Крестьянин позднего урожая

Вокруг храма апостолов Петра и Павла в Гонконге продают древесные грибы, сушеных червей и подвешенные куриные тушки, рядом — ритуальные лавки даосистов, европейские кофейни, бизнес-центры и офисы народных целителей. Откуда бы здесь взяться православию?

История вопроса

Первая духовная миссия православной церкви в Китае появилась еще в 1713 году: тогда по приказу Петра I в Пекин отправились иноки под предлогом изучения местных языков, традиций и суеверий. На самом деле миссия должна была позаботиться о пленных албазинцах — потомках русских казаков-поселенцев пограничного с Китаем острога Албазин, которых взяли в плен и доставили в Пекин. Среди пленных был и русский священник Максим Леонтьев, он считается основателем первого православного храма в Китае: перестроил дацан ламаистов в часовню Николая Чудотворца.

Некоторые пленные тогда стали подданными китайского императора, их взяли на военную службу и женили на китаянках, чьих предыдущих мужей казнили за уголовные преступления. Детей албазинцев продолжали крестить в православие, но после смерти священника община стала постепенно отходить от религии. После долгих переговоров с китайским императором, российским митрополиту и иеромонаху разрешили приехать к албазинцам, за ними последовали другие священники. За несколько лет они написали сотни исследований, которые сейчас признаются классикой китаеведения, составили русско-китайский словарь и перевели книги по истории Тибета, Монголии и Китая.

Если бы не соперничество с католическими монахами, которые имели влияние на китайских министров, в Пекине открыли бы епископскую кафедру, но иезуиты постарались этого не допустить. Тем не менее, православие распространилось по Китаю вместе с общинами албазинцев, службы стали вестись на китайском, а среди коренных жителей появились священники — одного из них звали Митрофан Цзи Чун. Он погиб в 1900 году вместе с 222 членами православной общины во время восстания против вмешательства иностранцев в экономику и религию Китая. Но даже после этого трагического происшествия в Китае остались православные священники.

Несколько сотен тысяч русских переехали в Китай во время революции 1917 года — они селились в Шанхае, Харбине, Пекине. В 30-е годы в Китае жили Федор Шаляпин и Александр Вертинский — в 41-м году он обвенчался с 17-летней Лидией из семьи дворян эмигрантов в Харбине. К этому времени в стране было восемь православных приходов. Проблемы у них начались, когда в Китай вторглись японские войска, и продолжились с китайской революцией. А в 1957 правительство объявило государственный атеизм: храмы взрывали, иконы жгли. Официального разрешения на религиозную деятельность там невозможно получить до сих пор.

Восстановление после культурной революции началось в 80-х, но единственный храм, в котором шли более-менее постоянные службы, остался только в Харбине — в 2000-м году его настоятель Григорий Чжу умер, а нового так и не нашли. В Синьцзяне русская община построила церковь, но там также нет священников. Протоиерей Александр Ду в Пекине пытался восстановить общину, обращался к правительству с просьбой открыть православную церковь для потомков албазинцев и получил отказ. В 2003 году священник умер. Сейчас в Пекине работает Успенская церковь на территории российского посольства, но граждане Китая зайти туда не могут.

А вот в Гонконге, который долгое время был под британским протекторатом, религиозная ситуация проще. Там другие законы, не нужно никаких особых документов на открытие или строительство храма, будь он для буддистов, даосов, мусульман или сикхов — «одна страна, две системы» во всей красе. Это позволило священнику Дионисию Поздняеву восстановить православную общину и основать храм.

Отец Дионисий

Китаем Дионисий Поздняев интересовался с детства — учился писать иероглифы, изучал историю и принципы каллиграфии. После принятия сана, в 1994 году, он познакомился с московским китайцем, который признался, что хочет принять православие. После крещения знакомого Дионисий поехал к нему в гости в Китай, а там понял, что уезжать ему совсем не хочется — сначала служил в храме при посольстве, а в 2002 году получил благословение на воссоздание прихода в Гонконге и вместе с семьей переехал туда жить.

Мы встретились со священником во время его короткого визита в Москву в храме Владимира в Старых Садех на Китай-городе.

Такие Дела: Четверть ваших прихожан — китайцы. Они крестились в вашем храме?

Отец Дионисий: Да, их около 10 человек, они приняли крещение относительно недавно. Конечно, среди китайцев есть группа людей, которая унаследовала веру по традиции в семьях, у которых есть русские предки. Но если говорить про Гонконг и континентальный Китай, то там, в основном, живут те православные, которые крестились около 10 лет назад.

Отец Дионисий в храме в ГонконгеФото: Роман Кремнев

— Почему они решили принять православие?

— Многие крестятся уже будучи христианами, католиками или протестантами (в Китае проживают 80 миллионов католиков и протестантов — ТД). Те, кто интересовался духовной жизнью, искал разные источники и пришел к тому, что православие им ближе. Очень часто эти люди никак не связаны с Россией и могли даже не бывать здесь. У нас есть прихожанка, которая была ревностной буддисткой. Она рассказывала, что однажды ей приснился один из Афонских монахов, и это так ее впечатлило, что ей захотелось прийти в православный храм, понять, что он из себя представляет. Она нашла в интернете адрес храма в Гонконге и когда пришла, поняла, что испытывает те же чувства, что и во время своего сна, потом крестилась и стала православной.

Пост и новое имя

— О чем люди вас обычно спрашивают, когда становятся православными?

— Люди, у которых не было опыта православной жизни, естественно, сталкиваются с новой средой и с социальными обычаями. Это больше касается церковно-практических вещей, например, ходить или не ходить в храм с покрытой головой. Сложны посты. Во-первых, они связаны с формированием своего уклада, плюс для них он вступает в противоречия с привычками и традиционным календарем. Поэтому мы не настаиваем на той мере соблюдения постов, которая привычна в России. Мы говорим, что есть образец, а вы сами решаете, что по силам, а что нет. Важно объяснить, что пост — это не только личная аскетическая практика, но и послушание православной церкви. То есть, это не просто личный подвиг, а правило. Именно через всеобщность правил китайцы приходят к строгому соблюдению постов.

— При крещении человек получает новое имя. Что чувствуют китайские прихожане, ставшие Феофанами и Авдотьями? 

— Для Китая характерно называть человека несколькими именами, у них бывает по три-пять имен, включая специальное детское, данное по какому-то особому событию, и это распространенная практика. Обычно у нас в храме люди самостоятельно выбирают имя, знакомятся с житием своего святого. И даже если китайцы не принимают крещение, приезжая в православную страну, они берут себе местные имена, как правило, не задумываясь, что это связано с религией. Соответственно иностранцы, которые живут в Китае, тоже получают местные имена. Мое китайское имя — Чи Цюнун. Это смысловой перевод от корня фамилии, который означает «задержавшийся запоздалой осени» или «крестьянин позднего урожая».

— Ваши прихожане рассказывали, как их знакомые или родственники реагировали на то, что они вдруг стали соблюдать посты?

— Я бы не сказал, что это что-то необычное. В китайской культуре есть аскетическая практика, у буддистов пост тоже достаточно строгий. Гораздо больше проблем вызывают похоронные ритуалы, которые важны для общего уклада, для понимания связи со своим родом и предками. Китайцы внимательно относятся к ритуалам, и для них это вопрос точного соблюдения формы. Например, они совершают ритуальное поклонение табличкам, на которых написаны имена предков — по некоторым представлениям туда вселяется часть души умершего человека. С точки зрения православных догм — это абсолютно неприемлемо, это идолопоклонство.

— Вы что-нибудь советуете в таком случае православным китайцам, чтобы сгладить конфликты с родственниками?

— Они должны объяснять родственникам, что не отказываются от поминовения усопших. Обычно мы советуем перекреститься, поклониться и помолиться, но при этом поклоняться не самой табличке и содержавшемуся в ней духу, а живому богу. Это болезненный вопрос, он не решен так же и у католиков, и у протестантов в Китае. Существуют разные подходы, вплоть до полного отрицания даже любых китайских праздников, но я думаю, что это чрезмерно радикально.

Праздник лунного зайца

— Вы пытаетесь привнести свои праздники, объединив их с традиционным для китайцев укладом? Я видела фотографии с освящения зеленого чая — это аналог яблочного Спаса?

— Не совсем так, мы освящаем чай в вербное воскресение, когда празднуется вход Господа в Иерусалим, и когда созревает первый урожай чая. Мы увязываем эти два события. Пытаемся создать новую местную богослужебную практику, что в принципе соответствует общецерковной практике и вниманию к сельскохозяйственному циклу, который для Китая очень важен. У нас есть молитва на освящение чайного листа на китайском языке, вот уже десять лет мы ее читаем.

— А какой в этом символический смысл?

— Как и любое растение — ветви вербы, пальмы, произрастание листа из сухого дерева, из зерна колоса — это символ рождения, победа жизни над смертью.

— Если говорить про традиционные китайские праздники, они же тоже связаны с сельскохозяйственным циклом. Почему они могут вступать в противоречие с православием?

— Допустим, фестиваль драконьих лодок посвящен событиям политического и социального характера, там нет религиозного содержания. А есть праздник середины осени. По легенде, лунный заяц приготовил эликсир в агатовой ступке для принцессы Чанъэ. Выпив его, Чанъэ стала невесомой и улетела на луну, где обрела бессмертие. В память об этой легенде китайцы каждый год отмечают праздник середины осени, всматриваясь на ночное небо в поисках образов Чанъэ и зайца, и пекут лунные пряники, зажигают лампы. И здесь уже есть религиозный подтекст — это форма поклонения луне. Конечно, сейчас это выродилось в народный обычай, но корни религиозные. Поэтому мы не говорим, что не нужно идти на праздник, но советуем не поклоняться его символам.

— В вашем храме пекут просфоры с китайскими иероглифами, сами службы идут в том числе на диалекте китайского. Есть ли еще какие-то значительные изменения, отличные от службы в России?

— Прежде всего, язык богослужения и церковное пение. С моей точки зрения богослужебная музыка не должна ко-пировать русские или греческие образцы. Задача максимум — чтобы возникла собственная церковнопевческая культура, но пока что у нас нет для этого достаточной православной среды.

Храм на 12-м этаже

— Храм в Гонконге находится на двенадцатом этаже в здании небоскреба. Почему?

— У нас оптимальные условия существования по нашим нуждам. Для единственного прихода в таком городе важно расположение — это должен быть центр. Из-за цен на недвижимость мне сложно представить, что скоро у нас появится свой храм, да еще и в центре. Покупка помещения, которое мы арендуем, стоила бы нам порядка двух миллионов долларов.

— Давайте поговорим про экономическую жизнь прихода. Как она устроена?

— Храм существует на средства жертвователей, как частных, так и прихожан. Общецерковная помощь из московского патриархата нам не оказывается. Есть поддержка священника в виде скромной зарплаты, но она не покрывает все нужды. Небольшая, зато регулярная.

— Священникам в Гонконге приходится подрабатывать, чтобы содержать себя и семьи?

— Да, конечно. Я немножко пишу, иногда получаю за это гонорары. У нас есть второй священник, который по семейным обстоятельствам находится в Гонконге. Он клирик зарубежной церкви, служит у нас на приходе, однако работает в российском визовом центре программистом. Наш приход не дает возможности ни одному их наших клириков за счет прихода выживать.

— В России есть такая проблема: прихожане, в основном, жертвуют на храм либо маленькие суммы, либо не оставляют денег совсем. Священники из маленьких приходов рассказывают, что иногда есть трудности даже с тем, чтобы натопить помещение. Сталкивались ли вы с такой же проблемой?

— Да, и постоянно. Наши прихожане не очень богатые люди, и они не могут много пожертвовать, но они жертвуют. Гонконг дорогой город, и у людей есть собственные немалые расходы, связанные с семьями, с арендой жилья, с образованием детей. Я думаю, что наши прихожане закрывают примерно 10% расходов.

Они нуждаются в поддержке

— В 1995 году вы узнали о том, что российских летчиков приговорили к смертной казни в Индии и поехали к ним. Как это получилось?

— Я ехал в Индию, в командировку. Но перед поездкой случайно узнал, что есть люди, которых несправедливо обвиняют, и они сидят в тюрьме в Калькутте. Я не знал, православные они или нет. При встрече спросил и предложил некрещеным креститься прямо там. Они согласились, и в этот же день мы в тюрьме это совершили.

— Они крестились из-за страха смертной казни?

— Судебный процесс шел, его результат предположить было трудно. Я думаю, их внутренним мотивом было стремление к поддержке и к человеку, и к Богу с криком о помощи.

Интерьер храма в ГонконгеФото: Роман Кремнев

— А в чем их обвиняли?

— В сбросе оружия с самолета, который они вели. Да, они сбрасывали оружие — это так. Но не было в этом их вины, они не знали о характере груза. И были вынуждены это сделать.

— Почему вы уверены, что они не виновны?

— Просто поверил им, и все. Когда я туда шел, я не знал, виновны или нет. Но когда я их увидел и услышал, я поверил, начал им помогать. Была организована систематическая помощь. Наши адвокаты принимали участие в процессе, присутствовали на судебных заседаниях. Но была проблема в том, что у тех летчиков не было российского гражданства. Они постоянно проживали в Латвии, но и латвийского гражданства у них тоже не было. Против выступало российское консульство, были большие сомнения и у Министерства иностранных дел.

— Что стало толчком к тому, что летчиков освободили?

— Нам удалось убедить ответственных людей в администрации президента в предоставлении гражданства. МИД и консульство были обязаны их поддерживать. А последним ключевым моментом стали просьбы на уровне премьер-министра и президента.

— Отец Дионисий, расскажите, почему вы выбрали такую же деятельность в Гонконге — посещение и общение с заключенными?

— В этом есть необходимость. Я не стремился к этому, но есть люди, которые сидят в тюрьме и обращаются к нам с просьбой исповедоваться, причаститься, просто для духовной беседы. Иногда им нужна какая-нибудь литература или бытовая помощь. Практика тюремного служения в Гонконге распространена. И католики, и протестанты ходят по заключенным, и иногда кто-то из русских заключенных просил у них найти контакты православной церкви — так мы получали письма и стали навещать их. Вообще там не так уж много наших заключенных, но у многих длительные сроки, и мы еще долго будем к ним приходить.

— Заключенные часто с вами говорят о смерти?

— Таких разговоров нет, в Гонконге нет смертной казни, там значительно мягче законы. В Китае история другая — условия тяжелее, смертная казнь существует и возможна для иностранцев. И более строгое обращение.

А здесь люди надеются освободиться пораньше, так как есть определенная программа по сокращению сроков пребывания. Никто не планирует в гонконгской тюрьме остаться на всю жизнь.

— В Гонконге заключенным можно соблюдать посты, носить крест, молиться?

— С постами сложно, так как есть определенный рацион. Но чиновники могут вариативно к нему относиться, это очень уважается. Мусульмане могут сказать, что они не едят свинину, и им будут давать говядину. Если кто-то говорит, что он буддист, для него тоже подбирают продукты, более-менее отвечающие требованиям, хотя никто не гарантирует, что полностью. В тюрьмах Гонконга можно молиться и носить крест. Как в Китае — точно не скажу, я там не был. Скорее всего, посещение заключенных для меня там невозможно — частные иностранные лица посещать тюрьмы не могут.

— Были ли от заключенных исключительно личные к вам просьбы?

— Есть там неверующие русские, которые тоже в чем-то нуждаются, и мы помогаем им, как можем. Чисто по-человечески. К примеру, купить какие-нибудь мелкие вещи. В тюрьме строго регламентирован набор вещей, которые можно принести, причем определенного вида — не всякую зубную пасту, не всякую щетку, а именно конкретную, и все в ограниченном объеме. Это сделано для того, чтобы не создавать неравенство между заключенными. В целом люди не испытывают большой нужды в чем-то. Иногда они просят нас связаться с родственниками и передать им что-нибудь.

— А за что, в основном, русские сидят?

— За перевозку наркотиков. Люди часто слишком наивны, ожидают, что они не попадутся, но они не правы. В Гонконге великолепно работает полиция. Более того, если на борту самолета, летящего транзитом через Гонконг, гражданин допускает правонарушение, он может быть арестован гонконгской полицией, даже если он не собирался в этом городе выходить. Так что, пользуясь случаем, прошу, чтобы никто из вас не планировал в Китае ничего противозаконного, потому что высок шанс ареста.