Клеймо бездомности

26 марта в России проходит День бездомного человека. Фонд «Нужна помощь», портал «Такие дела» и благотворительная организация «Ночлежка» объявили его в последний понедельник последнего холодного месяца в году — чтобы привлечь внимание к людям, оказавшимся на улице. 25 марта 2018 года в Кемерове произошла страшная трагедия — пожар в торговом центре «Зимняя вишня». Поэтому мы публикуем материалы ко Дню бездомного человека в течение всей недели.

Татьяна НиконоваФото: из личного архива

Последние лет пятнадцать мне несколько раз в год снится один и тот же сон: я забываю дорогу домой, езжу на метро по кольцевой линии, пытаясь вспомнить, где он, а затем обнаруживаю, что у меня нет никакого дома, пакет в руках — это все мои вещи. Просыпаюсь в ужасе, думая, что я снова в юности, бездомная, заснула в вагоне метро, потому что больше спать негде, и чувство облегчения, когда обнаруживаешь себя в собственной постели, невероятное.

Сны начались, когда закончилась моя реальная бездомность, периодически случавшаяся между 20 и 25 годами. Я редко вспоминаю это время, потому что это тяжело и до сих пор сказывается на моей жизни. Но случиться это может с кем угодно, достаточно неудачного стечения обстоятельств. Быть бездомной — значит не просто не иметь места, где спишь и хранишь свои вещи. Это значит, что у тебя никогда нет личного пространства, понятного места в обществе, уважения окружающих и самоуважения, а количество способов хоть чем-то в своей жизни управлять исчезающе мало.

Когда ты бездомная, рассказывать о своей жизни и своих проблемах очень стыдно: оказавшихся без дома людей называют бомжами, и через этот ярлык тебя сразу воспринимают иначе: не как человека в сложной жизненной ситуации, а как опустившееся существо, которое само выбрало такой образ жизни, не делает ничего, чтобы выбраться, слабохарактерно и заслуживает свое положение. 

Мужчины, сначала готовые за тобой ухаживать и дарить цветы, узнав, что ты бездомная, сразу предлагают поехать в сауну с еще парой их друзей. Тебя постоянно пытаются втянуть в проституцию, и это еще одна причина, почему о своей жизни стоит помалкивать. Полиция (тогда она еще называлась милицией) не стесняется в выражениях и не верит ни единому твоему слову. Знакомые произносят слово «бомж» таким тоном, что у тебя слова застревают в горле, и рассказывать о своих проблемах перестаешь, чтобы так не стали говорить и о тебе.

Вранье о себе превращается в привычку — так легче сохранить уважение окружающих. Но и сама себя в результате уважать перестаешь, потому что знаешь, что дружат люди не с тобой, а с полностью выдуманным персонажем. Рассказываешь, что живешь очень далеко, не успеваешь на общественный транспорт, можно я у тебя переночую? Придумываешь несуществующие места работы, когда новые знакомые задают обычные вопросы, чем в жизни занимаешься. Выдумываешь внезапные отгулы и выходные, если можно задержаться у кого-то в гостях. Рассказываешь какие-то байки про ремонт в квартире, если тебя видят в одной и той же одежде или с набитой вещами сумкой. Умудряешься порой находить какие-то вписки — я даже какое-то время жила в сквоте. Но несмотря на то, что всегда находишься среди людей, одинока, потому что никому не можешь всерьез открыться.

Ты всегда не одна и всегда в изоляции. Твоя жизнь строится совсем иначе, и ни с кем это не обсудить. У тебя нет личного пространства, собственной комнаты и места, где ты могла бы спрятаться ото всех, но также нет и близости ни с одним человеком. Полностью отсутствует обычный человеческий контакт, потому что ты всегда настороже и боишься говорить о себе правду из страха отвержения. Сейчас я понимаю, что могла бы обсуждать свои проблемы и не скрываться, если бы поддерживала контакты с теми, кто находился в такой же ситуации. Но тогда я всеми силами пыталась поддерживать видимость обычной благополучной жизни, потому что это давало доступ в более обширное человеческое общество. Больше всего я боялась изгнания из общества «нормальных» людей.

Страх — постоянный спутник бездомности. Боишься милиции и насилия: я дважды оказывалась в ситуации, когда милиционеры пытались получить от меня секс, поняв, что я беззащитна, и с трудом уносила ноги. Ужас, что кто-то догадается, что с тобой происходит, и резко поменяет свое отношение. Трясешься при мысли, что сломаются очки или заболеешь, потому что справиться с этим возможности нет. Ощущаешь панику, когда начинается менструация, а у тебя нет денег на прокладки. Испытываешь жуткий стыд, когда договариваешься о собеседовании, но понимаешь, что у тебя нет денег, чтобы добраться, или нет приемлемой одежды. Становится проще отказаться от собеседования, чем идти на встречу, где твою ситуацию могут распознать.

Попытки устроиться на работу — отдельная история. У тебя никогда нет контактов, по которым с тобой можно связаться, и с каждым разом все сложнее объяснять, чем ты занималась и что умеешь. Навыки самопрезентации утрачиваются с фантастической скоростью, каждое неудачное собеседование ощущается как катастрофа. Вовремя прийти на собеседование, а потом ходить на работу и фокусироваться на ней, когда тебе нечего есть и не знаешь, где будешь сегодня спать, становится нереальной задачей. Как-то мне удалось устроиться на работу в Останкино, и это привело к тому, что я неделю оттуда не выходила — у меня был сложный график, и организовать какой-либо ночлег не удавалось. Я нашла коридор с какими-то декорациями и спала за ними. Не высыпалась — вокруг часто ходили и разговаривали, а у меня не было ни одеяла, ни спального мешка, и я сильно мерзла. Просто сворачивалась клубочком на каких-то досках и пыталась немного отдохнуть.

У тебя постоянно все болит, потому что иногда неделями ты ни разу не засыпаешь в горизонтальном положении и не снимаешь обувь. Иногда я пряталась в кабинке туалета в McDonalds, снимала обувь и задирала ноги вверх — такое облегчение сидеть одной и шевелить голыми пальцами. Еще все время чешется раздраженная кожа: тебе то слишком жарко, то слишком холодно. Терморегуляция у меня наладилась только несколько лет спустя после того, как все закончилось. Ешь, что придется, поэтому перестаешь ощущать чувство насыщения и все время испытываешь голод. Я до сих пор вынуждена сознательно контролировать, сколько ем, потому что иначе могу съесть все, до чего дотягиваюсь, причем очень быстро, почти не прожевывая и толком не ощущая вкуса, останавливаюсь только, когда становится плохо из-за переедания. Исчезает умение считывать сигналы собственного тела и учитывать их. Вечно то находишься в истерике из-за того, что негде помыться и постирать одежду, то забиваешь на все и зарастаешь грязью, потому что не в силах постоянно об этом думать и переживать.

Отсутствие регулярного сна, режима дня и общая разбалансированность жизни сказываются на настроении критично. Дезориентирована почти все время, ощущаешь себя отупевшей и равнодушной, способность к концентрации испаряется, оцениваешь себя как никчемность, плюс постоянные скачки настроения, при этом любой стресс доводит до слез. И вот ты уже не просто человек, которому некуда приткнуться — ты становишься тем, кто ведет себя неадекватно в любой ситуации, неприятной, невеселой личностью, которая то скандалит из-за мелочей, то ни на что не реагирует. И добиться объяснений, что происходит, невозможно — ты и сама не в состоянии определиться. Естественно стать неприятным человеком в неприятных условиях, но откуда окружающим знать, что с тобой происходит? Им легче дистанцироваться, и невозможно их за это осуждать.

Годы спустя обнаружилось, что у меня давняя и затяжная депрессия, которую затем успешно вылечили. Трудно сказать, что приходит в твою жизнь первым: нищета и безысходность вызывают депрессию, или же депрессия лишает воли к жизни и способности выбраться из бездомности. Но я уверена, что большинству бездомных людей требуется не только кров, еда и восстановление рабочих навыков. Им крайне необходима профессиональная психологическая помощь и, часто, медикаменты. Но главным образом это должна быть помощь в поиске собственного «я», которое в бездомности быстро испаряется.

В бездомности ты перестаешь быть субъектом и хозяйкой собственной жизни, постоянно зависишь от чужой доброты, доступа к еде и даже погоды. Ты мало что решаешь, и даже если тебе пытаются помочь, это часто выглядит как еще одно перебрасывание тебя в ситуацию, которую сама не контролируешь. Тебе предлагают убежище на конкретных условиях, которые тебе могут не нравиться, иногда — работу, которая не устраивает тоже, и предполагается, что ты должна быть благодарна за помощь. Но даже искренняя признательность не способна перешибить ощущение, что это еще одна клетка.  Поэтому порой кажется, что лучше уж остаться на улице, но сохранить хоть какой-то контроль над своей жизнью, чем ощущать себя объектом чужой благотворительности. И это не неблагодарность, а защита того немногого субъектного, что у тебя еще остается, жалкие остатки самостоятельности, которой и так почти нет.

Чтобы человек снова обрел почву под ногами и нашел свои цели в жизни и силы, чтобы к ним идти, ему требуется серьезная помощь в восстановлении собственных границ и самоуважения. Ведь бездомность и отношение к ней лишают тебя главным образом не комфорта — люди многое могут вынести. Бездомность лишает чувства собственного достоинства, ощущения права на защиту своих интересов, представления о собственной ценности и сил свои права защищать. Человек, ощущающий свою значимость и уверенный в своем праве находиться среди людей, способен горы свернуть. Но пока  ярлык  «бездомная» означает, что ты не заслуживаешь человеческого отношения, сохранить себя оказывается невозможно, и ты попросту перестаешь существовать — и для себя, и для окружающих, и для мира.