Было — не было: результаты масштабного проекта о преодолении трагического прошлого в России

В России до сих пор нет однозначного отношения к тому, что происходило со страной в XX веке: спустя столько лет общество продолжает спорить о прошлом и о том, как его интерпретировать. Но для того, чтобы двигаться дальше, стране необходимо найти способ работы с памятью о трагических событиях. Каким должен быть этот способ — главный вопрос, на который пытаются ответить авторы исследования о преодолении трудного прошлого в России. Что удалось выяснить социологам, узнали «Такие дела».

Участница акции «Возвращение имен», приуроченной ко Дню памяти жертв политических репрессий, у Соловецкого камня в Москве

Фото: Владимир Гердо/ТАСС

Метод дилемм

Идея исследования принадлежит участникам инициативной группы форума «Имеющие надежду». «Мы с коллегами поняли, что очень много размышляем над тем, каким образом помочь нашей стране преодолеть трудное прошлое, но не знаем, что об этом в действительности, без каких-либо политической подоплеки думает наше население», — вспоминает идеолог проекта Митя Алешковский.

По мнению авторов исследования, принципы работы с трудным прошлым — это ответы на четыре вопроса:

— Ищут ли эти общества правду о трагедиях или пытаются эти трагедии замолчать?
— Требуют ли общества осуждения преступников?
— Нужен ли суд по поводу случившегося или это кажется обществу излишним?
— Готово ли общество само заниматься работой над преодолением трудного прошлого или считает, что без государственного вмешательства эту проблему решить невозможно?

Опрос проводился случайной выборкой, а число респондентов составило 1610 человек. Ответить на вопросы без знания исторического контекста очень трудно, поэтому в исследовании использовался метод дилемм: респонденту описывают ситуацию, в которой он должен сделать однозначный выбор или отказаться от ответа совсем.

«Было очень важно, чтобы каждая дилемма была близка респонденту, поэтому ни одна из них не была выдумана. В основе каждой лежат только реальные кейсы из российской истории. Это могли быть как яркие медийные события, такие как “Коммунарка” (на месте расстрельного полигона НКВД открыли мемориальное кладбище. — Прим. ТД), так и типичные семейные конфликты», — говорит соавтор исследования и завлабораторией методологии социальных исследований РАНХиГС Дмитрий Рогозин.

В результате авторы смогли разделить россиян на пять кластеров по их предрасположенности к той или иной модели работы с трудным прошлым. Эти кластеры условно обозначили названиями стран, где были подобные сценарии работы с преодолением трагедий.

«ЮАР: комиссия правды и примирения»

Апартеид в ЮАР является одной из самых страшных систем сегрегации в мировой истории, законодательно разделившей жителей страны по расовой принадлежности. В результате этого разделения погибли тысячи невинных людей. В 1990-х в ЮАР была организована комиссия правды и примирения, основанная на существующей в африканском обществе гуманистической философии убунту. Целью комиссии был поиск правды о случившемся во время апартеида, но не наказание преступников.

В кластер «ЮАР» попало больше всего участников опроса. В эту группу вошли люди, которые говорили о своей готовности прощать преступников и открыто обсуждать трудное прошлое. По мнению авторов, респонденты, отнесенные к этому кластеру, хотели бы получить решение о том, как работать с прошлым, от государства — желательно с использованием формальных механизмов вроде суда.

Это люди старшего возраста, которые относят себя к православным. Как предполагают исследователи, представители этой группы почти не пользуются интернетом и не очень хорошо знают семейную историю. Это, по-видимому, одна из самых консервативных частей общества. Они открыты к правде, но считают, что все должно быть сделано по официальным правилам.

«Нидерланды: сохранение памяти»

Посмертно опубликованный дневник Анны Франк — еврейской девочки из Амстердама, которой пришлось скрываться от нацистов, — один из самых известных документальных артефактов Второй мировой войны. Поддержание Нидерландами памяти об Анне Франк и других жертвах Холокоста — важный пример признания вины страной, причастной к геноциду.

В кластер «Нидерланды» попали респонденты, которые не готовы прощать преступников, но и не хотят проводить над ними суд. Авторы полагают, что они предпочли бы, чтобы этими вопросами занялось государство и чтобы правда не была скрыта.

Читайте также Ученые нашли границы неизученного расстрельного полигона в Коммунарке: как проходили поиски и что будет дальше

В эту группу попали преимущественно женщины старшего возраста. Здесь больше людей, проживающих в селах. Большая доля этой группы, по сравнению с другими группами, почти не пользуется интернетом. Как и представители «ЮАР», представители этого кластера не очень хорошо знают историю своей семьи. Высшего образования у них, скорее всего, нет. В отличие от предыдущей группы, представители «Нидерландов» не готовы прощать преступников и, видимо, считают, что следует говорить о трагическом прошлом, не скрывая, чья это была вина. Однако культурное взаимодействие кажется этой группе более подходящими, чем юридическое.

Важно, что ни «ЮАР», ни «Нидерланды» не считают, что о трудном прошлом нужно молчать. По мнению авторов исследования, это дает надежду на эффективный процесс преодоления трудного прошлого через культурно-просветительские программы или отчеты комиссий правды и примирения.

«На самом деле в России нет противостоящих сторон. У нас есть горе-пропагандисты, которые через медиапространство мобилизуют это противостояние. И если с человеком начать говорить медленно и по сути, а не вызывать его на митинг и накачивать эмоциями, то мы увидим, что люди в подавляющем большинстве у нас очень рассудительны, и это же показывает опрос», — считает Дмитрий Рогозин.

«Сербия: правосудие и молчание»

После череды войн, в которых сербы активно воевали с соседними государствами, был создан международный трибунал по бывшей Югославии. Международное сообщество осудило генералов, министров и президента Сербии, ответственных за преступные решения, тогда как жители лишь наблюдали за этим со стороны. В отличие от других стран, где расследование прошлых преступлений часто начинается по гражданской инициативе, в Сербии правозащитники пытаются вызвать у общества желание проводить такие расследования.

Этот кластер объединил наименьшее количество участников. По мнению авторов, представители кластера «Сербия» не очень хотят лишний раз обсуждать трудное прошлое и любые подобные дискуссии предпочли бы проводить в формате судов. Эта группа не очень доверяет в вопросе работы с трудным прошлым государству и не вполне готова к прощению.

В кластер «Сербия» скорее попадают женщины до 55 лет, не имеющие, по мнению авторов, высшего образования. Так же, как в группе «Нидерланды», здесь больше людей, проживающих в селе. Представители этой группы реже называют себя православными. Они не ездят в дальнее зарубежье и нечасто используют интернет.

Радикальное желание группы вообще не говорить о прошлом авторы исследования связывают с тем, что респонденты не верят в сам факт существования репрессий. С учетом их предрасположенности к формальным легальным методам, этой группе важно видеть юридическое решение.

«Испания: не мы были такими, а время»

Во время испанской гражданской войны, разделившей страну на два враждующих лагеря, погибли сотни тысяч человек. После смерти лидера националистов Франко Испания столкнулась с серьезной задачей по преодолению памяти о жестокой войне. И решением этой задачи стало молчание: так называемый пакт о забвении амнистировал все политические преступления до 1976 года. И хотя правительство выплачивало жертвам компенсации, оно не занималось созданием мемориалов и сохранением памяти.

Соавтор исследования и научный сотрудник Центра исследований современной культуры ИГИТИ НИУ ВШЭ Дарья Хлевнюк, характеризует поведения кластера «Испания» как исторический нейтралитет. «На основе полученных данных мы можем предположить, что кластер “Испания” — это люди, считающие, что неприятные истории есть в каждом периоде истории, что это “время было такое” и мы не можем судить о нем. Это не полный отказ говорить о проблеме, но скорее отсутствие языка, на котором можно было бы говорить о прошлом, не занимая при этом какую-то полярную точку», — считает Хлевнюк.

Вероятно, такое отношение к трудному прошлому связано со страхом перед разобщением страны. Двигаться к прощению эта группа готова через культурные и образовательные программы. Обычно так отвечали женщины 36–55 лет, живущие в городах и поселках городского типа, называющие себя православным. У них есть высшее образование и, вероятно, заграничный паспорт. Они активно пользуются интернетом и хорошо знают семейную историю.

«Северная Ирландия: мы все — жертвы»

К середине ХХ века Северную Ирландию контролировала Великобритания. Это привело к росту националистических настроений, обострившихся религиозными различиями. Ирландская республиканская армия вела боевые действия против британской армии, организовывала террористические акты; католики и протестанты в Северной Ирландии боролись за свои права, и эта борьба выливалась в открытые конфликты между двумя сообществами, а после каждого примирения происходило очередное столкновение. Когда война наконец прекратилась, перед Северной Ирландией встал вопрос: как разделенному обществу жить дальше? Тогда важнейшую роль в преодолении трудного прошлого сыграло гражданское общество.

Читайте также Прекращено за смертью обвиняемых

В Северной Ирландии начали появляться местные инициативы по примирению разных сообществ, движение поддерживало и государство. В результате удалось разработать примирительную интерпретацию конфликта, согласно которой все, кто жил в Ирландии во время конфликта, были признаны жертвами ситуации, пусть и находящимися на разных ступенях в условной иерархии жертв.

В кластер «Северная Ирландия» попали люди, которые выступают за открытие правды и считают, что это общественное дело. Они скорее не хотели бы организации специальных судов или комиссий и готовы к прощению.

В основном в эту группу попадали мужчины до 55 лет, живущие в городах или поселках городского типа. Вероятно, у них есть высшее образование и они не религиозны. У большей части этого кластера есть заграничный паспорт. Они больше всего пользуются интернетом и много знают об истории своей семьи. В целом это молодые, активные люди, которые больше остальных интересуются историей и могут взять на себя ответственность за работу с трудным прошлым и реализацию гражданских инициатив.

Путь к покаянию

Участников также спрашивали о том, как они относятся к покаянию за прошлое своей семьи и страны как способу преодолеть трудного прошлого. Оказалось, что порядка 60% опрошенных не считают такое покаяние слабостью.

Такую модель принимает специфическая группа населения, которую авторы исследования обозначают как православную интеллигенцию. В большей степени эту группу представляют женщины старше 35 лет, выезжающие за границу и определяющие себя как верующих людей, однако на самом деле религиозная идентичность не является здесь определяющей.

«Покаяние — это не просьба о пощаде и прощении, а принятие своего прошлого, его понимание. И это абсолютно не религиозный акт. Мы говорим именно о гражданском покаянии, о том, что люди должны понять и принять то, что в ХХ веке наша страна пережила ужасающий исторический катаклизм, в котором погибли миллионы человек. Это ужасающая травма для нашего народа, и нам важно понять, есть ли какая-то наша ответственность за случившиеся и как сделать так, чтобы подобного никогда не повторилось», — считает Митя Алешковский.

Все получится

Основным результатом исследования авторы считают доказательство того, что Россия готова к коллективному преодолению своего трудного прошлого. «Мы движемся по пути нормального осмысления своего прошлого, и в этом у меня нет никаких сомнений. Очень многое делают правозащитные организации, но и те же чиновники делают многое для преодоления нашего трудного прошлого. Это не закрытые для гражданского участия и какого-то взаимодействия структуры, и вместе мы способны выстроить диалог», — уверен Дмитрий Рогозин.

По мнению авторов, главная идея этого опроса не в цифрах и даже не в этом кластерном анализе. Они считают, что гораздо важнее вызвать у общества потребность в обсуждении. «Трагическое прошлое для России еще не окончено. Это кровоточащая рана, переходящая из одного поколения в другое. На примере успеха фильмов Юрия Дудя “Колыма” и “Беслан” или фильмов Алексея Пивоварова о подлодке “Курск” и о битве под Ржевом мы видим, что в России эти травмы до сих пор не прожиты и начинают кровоточить, как только о них начинают говорить честно и по-человечески. Думаю, только так мы и можем преодолеть эту травму, проговорив и осмыслив ее», — говорит Митя Алешковский.