История моего ухода с работы в главной публичной библиотеке Москвы была бы комичной, если б этот локальный водевиль не иллюстрировал принципы работы большинства государственных учреждений культуры. Изначально я оказался в библиотеке Некрасова вместе с открытой редакцией журнала «Дискурс». Мы делали много ярких событий — лекции, поэтические вечера, презентации книг, показы документального кино. В какой-то момент наши мероприятия стали важной частью библиотечной событийной сетки — и директор библиотеки пригласила меня стать куратором библиотечных мероприятий.<br />
<br />
Не считая объемной и достаточно бессмысленной работы с бумагами и отчетностями, первые полгода всё было в порядке. Сложности начались с литературного вечера известных художников и поэтов Павла Пепперштейна и Андрея Монастырского. Вечер был удачный, полный аншлаг, все были очень довольны, кроме одного человека, который направил жалобы в Следственный комитет, прокуратуру, департамент культуры и администрацию самой библиотеки.<br />
<br />
В жалобе он писал, что на мероприятии два неизвестных мужчины читали «так называемые» стихи, от мата в которых он почувствовал, как на его глазах, цитирую, «культуру топчут прямо в храме культуры», что, по его словам, не только, аморально, безнравственно и недопустимо, но и нарушает закон о проведении публичных мероприятий. Этот закон, принятый в 2014-м году, гласит, что на публичном мероприятии ни в каком виде не может использоваться мат — даже если он вшит в художественный текст и произносится на событиях с пометкой 18+. То есть закон не видит разницы между художественным описанием ситуации в литературном тексте и, например, прямым публичным оскорблением присутствующих.<br />
<br />
Эта жалоба стала моей первой «желтой карточкой»: я получил выговор и мне, как организатору вечера, пришлось писать нелепую объяснительную для инстанций, куда обратился недовольный гражданин, о том, я не имею доступа к сознанию выступающих, чтобы контролировать все, что они могут произнести.<br />
<br />
Следующая история с вмешательством в мою работу случилась, когда я устраивал лекцию американского медиаэксперта и журналиста Дэна Шелли о том, как создавать и распространять цифровой контент. За день до лекции, на которую зарегистрировалось много людей, в библиотеку позвонили из департамента культуры: по их словам, ФСБ потребовало отменить выступление. Руководство попросило меня составить большую справку про Шелли, чтобы доказать, что его фигура «безопасна». Я изучил его публичную деятельность — в ней не было ничего, что можно было посчитать крамольным, ни про Россию, ни про российскую власть он никогда не высказывался; матом он тоже не ругался. Мы передали справку в департамент, решив, что она всё объяснит и проблем не будет. Но за несколько часов до начала лекции в библиотеку снова позвонили из депкульта с требованием отменить выступление, потому что Шелли — нежелательный в России человек. Нам пришлось в спешке искать другую площадку и перенести лекцию в кафе неподалеку.<br />
<br />
Вскоре после этого у нас был поэтический вечер с молодыми поэтами — Дмитрием Герчиковым и Эдуардом Шамсутдиновым. Теперь мне приходилось каждого выступающего предупреждать о том, что мат в библиотеке запрещен. Мне было неловко просить об этом: если стихи написаны матом, кощунственно портить произведение и что-то в нём замазывать. Как говорится, «из песни слов не выкинешь». Но закон о мате плевал и на эстетику, и на здравый смысл.<br />
<br />
Эдуард вышел из ситуации остроумным способом: он заменил русский мат в своих стихах на азербайджанский — получилось смешно и колко в отношении цензуры, потому что значение каждого слова было и так понятно из синтаксиса, а ритм строк и рифмы при этом ломались. Это было законно, потому что мат на любом другом языке, кроме русского, в России не запрещен. <br />
<br />
А Дмитрий читал матерные слова в своих стихотворениях по первым буквам, как сейчас их печатают в книгах: «п****», «х**», «б****». Но в одном из стихотворений он по инерции прочитал финальную строчку полностью: «...и тогда все ох***т». Поэт сразу же извинился, пояснив, что его просили не употреблять мат, слушатели посмеялись, вечер продолжился. Однако оказалось, что на вечер специально направили чиновника из депкульта, который должен был проследить, не ругаются ли матом на поэтических мероприятиях в нашей библиотеке. Представляете, вот такая у человека работа, которую вскладчину оплачивают граждане России. Этот «специалист по вопросам культуры» написал докладную-донос. Так я получил вторую «желтую карточку». И, как в футболе, вместе с первой они сложились в красную.<br />
<br />
Руководство библиотеки предложило мне написать заявление на увольнение по собственному желанию, чтобы не портить мне трудовую: мол, идут навстречу — не увольняют из-за выговоров. В целом, нормальные люди в руководстве библиотеке не хотели конфликтовать со своим руководством из департамента культуры, поэтому им было важно, чтобы я, как человек, на которого можно будет повесить ответственность за все эти мероприятия с русским матом, ушел из библиотеки. И я согласился, потому что устал от бюрократии, формализма и бессмысленных ограничений в работе. С тех пор я не работаю в госучреждениях, потому что бюрократия душит культуру, а ей нужен воздух.<br />
<br />
Я рад, что сейчас из моей и других историй люди узнают, как на самом деле работает система чиновничьего контроля друг за другом, где формальности важнее смыслов, а культуру пытаются запеленать в смирительную рубашку. Что касается запрета мата в искусстве, который ханжи во власти несколько лет назад сумели пропихнуть на законодательный уровень, то я уверен, что рано или поздно этот запрет снова будет отменён, как это уже было после развала цензурной системы в СССР.