«Срока как такового нет»
«Когда тебе в суде назначают тюремный срок, ты понимаешь, что у твоего наказания есть начало и конец. Когда тебя помещают в психоневрологическую лечебницу закрытого типа, срока как такового нет. Если ты признаешь вину, значит, ты вступил на путь исправления и выздоровления. Если ты не признаешь вину, значит, ты не здоров. Тебя будут там держать год, два, пять, пока ты не выздоровеешь или не покажешь устойчивую динамику к выздоровлению».
Это слова правозащитницы Ольги Суворовой из Красноярска. Весной 2024 года она оказалась в психиатрической больнице по решению суда — после того как обвинила полицейского в избиении. В ответ она получила встречное обвинение — по статье о «заведомо ложном доносе». В декабре Суворову задержали. После двух амбулаторных экспертиз в Красноярске и одной в московском Институте Сербского Ольгу направили в психиатрическую клинику.
Первый эксперт, которая проводила амбулаторную экспертизу, сделала вывод о неполной дееспособности женщины на основании ее активности в школе и в жизни. Ольга была членом районного пионерского штаба, потом — районного комсомольского штаба, работала в комитете комсомола Красноярского государственного университета, в 90-е пошла по правозащитной деятельности. В заключении было написано:
«Со школьных лет принимала активное участие в жизни школы, далее в жизни района города. Это не свойственно обычному человеку».
В психиатрической клинике женщина была 21 день. Все это время от нее требовали признать, что она оговорила сотрудника полиции. «В палатах было по десять человек, с нами еще лежали четыре девочки из ПНИ. Их основная задача — стучать медперсоналу на пациентов: чем занимаются, как себя ведут, о чем разговаривают. Подъем был в 05:30, потому что до 08:00 всем измеряли давление. Отбой в 22:00, днем — тихий час. Еда там отвратительная и пресная. Кашу, оставшуюся с утра, в обед смешивали с новой кашей, а вечером — с третьей кашей», — рассказывает Ольга.
За месяц до госпитализации Ольге прооперировали колено: у нее случился разрыв крестообразной связки. Не успев восстановиться, женщина попала в клинику без лифтов. На десятый день госпитализации колено начало страшно болеть. Но обезболивающие врач не прописывал. Ольга смогла получить лекарство только через коллег по правозащитной деятельности, дождавшись, когда ей дадут телефон (его выдавали раз в несколько недель). Коллеги обратились к уполномоченному по правам человека в Красноярском крае. После этого Ольге стали давать болеутоляющие препараты, назначали даже массаж и УЗИ. Но в учреждении не было специального аппарата, поэтому физиопроцедуры приносили сильную боль. Оказывается, в колене правозащитницы накопилась жидкость. Во время манипуляций вода закипала. В итоге, когда женщину выпустили, оказалось, что сустав просто «сварился». Сейчас врачи пытаются остановить воспалительный процесс. Если не получится, осенью правозащитнице ампутируют ногу.
Кому назначают принудительное лечение
История Ольги далеко не единственная. Силовики использовали принудительное лечение как способ давления на гражданских активистов последние десять лет. Однако, по данным «Агентства», после 2023 года фигурантов политических дел стали отправлять на принудительное лечение значительно чаще. До 2020 года в психиатрические лечебницы отправляли до трех человек в год, в 2021-м 一 уже семь человек. В 2022 году цифра вернулась к прежнему уровню — три случая, но уже в 2023-м произошло кратное увеличение — до 25.
Например, в ноябре 2023 года Викторию Петрову из Петербурга отправили на принудительное лечение в психиатрическую больницу имени Скворцова-Степанова. До госпитализации женщина работала в офисе, занималась спортом, любила свою кошку. В соцсетях она делилась мыслями о происходящем в стране, ее аудитория — 250 друзей и 50 подписчиков. Этого оказалось достаточно, чтобы ее обвинили в распространении фейков о российской армии.
«Группа поддержки Вики — мама и пара родственников (как и у всех обычных людей, оказавшихся в СИЗО). Еще неделю назад они не предполагали, что им придется собирать ей передачку. Пожалуй, пока единственное необычное в деле Вики — это как раз ее обычность. Она совсем как мы. Спасло ли ее это от уголовки? Как видите, нет», — писала в своем телеграм-канале адвокатка Виктории Анастасия Пилипенко. Ее подзащитная вышла из психиатрического стационара в августе 2024 года.
Принудительное лечение может назначить только суд. Согласно Уголовному кодексу, такая мера применяется к человеку, который совершил преступление и представляет угрозу окружающим или себе из-за психического расстройства. Просто наличие такого расстройства не обязательно гарантирует принудительное лечение. Суд опирается на результаты судебно-психиатрической экспертизы. Она должна признать, что:
- во время совершения преступления человек был невменяем;
- либо приобрел заболевание уже после преступления, но до вынесения приговора и теперь не может отбывать наказание;
- либо что без госпитализации он может причинить вред себе или окружающим.
Принудительное лечение не обязательно должно проходить в стационаре. Законодательство предусматривает амбулаторное наблюдение у психиатра — человек при этом живет дома. Однако такой тип принудительных мер могут назначить только при легких и средних преступлениях. В целом, как правило, в России принудительное лечение проходит именно в стационаре — обычной психиатрической больнице, учреждении с усиленными мерами охраны или больнице с интенсивным наблюдением.
Что такое карательная психиатрия
Карательная психиатрия 一 это злоупотребление психиатрической системой для подавления инакомыслия. «Это нечто, что происходит намеренно, то есть когда кто-то решает, что человека надо положить в больницу по политическому делу и как-то его замучить», — отмечает Кирилл Сычев, психиатр, психотерапевт, создатель клиники Neformat и ютьюб-канала «Доктор Сычев».
В советское время существовала практика помещения диссидентов и активистов в психиатрические учреждения. В полную силу механизмы карательной психиатрии в СССР заработали в 1960–1980-е. Граждан чаще всего судили по статье 70 УК РСФСР «Антисоветская агитация и пропаганда». В 1961 году, при Хрущеве, появилась «инструкция о неотложной госпитализации психически больных, представляющих общественную опасность», согласно которой инакомыслящих можно было лишить свободы на неопределенный срок даже при отсутствии законных оснований. При этом в психбольницы отправляли не только диссидентов, но и тех, у кого возникали конфликты с администрацией предприятия, где они работали, или с местными властями.
Самый известный пострадавший от советской карательной психиатрии — Владимир Буковский. В начале 1960-х он учился в МГУ и участвовал в самиздате: перепечатывал книги Александра Солженицына, Бориса Пастернака и другую запрещенную литературу. Еще Владимир устраивал публичные чтения и дискуссии у памятника Маяковскому — это привлекло внимание КГБ. В 1963 году Буковского задержали, обвинили в «антисоветской агитации» и отправили на судебно-психиатрическую экспертизу. Там ему диагностировали «вялотекущую шизофрению», хотя никаких симптомов заболевания у мужчины не было. Этот же диагноз ставили и другим диссидентам, чтобы оправдать отправку на принудительное лечение.
В клиниках Буковский провел около двух лет, позже отбывал наказание в тюрьмах. О своем опыте «лечения» он писал в книге «И возвращается ветер…»: «Все, что я сейчас скажу, каждый мой жест она [врач] переврет и запишет в историю болезни. <…> Горячиться нельзя — будет запись: “Возбужден, болезненно заострен на эмоционально значимых для него темах”. Аминазин обеспечен. Будешь слишком подавлен, угрюм — запишет депрессию. Веселиться тоже нельзя — “неадекватная реакция”. Безразличие — совсем скверно, запишет “эмоциональную уплощенность”, “вялость” — симптом шизофрении».
Многое из того, что применяли к советским диссидентам, сегодня можно назвать пытками. Ольга Садовская перечисляет, что ими считается:
- использование препаратов, цель которых не лечение человека, а подавление его воли и лишение его возможности осуществлять свои жизненные функции;
- привязывание к кровати;
- избиение;
- обливания холодной водой;
- изоляция без еды на несколько часов и больше.
Практикуется ли карательная психиатрия в современной России
Ольга Садовская считает, что да. «Мы сейчас наблюдаем, как психиатрия включается в процессы людей, которые имеют активную позицию и являются критиками государства», — говорит Садовская. Именно эта активность преподносится как основание для постановки психиатрического диагноза.
«К характеристике дел, в которых проводится психиатрическая экспертиза или есть попытки ее провести, добавляются дела, в которых эта экспертиза не нужна и для нее нет никаких оснований. Это как раз категории дел, которые связаны либо с активной жизненной позицией, либо с высказыванием своего мнения, которое противоречит политике государства», — говорит правозащитница. По ее мнению, частота использования карательной психиатрии будет расти.
По мнению Садовской, что врачи психиатрических клиник знают, что они насильно лечат пациента: они в курсе, на основании какого дела он поступил на лечение. Например, что у него статья о фейках и суд считает, что его обостренное чувство справедливости — основание для принудительного лечения. «Любой вменяемый врач должен сказать, что это не является ни основанием для психиатрической экспертизы, ни признаком шизофренического расстройства или иного заболевания».
Кирилл Сычев, который несколько лет работал в психиатрической клинике, подтверждает, что методы принудительного лечения действительно могут применяться. Но не для того, чтобы подавить инакомыслие человека в целом — условно, перевоспитать оппозиционера, а просто чтобы сделать человека удобным для системы, считает врач.
«Бывает, человек получает большую дозу лекарства, потому что не так себя ведет, — приводит пример Сычев. — Когда пациент кого-то ударил или избил, с точки зрения врачебной этики можем ли мы добавить ему дозировку галоперидола? Конечно нет. Можем ли мы привязать такого человека? Тоже нет». Однако этические принципы нередко нарушаются. Лечение применяют не для выздоровления человека, а для его контроля. В этом смысле карательная психиатрия существует.
«Дали понять, что в больнице она уже не человек»
«Если ты отказываешься от еды, значит, ты пытаешься навредить себе, ты склонен к суициду, и тебя надо лечить, — вспоминает Ольга Суворова порядки в психиатрической клинике. — Если ты лежишь, ни с кем не общаешься, читаешь книжку, отстраняешься от всей толпы, значит, у тебя депрессия, и тебя надо лечить. А если ты начинаешь агрессировать, что на третий день неизбежно, тебя тоже нужно лечить, потому что ты опасен. Как бы ты себя ни повел, ты уязвим», — признается Ольга.
Пока она находилась в клинике, физическое насилие к ней не применяли, хотя ходили слухи, что одного из пациентов привязывали в кровати за отказ от пищи. По воспоминаниям Суворовой, над ней издевались. Накануне госпитализации в Красноярске отключили отопление, а на следующий день сильно похолодало. Кипяток в больнице выдавали по графику в 10:30, 16:30 и 19:00.
В один из дней женщина плохо себя чувствовала из-за боли в колене. Она подошла к санитару и попросила кипяток, на что он сказал: «Парни заслужили кипяток, потому что клали плитку и разносили еду. Девушки заслужили, потому что мыли посуду и полы».
Женщине пришлось помыть полы, несмотря на боль в колене, — только тогда ей выдали кипяток.
Виктории Петровой повезло меньше, чем Ольге. Ее адвокатка рассказывала, что девушку заставили раздеться для «телесного осмотра» при мужчинах-медиках, хотя рядом был и женский персонал. На просьбу хотя бы сменить перед этим прокладку — менструальная кровь текла по ногам — только посмеялись.
По словам адвокатки, Виктории заламывали руки, когда она отказывалась при всех мыться в душе и просила оставить ее на это время только с женщинами, как это было в СИЗО. «Вику связали и трясли, по ее собственному выражению, “как шавку” и обещали избить просто в качестве приветствия на новом месте. Ей дали понять, что в больнице она уже не человек», 一 говорит Анастасия Пилипенко.
Она добавляет, что Викторию привязывали за руки и за ноги к кровати и кололи медикаменты. От них женщина практически не могла разговаривать, а значит, и жаловаться. Пока девушка была привязана, ей на лицо бросили ее одежду.
Почему применяются такие методы
В первую очередь из-за закрытости психиатрических клиник. Когда человек попадает в больницу, он не может регулировать собственное лечение, отмечает Кирилл Сычев. У пациента исчезает право выбора, чем ему лечиться, у кого и как.
Как отмечает Ольга Садовская, у людей, которые находятся в психиатрических больницах, нет практически никакого доступа к юридической и правозащитной помощи. Они не могут связаться с внешним миром, о что-то рассказать, на что-то пожаловаться, засвидетельствовать травмы, которые им нанесли наносятся. «Это абсолютно черная дыра», — делает вывод Садовская.
Помимо этого, по словам Сычева, психиатрическая система в России находится в тяжелой ситуации. В клиниках не хватает персонала. На одной из конференций Минздрав отмечал, что в 2023 году российским больницам недоставало 29 тысяч врачей и 63 тысяч работников среднего медицинского звена. «Когда я работал в отделении, у нас было два врача на 100 человек отделения», — вспоминает Сычев.
Еще один источник проблем — плохая диагностика. Например, пациентам часто ошибочно ставят диагноз «шизофрения», отмечает Сычев. А следом назначают сильнодействующие препараты, в частности нейролептики (антипсихотики).
Какие последствия у неадекватного психиатрического лечения
Украинский диссидент Леонид Плющ был на принудительном лечении около трех лет — по обвинению в «антисоветской агитации и пропаганды». В клинике его лечили галоперидолом. После выхода из больницы Леонид перестал понимать, что происходит вокруг, потерял интерес к жизни и семье. Заторможенность реакции отмечала и жена Плюща Татьяна, которая выступала на конференции в Париже вместо мужа.
Музыкант и поэт Егор Летов провел в психиатрической клинике три месяца. Его преследовали за «антиобщественное поведение» и «тунеядство». Он рассказывал в интервью, что после «лечения» нейролептиками ослеп на четыре часа.
Психиатр Кирилл Сычев отмечает, что антипсихотики действуют на дофаминовую систему мозга и их длительное применение в неадекватных дозах может привести к развитию экстрапирамидных симптомов: это тремор, ригидность мышц, когда человек не может усидеть на месте, постоянное беспокойство, могут появиться непроизвольные движения, особенно в лице или в конечностях. Также длительный прием антипсихотиков может:
- ухудшить концентрацию внимания, память;
- замедлить мышление;
- снизить мотивацию;
- развить депрессивные состояния;
- увеличить массу тела;
- нарушить углеводный обмен.
В больших дозировках некоторые препараты могут привести к развитию диабета второго типа, а это увеличит вероятность развития сердечно-сосудистых заболеваний. На фоне некоторых антипсихотиков начинается эректильная дисфункция (неспособность достижения эрекции), выделение молока даже у мужчин. У женщин же может нарушиться менструальный цикл, снизиться либидо.
Как защитить свои права
Если человек уже оказался в психиатрической клинике, Ольга Садовская рекомендует не конфликтовать и попытаться наладить отношения с персоналом, чтобы через него иметь возможность передавать информацию или организовывать посещения.
Если человек считает, что принудительная госпитализация безосновательна, ему нужно искать правозащитника или адвоката, который поможет обжаловать это решение. Сам пациент с этим не справится.
Чтобы доказать в суде, что человек пострадал от насильственного психиатрического вмешательства, нужно собрать документы, которые говорят о его психическом здоровье. Они послужат доказательством, что оснований для принудительной госпитализации не было. Потребуются документы с места работы, характеристики соседей, коллег, родственников, подтверждающие дееспособность и адекватность человека.
Если в медучреждении применяется насилие, нужно сообщить об этом адвокату или другим посетителям, как можно быстрее сделать фотографии, подробно описать происхождение травм и синяков. Если нет возможности сделать фото, есть Стамбульский протокол — ооновский документ для расследования случаев пыток в различных учреждениях. К нему прилагается схема тела человека, на которой можно нарисовать и отметить те места, куда били.
Также пациенту нужно быть внимательным к тому, какие документы он подписывает в психиатрической клинике. По воспоминаниям Ольги Суворовой, ей предлагали подписать бумагу, в которой было написано: находясь в этом медицинском учреждении, она осознает, что в случае надобности медицинский персонал может «применить к ней медикаменты психотропного значения», способные причинить ей боль. Женщина этот документ не подписала.
Организации, которые помогают защитить права тех, кого отправили на принудительное лечение: