Жительница Москвы Ксения Щелинская рассказала, что ее бывший муж Олег в октябре 2020 года похитил их сына Святослава*. По ее словам, она уже больше пяти месяцев не видела ребенка, а отец мальчика скрывается в Одессе и не собирается его возвращать.
«Такие дела» публикуют монолог матери. Отец Святослава отрицает ее версию событий: он говорит, что «невозможно похитить собственного ребенка».
*Имя ребенка изменено
Всегда мне угрожал
Когда Святославу* было полтора года, я ушла от мужа. Официально мы развелись в 2015 году, и все это время он мне угрожал, что если я подам на алименты или заведу новую семью, он отберет ребенка. Но реальных попыток никогда не было.
В 2018 году я заболела: у меня диагностировали рак груди третьей стадии. Я лечилась, воспитывала Святослава и снимала квартиру. Его особо не напрягало, что у меня третья стадия онкозаболевания — попыток забрать ребенка он не предпринимал.
Я вылечилась в 2019 году, и у меня появилась семья с другим мужчиной. Тогда уже я должна была обратить внимание на угрозы [бывшего мужа] отобрать сына, но, так как он говорил об этом на протяжении последних пяти лет, я не придавала этому значения.
В октябре 2020 года он собрался поехать с ребенком в Одессу. Они ездили туда вдвоем практически каждый год, никаких подозрений это у меня не вызвало. Я отпустила ребенка, дав нотариальное разрешение на пересечение границы.
Такое же разрешение на выезд за границу с сыном он сам дал мне год назад. Он тогда предложил мне оформить документ, который будет действовать до восемнадцатилетия ребенка. Поэтому в этот раз я оформила для него такое же долгосрочное разрешение.
Приказал мне молчать
Спустя три недели после их отъезда бывший муж сообщил, что не может вернуться в Россию, так как в Одессе украли их с сыном документы и скрутили номера с его машины. По его словам, из-за этого он вынужден был поменять российские номера на украинские.
Я и тогда была спокойна. Мне казалось, что у нас наладились с ним отношения, мы можем спокойно решать какие-то вопросы. Но к Новому году и восьмилетию сына я уже поняла, что что-то не так, и велела ему приехать на границу, чтобы он там передал мне сына. После этого он исчез на несколько дней.
У нас с ним начался совсем другой разговор. Он заявил, что показывал ребенка психологу, который подтвердил, что у мальчика нервный срыв из-за того, что в моей новой семье его обижали.
Последний раз он разрешил мне говорить с ребенком по телефону 27 декабря. Ни в одном предложении ребенок не подтвердил, что он меня боится и не хочет возвращаться ко мне.
31 декабря за пять минут до Нового года бывший муж писал мне, что я плохая мать. В ответ я просила лишь об одном — дать мне увидеть сына хотя бы на пять минут. Я сняла на видео, как он разрешил мне с ним поговорить:
Когда я позвала ребенка, нарушив его приказ, он сразу же выключил связь. С тех пор я не могу даже с бывшим мужем поговорить и узнать, где мой сын.
Он потерял свой первый класс
Следственный комитет, ФСБ, уголовный розыск, службы опеки Балашихи и Одессы отвечают одно и то же. Первая и главная причина, по которой они не будут действовать сейчас: отсутствует решение суда, определяющее, что ребенок должен жить со мной. Суд мы ждем, документы я все уже подала.
Никто не берется за то, чтобы найти мальчика, так как отец имеет равные со мной права на проживание с ребенком. А как же то, что он нарушает мои конституционные права на общение с сыном и право ребенка на общение с мамой? Он также нарушает права мальчика на учебу — ребенок пошел в 2020 году в первый класс.
Он потерял свой первый класс. Тем не менее правоохранительные органы говорят, что у них нет полномочий предпринимать какие-то действия.
Вторая, как мне кажется, более глобальная проблема: отсутствие сообщения между Россией и Украиной. Опека Балашихи не может ни дозвониться, ни дописаться до опеки Одессы. Видимо, они просто игнорируют все сообщения из России. В миграционной службе то же самое.
Я начала обращаться к различным ведомствам 22 декабря, но до сих пор ни одна структура ничего делать не начала — все сидят и чего-то ждут. У меня нет ни возможности общаться с ребенком, ни информации о его местонахождении. Я не видела сына уже пять месяцев.
«Такие дела» связались с отцом мальчика. В разговоре с «Такими делами» мужчина отверг обвинения Ксении: «Нет, [запрет на общение матери и ребенка] — это не правда . Ей так проще думать, наверное, что я ей не позволяю. У ребенка есть телефон. Он сам не хочет звонить и разговаривать, когда она звонит», — прокомментировал он.
«Такие дела» направили запросы в министерство образования Московской области и прокуратуру Москвы с просьбой прокомментировать жалобу Ксении. На момент публикации ответы редакция не получила.