Так ли важно засунуть в ребенка все, даже если плохо пролезает? Точно ли большее количество возможностей открывает больше путей к счастью? Я пока не знаю
Порой люди ставят самые нелепые эксперименты над своими детьми, желая им самого лучшего. Иногда я вспоминаю историю про то, как моя бабушка решила избавить своего сына (моего папу) от вшей. И вместо того чтобы по старинке вымыть, вычесать и «скушать заячий помет», она отправила его в новый «экспериментальный» салон, где ему чем-то там облучили голову. Так мой папа облысел в четырнадцать лет. Впрочем, вши тоже сдохли.
Страх ошибиться и наломать дров, особенно если склада ума ты от природы не самого практичного, есть у каждого молодого родителя. Всегда боялась ошибок и я, памятуя о своих мощных генах беспечности в анамнезе.
Мое беспокойство в первую очередь касалось школы. Ответственные родители в России ведут настоящую охоту на хорошие сады, школы и вузы, ошибаются, переводят детей с места на место и все равно не могут быть уверены в том, что «хорошо» будет действительно хорошо.
В Чехию мы тоже переехали во многом для того, чтобы решить вопрос с образованием для дочери Василисы и не ставить над ней никаких бесчеловечных экспериментов. Все хором подтверждали, что в Чехии школы пусть не как в Финляндии, но тоже очень ок.
И только уже на месте я снобистски задумалась: что это вообще за язык такой, чешский? Кому он нужен-то, чешский язык? А чешская история? А литература чешская? Кафка, Гашек и Чапек. Угу, ага. И внезапно, посетив день открытых дверей, записала детку в пражский французский лицей. Таким образом, все вернулось на круги своя, потому что в лицее предлагали самую что ни на есть экспериментальную программу: один день класс ведет француз, один день — американец. Получалось, что я разом впихивала в ребенка два лучших, на мой взгляд, европейских языка. Что до чешского — чешский в школе тоже преподают. Ну а для изучения русского дитя по субботам ходит в русскую школу, ежедневно делает домашку и «книгоглотает».
По итогам эксперимента должен был бы получиться идеальный «гражданин мира». Если только в процессе не лопнет.
Тут надо сказать, что мы еще не самый зверский пример. Вот Васина одноклассница Анечка помимо обучения в лицее также официально записана в школу при российском посольстве. И параллельно сдает экстерном все предметы еще и там. Также с Васей учится девочка Соня, у которой мама сербка, а папа русский. Этот крошечный ребенок к моменту поступления в лицей говорил, соответственно на: русском и сербском, чешском (от няни) и английском (от няни номер два), немного на немецком (набрался в первом саду) и чутка на французском (потому что готовили к лицею). Когда Сонечка проходит мимо меня по школьному двору, мне кажется, я слышу, как в голове у нее что-то явственно пощелкивает. Ну и в целом, в параллели нет ни одного ребенка, который бы говорил меньше чем на двух языках. Наш лицей оказался прибежищем для детей всевозможных межрасовых браков: туда ходят не только французы и чехи, но также сербы, американцы, испанцы, бриты и разнообразные метисы.
Конечно, погружением в языки нынешнего родителя особо не удивишь. Именно этой установкой я и вооружилась, затоптав свои животные страхи, и записала своего на сто процентов русскоязычного пятилетнего ребенка в «предшкольный» класс французского лицея.
И началось. Дочери надо было срочно въезжать сразу в два языка с нуля, чтобы успеть к школе. Учителя оптимистично говорили: «Не переживайте, через год она заговорит!» Ну да, ну да. Вася не заговорила ни через год, ни через два, ни через три. Она явно держала оборону и ждала, когда же все это закончится. Кажется, дитя находилось ровно в том возрастном промежутке, когда уже не работает «интуитивное изучение» языка, безболезненно превращающее маленьких детей в билингвов, но и «академическое изучение» языка с зубрежкой и грамматикой начинать еще рано.
В общем, теория про «детей-губок» рассыпалась на глазах: очень трудно, когда новый язык тебе даже не преподают как язык. Вообще. На нем просто сразу разговаривают, а ты, губка, давай, поспевай следом.
К концу второго класса я была одновременно в восхищении от железной детской стойкости и в унылом сомнении: а вдруг мне достался просто очень тупой ребенок? Вон — вокруг же все дети говорят! Все! Учителя в изумлении разводили руками, предлагали перевести Васю в чисто французский класс и ограничиться изучением одного языка. Фиг вам, злобно думала я.
Русские не сдаются. Рано объявлять эксперимент провалившимся. А ребенок должен интуитивно следовать истинным желаниям матери. И я стала ему транслировать, что придется приспосабливаться, деваться некуда. Что нет, это не кончится. В панике я дала «академичности» и мучила бедного семилетнего ребенка спряжениями французских модальных глаголов, английским чтением и ответами на вопросы по тексту. Я презрела наказы учителей про «не больше 10—20 минут домашней работы в день и только устной!» и порой доводила детку до слез. И хотя цель моя была самой благородной: облегчить ребенку жизнь, ведь объективно трудно жить в школе, не открывая рта, — сейчас мне стыдно об этом вспоминать. Тем более что я так и не уверена, дало наше домашнее обучение результат или нет.
Так или иначе, к третьему классу критическая масса накопилась и ребенок резко заговорил на обоих языках. К концу третьего класса ее словарный запас стал больше, чем у меня.
Однажды я узнала, что моего ребенка отдельно обсуждают на встречах педсовета как такой вот интересный случай: сумасшедшие родители запихали ребенка с нулевым знанием чешского, французского и английского и с исключительно русским дома — и детка вроде справляется, прикольно.
А заодно я узнала, что тема с «детьми-губками» не очень популярна вне России. Мое русское «О, два языка, шикарно», «За свои деньги надо взять как можно больше!» и «Боже мой, два диплома после школы, офигеть!» совершенно непонятно многим европейским семьям. А главное, на мой взгляд, достоинство лицея — углубленный английский за те же деньги, что и без него, — многим родителям вообще не нужен и достоинством не считается.
Окончательно утвердилась в своей роли китайской матери-тигрицы я на последнем родительском собрании. Нам сообщили, что экспериментальная программа «день через день» после младшей школы сворачивается. И со следующего года надо выбрать один из трех классов: чисто французский, французский с углубленным английским или «интернациональный», где сочетаются французская и английская програмы и после которого выдадут два диплома. К моему изумлению, последнее отделение оказалось самым непопулярным, собрать один класс в двадцать человек так и не смогли.
— Но почему? — удивлялась я вслух. — Зачем вообще выбирать просто углубленный английский, если можно выбрать суперуглубленный и по итогам иметь два диплома за то же время и за те же деньги?
Знаете почему, ответили мне хором? Потому что детям будет тяжело. Педсовет и другие родители, перебивая друг друга, принялись мне объяснять, что два языка — это огромная нагрузка и что многим детям лучше без этого.
Мой внутренний русский был ошеломлен. Ребята, да вы что! Обратите внимание, ваши дети уже три, а то и пять лет изучают два языка. Вы что, только сейчас об этом задумались?
Но потом я вспомнила, что смотрю из своей маленькой норки: это только мы жили последние три года в самом эпицентре ужасов обучения, это только мой ребенок продирался через два языка. Остальные-то дети изначально говорили хотя бы на одном. И похоже, что второй язык многими сразу воспринимался как необязательное и истинно «экспериментальное» дополнение. А вот когда речь зашла о планомерном серьезном изучении в старшей школе, тут-то все франко- и чехофоны решительно соскочили. Потому что для них напихать в детей всего, что можно, да побольше — не самоцель.
Про это есть забавный, хоть и спорный тезис: «Если школьник не тянет математику, но успешен в истории, то русские родители нанимают ему преподавателя по математике, а американские — по истории».
С тех пор я не могу перестать об этом думать. Так ли важно засунуть в ребенка все, даже если плохо пролезает? Точно ли большее количество возможностей открывает больше путей к счастью? Что лучше — честолюбивое упорство или индивидуальный темп? Широкий горизонт или узкая специализация? Я так и не знаю, а мой эксперимент пока в самой середине.
Кстати, другие русскоязычные родители в нашем классе как один, конечно, выбрали третий класс. Который с двумя дипломами по итогам.
Каждый день мы пишем о самых важных проблемах в нашей стране и предлагаем способы их решения. За девять лет мы собрали 300 миллионов рублей в пользу проверенных благотворительных организаций.
«Такие дела» существуют благодаря пожертвованиям: с их помощью мы оплачиваем работу авторов, фотографов и редакторов, ездим в командировки и проводим исследования. Мы просим вас оформить пожертвование в поддержку проекта. Любая помощь, особенно если она регулярная, помогает нам работать.
Оформив регулярное пожертвование на сумму от 500 рублей, вы сможете присоединиться к «Таким друзьям» — сообществу близких по духу людей. Здесь вас ждут мастер-классы и воркшопы, общение с редакцией, обсуждение текстов и встречи с их героями.
Станьте частью перемен — оформите ежемесячное пожертвование. Спасибо, что вы с нами!
Помочь намПодпишитесь на субботнюю рассылку лучших материалов «Таких дел»