Поиск предков как путь к себе
В детстве Катя Туроверова мало знала о своих предках. Алкогольная зависимость и психические расстройства в анамнезе семьи не предвещали ничего хорошего. Но, углубившись в изучение родословной, Катя поняла, что все гораздо интереснее. Сейчас ей 27 лет, она профессиональный генеалог. Катя помогает другим находить семейные связи, часто очень неожиданные, и лучше понимать себя
Девочка без истории
Катя Туроверова ходила в школу в Великом Новгороде в начале нулевых. Как-то весной, в преддверии 9 Мая, учительница спросила, есть ли в семье девочки герои Великой Отечественной войны. Вопрос поставил Катю в тупик.
По правде сказать, она не только героев, но и вообще никаких мужчин в своей семье особо не знала. Рядом были мама, бабушка и прабабушка. Иногда казалось, будто в ее семье женщины размножаются почкованием.
Когда появился «Бессмертный полк», Катя хотела в нем поучаствовать. Но у нее не нашлось ни одной фотографии, чтобы прикрепить на деревянную рейку.
«Было ощущение, что у меня вообще нет никакой истории».
Единственный мужчина, которого немного знала Катя, — ее отец. Правда, когда девочке было четыре, его выгнали из семьи: он много пил.
Два деда
Хотя о старших родственниках в семье говорили неохотно, Катя все-таки задавала вопросы. Так она узнала, что один ее дед совершил суицид через 11 месяцев после ее рождения.
«Это он, конечно, хорошо придумал».
Катя шутит, но позже признается, что расстроена: дед не успел провести время с маленькой внучкой. Радость новой жизни не уберегла его от смерти. Тогда у него диагностировали шизофрению. В свидетельстве о смерти деда написали «инфаркт»: об этом попросила бабушка.
Второй дед Кати тоже умер трагически. Он выпивал, а жена не давала денег на алкоголь. И однажды сорвался с балкона девятого этажа: полез в квартиру родственницы в поисках самогона. Его смерть тяжело ударила по бабушке и ее двум дочерям — Катиным маме и тете, близняшкам. Им было по 15 лет. Алкоголем систематически злоупотребляли и другие родственники. Мама девочки выросла в сложной семье, да и у самой Кати были с ней тяжелые созависимые отношения.
Катя очень переживала из-за своей наследственности. Думала: «Вдруг и я сопьюсь?» — и всегда относилась к алкоголю настороженно.
Факультет эльфов и ковбоев
После школы Катя поступила на истфак МГУ. Из-за непростого детского опыта учеба давалась сложно. Перед экзаменами ее накрывали панические атаки, справиться с которыми никак не удавалось. Ей нужно было постоянно все контролировать. Кате ставили разные психиатрические диагнозы: тревожно-депрессивное расстройство, циклотимию и комплексное ПТСР. Но при этом сама учеба Кате нравилась.
«Истфак идеально подходит для мечтателей, которые в детстве хотели стать, например, пиратами. Там реально можно изучать историю пиратства, ходить в костюме. На нашем факультете было много эльфов, ковбоев, коммунистов — разная публика».
В детстве Катя мечтала стать то журналистом, то модельером, то уфологом — изучать НЛО. Еще ей нравилась мамина работа — юрист. Девочка проводила много времени в Новгородском суде. Как мартышка, висела в клетке для обвиняемых в зале заседаний. Но в итоге решила стать египтологом. Правда, уже в университете поняла, что раскапывать гробницы не получится, скорее придется читать много монографий и вести статистику.
Именно учеба помогала Кате лучше понимать исторический контекст, в котором жила ее семья.
«Советский Союз столько судеб поломал. Революция, двадцатые-тридцатые, голод. Потом война. Мужчина возвращается с войны, у него нет ноги, он только сидит, пьет и курит. Ругается с женой, бьют друг друга. Дети все видят, потом они вырастают. И вот, пожалуйста, мой дед пил, перелез через балкон и погиб. А потом я узнала, что его отец когда-то совершил суицид — тоже не от хорошей жизни».
Праправнучка поэта
Профессиональные навыки Кати помогли ей исполнить детское желание — узнать больше о своей семье. Она стала искать информацию о своей редкой фамилии — Туроверова.
«Мою фамилию постоянно коверкали. Приходилось всякий раз поправлять. И хотелось все-таки узнать, что это за фамилия? Кто я?»
Поисковик по запросу сразу выдал поэта, донского казака Николая Николаевича Туроверова.
Он был белым офицером и эмигрировал после революции. Сначала жил в Сербии, работал лесорубом. Потом перебрался во Францию, устроился грузчиком (низкоквалифицированный труд для образованных белых эмигрантов был обычным делом), а позже работал в банке. И писал стихи — о Доне, связи с историей и сложной идентичности эмигранта. В СССР их переписывали от руки, а издавать начали только после 1999 года.
Тогда Катя еще не знала, что это ее пятиюродный прапрадед. А все Туроверовы — казачий дворянский род — ее родственники.
«Предпочел комсомолке дочь попа»
В 2017 году Катя увидела на фотографии другого Туроверова — Василия Степановича. Это было дома у первой жены ее деда. Катя узнала о ней от родственников и нашла через «ВКонтакте».
«Теперь я всегда, как только узнаю о новых родственниках, напрашиваюсь в гости».
С фотографии на Катю смотрел мужчина в нарядном белом костюме. Он же лежал в плавках у моря. Подписи поясняли: Крым, 1932 и 1935 годы. Это был Катин прадед. Видимо, его отправляли на курорт от партии.
В Петербургском архиве она нашла несколько партийных дел. Оказалось, что у Василия было три брака (последняя жена — Катина прабабушка). В газете его обвиняли в том, что он «предпочел комсомолке дочь попа», — это была его вторая жена. К делу прилагалась справка о том, что та самая «дочь попа» отрекается от своей семьи. В итоге его исключили из партии за то, что он скрыл дворянское происхождение.
«У него там столько выговоров за “очковтирательство”. За то, что он назвал комиссию “головотяпами”. Был эпизод пьянства — ну это святое. За этого прадеда мне вообще не стыдно. Он был веселый. Я читала его пояснительные записки: “Такое грязное пятно, брошенное мне в лицо, явно меня разбивает на части, нестерпима такая обида”. Мне тоже всегда нравилось писать. Вряд ли на меня как-то повлиял этот прадед. Но это интересная параллель».
Дальше Катя нашла информацию о брате прадеда и о его отце. Семейное древо разрасталось. Девушка узнала, что ее прапрадед умер через три дня после того, как подрался с братьями на свадьбе. В другом деле было написано, что он болел и умер от тифа.
«Кому верить, не знаю. Но мне нравится думать, что прапрадеда до смерти избили на свадьбе».
В архив с блокнотом
На первом курсе истфака преподаватели говорили студентам: «Если вы хотите зарабатывать деньги, идите в генеалогию». Это как раз и есть изучение родословной человека и его семейных связей. Но в самом университете такой специализации и даже профильных предметов не было. Катя решила всему научиться сама.
После магистратуры она устроилась в одно из крупных генеалогических агентств. Туда обращались люди, которые искали информацию о своих предках. Сотрудники составляли для них генеалогические древа и поколенные росписи (документы, в которых представлены сведения о предках и потомках человека), писали справки и готовили презентации с результатами исследований. А могли по заказу даже написать целую книгу о семье.
Катя работала сначала ассистентом, а потом и штатным генеалогом.
«За первый год работы я узнала больше, чем за все время на истфаке. В университете я проходила практику в архивах всего два раза. Это проблема: люди начинают по сто раз переписывать чьи-нибудь воспоминания, вместо того чтобы читать источники. А тут передо мной была куча документов».
В начале Катиной карьеры генеалогические поиски давались специалистам сложнее. Например, было известно, что человек родился в 1906 году в Москве. Чтобы найти информацию о нем, нужно было идти в архив. Через несколько дней там выдавали документы на сотни листов. Если не было известно, в каком примерно районе Москвы жил человек, приходилось проверять множество метрических книг (документов, куда священник записывал факты о рождении, бракосочетании и смерти прихожан определенной церкви в течение года), которые велись при церквях.
Сейчас же многие источники по Москве оцифрованы и распознаны нейросетью. Чтобы найти данные о человеке, нужно просто вбить его фамилию — если она достаточно редкая, все получится в пару кликов.
Но все-таки еще существуют архивы, в которые можно направить запрос только «Почтой России». К тому же не во всех регионах документы хорошо сохранились. Сложнее всего в местах, которых коснулась Великая Отечественная война. Трудно искать переселенцев. Не во всех документах разборчивый почерк. Есть дела «со слепыми заголовками» — когда по заголовку непонятно, что находится внутри дела.
«Профессиональные генеалоги будут нужны, пока существует бюрократия. И еще важно понимать исторический контекст, хотя бы XIX–XX веков».
Катя ходит в архив и за справками в МФЦ с отдельным блокнотом. Он и для профессиональных заметок, и для антистресс-рисунков в многочасовом ожидании документов.
«Проклятия не снимаю»
К генеалогам обращаются с разными запросами. Например, проверить семейные легенды. У многих клиентов повторяется такая: прадед был священником или участвовал в Первой мировой и получил Георгиевский крест (документами это не подтверждается).
Некоторые просят найти причины смерти старших родственников. Идея не бессмысленная, ведь так можно понять риски наследственных заболеваний. У кого-то интерес практический: получить основание для репатриации в Израиль или гражданства — например, Румынии. Некоторые считают престижным повесить красивое семейное древо на стену в кабинете.
В последние годы с генеалогией конкурирует — а иногда подкидывает коллегам Кати новых клиентов — родология. Это эзотерическое учение о том, что события в жизни человека объясняются его «родовой программой». Специалисты предлагают составлять схему из семи поколений (почему семи, не поясняется). На ней отмечаются травматичные события, с которыми сталкивались предки человека: репрессии, войны, болезни, разрыв отношений. Затем родолог предлагает «родовую терапию», чтобы «переломить программу рода» — как бы избавиться от «порчи».
«Проклятие я не снимаю. В целом если бы я была понаглее, можно было бы сделать это отдельной услугой… Но нет, мне совесть не позволяет».
«Героев меньше, чем обычных людей»
Самый частый запрос клиентов похож на тот, из-за которого Катя начала изучать собственную родословную, — самопознание. Хотя людям бывает сложно принять то, что обнаруживают генеалоги. Например, что родственник был судим, репрессирован, жил на несколько семей, имел зависимости. Некоторые отрицают, что это их предки.
«Часто среди предков ищут героев. Но героев гораздо меньше, чем обычных людей».
Иногда клиенты неохотно рассказывают обстоятельства жизни своих родственников — например, скрывают, что кто-то совершил суицид. Хотя полная исходная информация облегчила бы поиск. А порой и сами генеалоги предпочитают говорить не все.
«Один раз в процессе поиска я поняла, что отец одного из клиентов — не его биологический родитель. Я не стала об этом говорить. Это дело семьи. Но все документы приложила. По ним довольно легко сделать выводы».
В целом Катя старается передавать клиентам максимально полную информацию. У одного из ее клиентов была путаница с фамилиями бабушки. Генеалог нашла ее отца: он был на войне, там попал в плен, а в 1943 году его арестовали в СССР, осудили как изменника — и он умер в тюрьме. Позже его реабилитировали.
«Пока он был на войне, жена родила дочь от неизвестного мужчины. А память человека, чью фамилию носит бабушка, исчезла, хотя у него очень трагическая судьба. Я рассказывала эту историю клиенту вся в соплях: растрогалась».
«След» и подруги-бабушки
После трех лет в агентстве Катя стала работать сама. Свое генеалогическое бюро она назвала «Греет душу». Еще Катя ведет телеграм-канал о своей работе — «Дѣло №» .
На Катином столе компьютер с оцифрованными документами, игрушечная крыса, фигурка казака — подарок из Ростова-на-Дону. И куча бумаг: справки, доверенности, свидетельства о рождении и смерти… Недавно она купила органайзер и разложила все по папкам. Получилось почти как в сериалах про следователей, которые Катя с детства любила смотреть вместе с мамой.
«Я обожаю “След”. И вообще то, чем я занимаюсь, очень похоже на работу следователя. Мне нравится искать, потом описывать, что я нашла. Нравится, когда какой-то затуп — и потом вдруг приходит озарение».
Еще работа помогла Кате стать более открытой к людям. Для первичного сбора информации надо обстоятельно разговаривать с клиентами и их родственниками. Часто такие разговоры получаются очень откровенными.
«Иногда мне что-то рассказывают и смущенно, шепотом добавляют, что их родственник сильно пил или покончил с собой. Я их успокаиваю, объясняю, что такое было у многих».
Благодаря работе у Кати появилось много друзей в солидном возрасте. Одна бабушка недавно пригласила ее в ресторан.
«Ей 76 лет, но она знает слово “абьюз”. Она мне рассказала про свою жизнь, как она все детство провела около Кизеллага. Для нее были нормальными новости о том, что ищут очередного сбежавшего заключенного. Только сильно позже к ней пришло осознание, рядом с каким местом она жила».
Некоторых клиентов, напротив, смущает Катин возраст: «молодая». К ней часто обращаются на «ты», а не на «вы». Были случаи, когда ей на смену находили более взрослого генеалога — а потом возвращались, признавая, что Катя лучше знает свое дело.
«Кому это надо?»
Сейчас помимо основной работы Катя ведет бесплатные занятия по генеалогии для пожилых людей — в проекте «Московское долголетие». Катя рассказывает бабушкам и дедушкам, какие есть государственные реестры, как писать запросы в архивы, получать повторные свидетельства о рождении или смерти родственников. И заодно учит, как пользоваться гаджетами.
«Они получают нужный документ и приходят такие радостные».
Катя рассказывает и о ГУЛАГе. Одна из ее учениц отрицала, что ее родственников репрессировали: в семье об этом никто никогда не говорил. А потом она нашла дело своего деда, осужденного по политической статье.
«Каждая новая находка для нее — большое счастье. Иногда даже поднимается давление, поэтому на всех наших занятиях есть тонометр».
Катины ученики не только собирают истории предков, но и сами записывают свои воспоминания для будущих поколений. Одна из них объясняет: «Кому это надо? Ну кому-то будет надо. Я же это сделаю. Кто-то продолжит мою работу».
«Я вот тоже думаю: если я завтра помру, кто-нибудь увидит древо, которое я составила. Узнает истории, сколько людей перестрадало, чтобы я родилась. После такого и умирать-то жалко».
Катин личный архив хранится в большой коробке. Информация о нескольких родственниках — в отдельных сумочках. Об остальных просто собраны фото и документы. Например, о деде, который совершил суицид, когда Катя была совсем маленькая.
«На многих он стоит — такой тощий, болезненный, сутулый. Иногда я вижу себя в нем. При этом все родственники отзываются о нем как об очень мягком и добром человеке. Сейчас я понимаю почему. Его отец умер, когда ему было семь лет. Мальчика воспитывали мама и ее сестра, обе строгие учительницы. Хотя есть одно фото, где дед совсем другой: очень модный, в костюме и с прической стиляги».
Если сейчас, 20 лет спустя, у Кати спросили бы про родственников — участников Великой Отечественной войны, у нее в запасе есть как минимум три варианта: двоюродные и родной прадеды. Но ее семейное древо пока неполное. На месте некоторых ветвей — прочерки.
В ноябре Катя ездила в Ригу, в гости к 83-летней бабушке, с которой они до этого не общались 15 лет — после того как ее семья переехала из Новгорода в Подмосковье. В качестве подарка генеалог сделала генеалогическое древо родственницы с польской ветвью семьи. Взамен получила документы на своего деда и впервые побывала на его могиле, записала воспоминания бабушки на диктофон. Увидела, как пожилая женщина плетет венок на католическое Рождество. А еще сходила в латвийский загс и получила важную справку для восстановления родословной по отцовской линии.
«Для клиентов генеалоги собирают материалы в ограниченные сроки. А для себя — в час по чайной ложке. Так что у меня есть работа до конца жизни».
Каждый день мы пишем о самых важных проблемах в нашей стране и предлагаем способы их решения. За девять лет мы собрали 300 миллионов рублей в пользу проверенных благотворительных организаций.
«Такие дела» существуют благодаря пожертвованиям: с их помощью мы оплачиваем работу авторов, фотографов и редакторов, ездим в командировки и проводим исследования. Мы просим вас оформить пожертвование в поддержку проекта. Любая помощь, особенно если она регулярная, помогает нам работать.
Оформив регулярное пожертвование на сумму от 500 рублей, вы сможете присоединиться к «Таким друзьям» — сообществу близких по духу людей. Здесь вас ждут мастер-классы и воркшопы, общение с редакцией, обсуждение текстов и встречи с их героями.
Станьте частью перемен — оформите ежемесячное пожертвование. Спасибо, что вы с нами!
Помочь нам
