Социальные поглаживания
«Ты очень умная для своего возраста. Я никогда не встречал подобных тебе» — такие слова может услышать молодая девушка от взрослого человека, с которым у нее «особая связь». Он кажется единственным, кто способен оценить ее качества по достоинству, с ним она делится самыми сокровенными мыслями. Девушка влюблена и готова вступить в сексуальные отношения с этим человеком. Именно этого он и добивается.
Описанная ситуация — один из вариантов развития сюжета, за которым скрывается насилие. Такой процесс выстраивания доверительных отношений с детьми и подростками с целью сексуальной эксплуатации называют грумингом. Изначально понятие пришло из зоологии.
«Грумингом занимаются приматы, когда они вычесывают друг другу шерстку. И это не про гигиену, а про социальное взаимодействие. Таким образом они устанавливают доверие в своем социуме», — рассказывает психологиня организации «Тебе поверят» Юлия Федорина.
Люди же общаются по телефону, ставят лайки и оставляют комментарии в соцсетях, делают комплименты — совершают так называемые социальные поглаживания. Само по себе выстраивание близких отношений — однозначно хороший процесс, однако для недобросовестных людей это может стать способом манипуляции.
Все начинается с того, что злоумышленник выбирает цель — того, ту или тех, на кого будет направлено его внимание. После этого постепенно входит в доверие: выделяет ребенка среди остальных, дарит подарки, говорит приятные слова. По мнению психотерапевтки Зары Арутюнян, груминг отличает то, что человек буквально «пасет» ребенка.
«Это более сложный процесс [чем просто сексуализированное насилие]. Ты обихаживаешь ребенка, заигрываешь, строишь с ним хорошие отношения, но при этом можешь ждать, пока он вырастет (достигнет возраста согласия. — Прим. ТД). То есть в тебе есть какая-то кнопка про то, что плохо делать это с ребенком сейчас», — прокомментировала психотерапевтка.
Это не означает, что груминг — более «мягкая» версия насилия, но сам подход отличается. Злоумышленник действительно работает над отношениями, а пострадавшие могут считать, что эти отношения равные, что секс произошел по обоюдному согласию. Поэтому подросток с меньшей вероятностью обратится в полицию. Возможно, он или она даже не будет догадываться, что оказался в ситуации насилия.
Подросток, попавший под влияние грумера, может чувствовать свою уникальность. Ведь это именно ее или его выбрали среди множества других. Именно у нее или него отношения с учителем, тренером — взрослым, который куда больше знает и понимает в этой жизни. Обычно такие отношения держат в тайне: злоумышленник просит или требует молчать, сами пострадавшие могут бояться гласности.
Друг семьи
Чаще всего дети страдают от сексуализированного насилия со стороны людей, которых хорошо знают, уточняет Федорина. Если это родственник или давний друг семьи, то дополнительно выстраивать доверие с ребенком ему не нужно.
Педагог изначально оказывает сильное влияние на учащихся, поэтому ученики и ученицы могут считать его неоднозначные действия нормой. «Учитель знает, как лучше». Помимо этого, груминг происходит постепенно, уточняет Федорина. Злоумышленник сокращает дистанцию медленно: сначала совместная работа и комплименты, после рука, положенная на коленку, в конце — предложение заняться сексом.
В сентябре 2016 года широкую огласку в СМИ получила ситуация, произошедшая в 57-й московской школе. Благодаря постам в соцсетях выяснилось, что на протяжении 16 лет один из учителей вступал в сексуальные отношения со своими ученицами, а руководство заведения закрывало на это глаза. В то время как одни выпускники школы делились личным опытом насилия, другие защищали учебное учреждение и самого педагога. История закончилась увольнением директора и нескольких преподавателей, в том числе обвиняемого.
Подобный случай произошел с «Лигой школ», директора и заместителя директора которой обвинили в сексуальных домогательствах над ученицами. Как заявили пострадавшие, это продолжалось более 20 лет. Педагоги обнимали и целовали девушек, спали с ними, приглашали на уроки математики в баню. С некоторыми занимались сексом. Несколько выпускников и учителей добились закрытия школы, однако обвиняемые продолжили работать с несовершеннолетними.
Чуть иначе развивается процесс кибергруминга, когда насилие происходит в интернете. Ребенок в соцсети знакомится с человеком, который, к примеру, представляется его ровесником. Они начинают дружить, много переписываются, делятся событиями из своей жизни. В какой-то момент грумер просит отправить обнаженную фотографию или видео, после чего настойчиво требует еще. Если ребенок пытается отказаться, его могут начать шантажировать — например, угрожать публично обнародовать снимки.
«Это может быть кто-то из знакомых, кто в реале боится проявляться, а, прикрывшись виртуальным альтер эго, гораздо более смело действует, — объясняет Федорина. — Это может быть человек, у которого есть определенный типаж. Он вполне целенаправленно ищет [конкретных] детей и подростков. А может быть тот, кто просто плавает в соцсетях и [пытается втереться в доверие ко всем], кто попадется».
Пострадать от груминга может любой ребенок
Согласно исследованиям, с опытом сексуализированного насилия со стороны взрослых сталкивается одна из девяти девочек и один из 53 мальчиков. Сколько детей становятся жертвами груминга, неизвестно. Что касается кибергруминга, то половина пострадавших от этого вида насилия — подростки в возрасте от 12 до 15 лет. Из них 84% — это девочки, что говорит о гендерной обусловленности этой проблемы.
Наиболее уязвимы подростки, поскольку они больше настроены на социальное взаимодействие, отмечает Федорина. В то же время у них часто бывают проблемы с самооценкой в силу возраста. Злоумышленник пользуется этим, прибегает к лести и похвале, чтобы подпитывать чувство значимости подростка. В какой-то момент тот начинает настолько доверять взрослому, что соглашается на очень многое, в том числе на секс.
Пострадать от груминга может любой ребенок, однако существуют определенные факторы, повышающие этот риск. Один из них — прошлый опыт насилия, который очень размывает границы и нормализует насильственные действия. Из-за этого ребенку еще сложнее заметить, что он подвергается сексуальной эксплуатации.
«Он хуже определяет, что есть насилие, а что нет. У него маячки вот эти хуже работают, чем у ребенка, который насилию не подвергался», — объясняет Федорина.
К таким факторам риска относятся также социальное неблагополучие, отсутствие у ребенка значимых взрослых, с которыми он бы получил опыт безопасных отношений. Важную роль играют и индивидуальные особенности. Кто-то более доверчив по своей природе, кто-то, наоборот, подозрителен. Также с кибергрумингом — у одного ребенка есть потребность в дополнительном социальном взаимодействии, а у другого нет, и он не подпустит к себе незнакомца, который написал ему в интернете.
Урон от насилия
Каждый человек проходит через травму индивидуально — с большими или меньшими потерями, отмечает Федорина. Это зависит, в частности, от наличия поддерживающего окружения и внутренних ресурсов для того, чтобы справиться со случившимся. Поэтому у одного ребенка может развиться посттравматическое расстройство, а другой сможет проработать этот опыт.
Вместе с тем урон от насилия в сети и реальной жизни может быть равнозначным, сходятся во мнении Федорина и Арутюнян. В каждой ситуации дети сталкиваются с унижением, нарушением границ или обманом. Особенно болезненным становится тот факт, что насилие совершил не посторонний человек, а тот, кого подросток считал близким.
«Ребенок вполне искренне выстраивает отношения, начинает доверять. Он видит в этом человеке друга, кого-то, кто очень хорошо его понимает, с кем можно всегда поделиться. Это человек, который знает его секреты. И потом, естественно, в этом месте образуется довольно серьезная травма. Ты кому-то доверял, а он тебя предал», — объясняет Федорина.
Поддержка родителей как профилактика насилия
Чаще всего груминг происходит без жесткого принуждения, поэтому выявить его может быть сложно. Как самим детям и подросткам, так и их родителям. Дети не всегда идентифицируют происходящее как насилие.
Родители могут видеть счастливого ребенка, что не вызывает беспокойства. Если же он подавлен, то состояние может быть связано с чем угодно — плохие оценки или ссора с друзьями. Внешне реакция на подобные вещи и травму может проявляться одинаково.
Единственный способ заметить что-то — общаться с ребенком, считает Федорина. Выслушивать его, расспрашивать об интересах, не отмахиваться от переживаний. И делать это не с позиции надзирателя, а с позиции наставника и друга, подчеркивает она. Так ребенок с большей вероятностью расскажет о подозрительном новом знакомом или уже сможет обратиться за помощью.
«[Грумеры] же очень часто говорят: “Если что, то я расскажу всем”. И ребенок должен знать, что, если его мать, отец, семья узнают что-то плохое, его не выгонят, не выпорют, не уничтожат, а будут его защищать», — отмечает Арутюнян.
В качестве профилактики немаловажную роль играет секспросвет, который подразумевает разговоры не столько о сексе, сколько о границах и безопасности. С детьми и подростками нужно обсуждать отношения с собственным телом, как и в каких случаях отвечать нет. Это поможет ребенку вовремя закончить общение со злоумышленником. Помимо этого, знания о безопасности в интернете необходимы для защиты детей от кибергруминга.
В целях профилактики также важно говорить о патологическом характере неравных отношений, обращает внимание Арутюнян.
Однако подростки далеко не всегда слушают наставления взрослых и в этом заключается проблема, обращает внимание экспертка. По мнению Арутюнян, для борьбы с грумингом нужно поднимать возраст согласия и ужесточать уголовное наказание для людей, совершивших сексуализированное насилие над детьми.
«Преступления по отношению к несовершеннолетним людям не имеют срока давности», — говорит Арутюнян. По ее мнению, если человек сексуально эксплуатировал ребенка, то эта информация должна отображаться публично — например, учитываться при приеме на работу.
Эксперт также обратила внимание, что профилактикой груминга особенно важно заниматься родителям мальчиков, поскольку большинство актов насилия совершают мужчины. «И только в этом случае можно будет говорить о безопасности детей и подростков», — считает Арутюнян.