«Прекратите это все рассказывать»

«Просто забудь»

Елена Сергеевна поднимается по лестнице грузно, хватается за перила. Машка бежит впереди, не бежит — летит, только банты на хвостиках подпрыгивают. Машке семь, а выглядит она лет на пять. Примерно столько ей было, когда ее маму нашли мертвой в лесу. От чего умерла — кто знает, когда тело находят через два месяца, определить трудно.

До этого мама Машки, героиновая наркоманка, впала в буйство и разгромила всю квартиру. Не просто побросала вещи или побила посуду — в щепки, в труху разнесла, говорит Елена Сергеевна, бабушка Машки. Шкаф к стенке привинчен был, и тот отодрала. Соседи полицию вызвали, но она проскользнула мимо — и привет, полицейский что сделает? Опечатал дверь, ушел. Он же не знал, и соседи — то ли не знали, то ли забыли. Через день только Елена Сергеевна приехала с дачи, содрала печать и зашла в квартиру. Девочка сидела под тяжелым столом, единственной уцелевшей мебелью, забившись в самый дальний угол.

Два года Машка не разговаривала — перестала, хотя до того не то что разговаривать умела, болтала, песни пела. А тут как отбило. Два года каждую ночь она приходила к бабушке, пряталась под теплое одеяло, тряслась, беззвучно рыдая.

Два года бабушка водила Машку на занятия к психологу в фонд «Сохраняя жизнь». Терапия индивидуальная, терапия групповая, арт-терапия — Елена Сергеевна не очень верила, что может что-то помочь. Машка заговорила только летом, в выездном лагере, заговорила связно, как будто ничего не было. Но Ирина, психолог фонда, считает, что житейское «ничего не было» — это такой самообман, морок. Нельзя «просто не вспоминать», нельзя вычеркнуть пройденное, нужно это проработать, разобраться и уложить.

Елена Сергеевна к психологам настроена была скептически, считала чем-то чужеродным, из зарубежного кино: «Ложитесь на кушетку и плачьте». Но теперь и сама ходит на групповые занятия в фонд. Говорит, когда видишь, что «такое» не у тебя одной, как-то легче. Отпускает.

Маугли

Зоя Николаевна растит двух внуков, Алю и Вовку. Алю она увидела шестилетней, Вовку — через неделю после рождения. Со своей дочкой к тому моменту она не виделась уже лет пятнадцать. Не виделась, но разговаривала: раз в месяц в очередном пьяном угаре дочка звонила матери и рассказывала, что та сломала ей жизнь. Зоя Николаевна и отвечать перестала, просто сидела и слушала проклятья из дешевенького мобильного в своей маленькой однокомнатной квартирке на окраине Оренбурга.

О том, что у дочки родился ребенок, ее внук, она узнала «от добрых людей». «Стала обзванивать роддома-больницы, — рассказывает Зоя Николаевна. — Лежит, говорят, ваш с отказом, забирайте, кило восемьсот». Забрала, а заодно узнала, что есть и внучка. Бегала по дочкиным знакомым, спрашивала, искала — и нашла Алевтину, Алю. «Маугли, — говорит женщина. — Волосы от вшей шевелились, смотрела как зверек. Забрала к себе, отмыла, откормила, опеку оформила, смотри, теперь она девица совсем уже».

Аля выглядит взрослой, хотя этой осенью ей только в девятый класс, два раза на второй год оставалась, сложно с таким детством нагонять сверстников. Длинная толстая коса, плавные движения и тихая вежливая речь. Любимое блюдо — колбасные шкурки. «Понимаете, она по помойкам еду искала, — Зоя Николаевна понижает голос. — Говорит, шкурки были деликатесом».

Аля об этом рассказала только через несколько лет жизни с Зоей Николаевной, рассказала, а потом несколько дней лежала и не могла встать. Вроде не плакала и в истерике не билась, просто лежала в оцепенении. «Это еще страшнее, чем рыдания, — говорит Зоя Николаевна. — Никогда не знаешь, что ее подкосит, что напомнит… ну о тех временах!»

Дальше сами

Саша — личная гордость Татьяны. Татьяна просит обращаться к ней без отчества, она моложава, подтянута, с затейливой прической. Внук Саша выше ее на полголовы и шире в плечах, а когда-то был полтора кило, из роддома еле выписали. Под бабкину ответственность, потому что у матери ответственности не было никакой вовсе.

Дочь Татьяны пила вчерную, до одури и безумия. Била мать. Била сына, вытащенного бабушкой с веса среднего цыпленка-бройлера до красивого парня, хорошиста, футболиста и ученика художественной школы.

Это могло продолжаться вечно, потому что Татьяне было стыдно жаловаться. К кому полицию-то вызывать, к дочке родной, в твоей же квартире прописанной? Объяснять участковому, что ты такая мать, что тебя дочка бьет? И так соседи обсуждают — тональный крем синяки маскирует не особо, а сломанный нос вообще ничем не закрасишь. В прошлом году все-таки удалось разъехаться, выписать и выгнать, оформить опеку над Сашенькой. Где теперь дочка живет — Бог весть, приходит редко и пьяная, колотит в дверь ногами. Татьяна не открывает.

Родственная опека — самый распространенный вариант устройства детей, оставшихся без родителей. Бабушки, тети, да хоть дальние родственницы лучше, чем детдом или интернат, считают органы опеки и попечительства. Они детей передали, а дальше, родные, давайте сами. Никто особенно не интересуется, какой груз несут эти женщины, чаще всего потерявшие собственных детей и помнящие об этом — каждую минуту. Никто не вникает в их страхи: а если я опять не справлюсь? а если я завтра умру? а если я не потяну? Может быть, лучше отдать в детдом, а государство вытянет, где мне, если уже за шестьдесят, и сердце, и ноги, и пенсия семь тысяч рублей? Кому пожаловаться, кто поможет?

Вернуть детство

— Когда я прихожу к потенциальным спонсорам и начинаю рассказывать, с чем мы работаем, большинство через пять минут останавливает: «Хватит, пожалуйста, хватит, прекратите это все рассказывать, до свидания!» — говорит Анна Межова. Истории детей и их приемных родителей, приходящих в фонд «Сохраняя жизнь», страшные. Не хочется их слушать, не хочется знать, что это все рядом. Может быть, даже в соседней квартире.

В программе фонда «Вернуть детство» специалисты работают с приемными семьями, в первую очередь с детьми, перенесшими насилие или тяжелую психологическую травму. Есть индивидуальная терапия, арт-терапия, специальные тренинги и обучающие семинары. Есть терапия групповая — для детей отдельно, для приемных родителей отдельно — потому что это тоже важно, понять, что ты не один со своей бедой. Что есть и другие люди, которые решают те же проблемы, вытаскивают своих детей и себя оттуда, из темноты.

Для детей и родителей организуют выездные реабилитационные лагеря. Именно в одном из них Машка впервые заговорила.

С июня 2016 по июль 2017 года благодаря проекту «Вернуть детство» получили помощь пятьсот человек. Очень важно, чтобы проект продолжал работу. Пожалуйста, подпишитесь на ежемесячное пожертвование или помогите любой суммой. Арифметика тут простая: чем больше денег мы соберем, тем больше специалистов смогут работать в программе, тем больше детей, их приемных родителей и опекунов получат помощь. Поверьте, она им очень нужна.

Сделать пожертвование

Еще больше важных новостей и хороших текстов от нас и наших коллег — в телеграм-канале «Таких дел». Подписывайтесь!