лене предложили принять сразу 30 генофондных кобыл к себе в Лампожню, она решилась не сразу. Но для того, чтобы лошади содержались в одном месте и племенная работа продолжалась, согласилась. Елена открыла крестьянско-фермерское хозяйство. Это необходимо для того, чтобы потом перейти в организационно-правовую форму племрепродуктора.
Лену поддержали семья, ученые Архангельского НИИ сельского хозяйства, администрация Мезенского муниципального округа. Только вот с деньгами проблема.
Чтобы продолжать селекционно-племенную работу с мезенками в Лампожне, Григорьевой нужно отремонтировать помещение под конюшню, оборудовать выгульныe загоны, подвести электричество и воду, запастись сеном на первые два года содержания (за это время она рассчитывает заработать на технику, чтобы заготавливать корма для лошадей самостоятельно). На сегодняшний день из всего перечисленного есть только сено, за которое еще предстоит заплатить заготовщику.
Елена страшно волнуется, ведь крайний срок переезда долгощельских мезенок — февраль 2025 года:
— Куда их везти? В снежную целину? Надо срочно строить базу, чтобы их принять. Я, как работник института, прекрасно понимаю, чем грозит породе распыление ядра генофонда. Сохранять породу надо обязательно! Ведь потерять ее легко — восстановить невозможно. Если мы сейчас мезенских лошадей не сохраним, потом только на картинке будем их детям показывать.
В ТОС «Кимжа» открыли специализированный благотворительный счет, средства с которого пойдут на выкуп 30 лошадей у колхоза, а также на ремонт и оборудование конефермы. Всего необходимо собрать 13 миллионов рублей.
Любая перечисленная вами сумма поможет мезенским лошадкам быстрее обрести новый дом.
Также, если вас затронула судьба мезенской лошади, вы можете подписать петицию.
Текст подготовлен командой проекта «Синие капибары», в нем наставники работают с начинающими журналистами.
Каждый день мы пишем о самых важных проблемах в нашей стране. Мы уверены, что их можно преодолеть, только рассказывая о том, что происходит на самом деле. Поэтому мы посылаем корреспондентов в командировки, публикуем репортажи и интервью, фотоистории и экспертные мнения. Мы собираем деньги для множества фондов — и не берем из них никакого процента на свою работу.
Но сами «Такие дела» существуют благодаря пожертвованиям. И мы просим вас оформить ежемесячное пожертвование в поддержку проекта. Любая помощь, особенно если она регулярная, помогает нам работать. Пятьдесят, сто, пятьсот рублей — это наша возможность планировать работу.
Пожалуйста, подпишитесь на любое пожертвование в нашу пользу. Спасибо.
Помочь нам
