«О своем решении я не жалею, но лучше, чтобы вообще не приходилось выбирать»
Даниэль, 25 лет
Когда мне было девять лет, мне сказали, что папа будет жить отдельно. Я остался с мамой и ее новым партнером. К папе ездил по выходным.
Мне не очень нравился отчим. Он брал на себя отцовскую роль и учил меня жизни. Вместе с мамой они выбрали для меня частную школу — мне там было некомфортно. Из-за отчима отношения родителей были очень натянутыми. Однажды он и мой папа чуть не подрались.
Через пару лет после разрыва родители официально развелись. Я не был на суде, но мне нужно было решить, с кем жить. Для меня это была слишком большая ответственность. Извечный вопрос, кого ты больше любишь: маму или папу. Решение, с кем жить, тогда для меня значило именно это.
Папа очень много работал. Живя в одной квартире, мы могли несколько дней не видеться: он уходил на работу рано утром и возвращался поздно вечером. Я был почти все время предоставлен сам себе. У меня было очень много свободы. Мне давали деньги на все, что мне было нужно. У нас были хорошие отношения. Но вот поделиться своими переживаниями с папой было тяжело. Он не самый лучший собеседник.
Существовали базовые правила: если не ночую дома, я должен предупредить об этом. Не вступать в секты. Не употреблять наркотики. Не играть в азартные игры. Правда, эти правила никак не контролировались. И, будучи подростком, я их нарушал. У меня в комнате на верхней полке стоял [аппарат для употребления легких наркотиков]. Папа узнал об этом спустя лет пять-шесть — и то потому, что ему кто-то сказал.
Если бы я жил с мамой, моя жизнь складывалась бы совсем по-другому. Я ходил бы в другую школу, дружил бы с другими людьми. С мамой мы почти не общались лет до восемнадцати. Видимо, для меня было чересчур, что она так со мной поступила. У нас была чисто формальная связь: поздравлять друг друга с днем рождения.
Мы начали с ней общаться заново, когда я вырос. Сейчас у нас хорошие отношения, но после разрыва многое поменялось. Это скорее не детско-родительские, а дружеские отношения. Например, я спокойно могу обсуждать с мамой ее личную жизнь. У нее было несколько мужей. У моего папы сейчас тоже уже третья жена.
Полтора года назад я сам женился, это был для меня важный шаг. Моя жена знает о том, как развод родителей повлиял на мое мировоззрение. Тем не менее мне бы хотелось, чтобы у нас все было хорошо. Ради этого стоит стараться.
Видимо, мой выбор жить с папой оставил какой-то шрам на моей душе. О своем решении я не жалею, но лучше бы вообще не приходилось выбирать. Мне надо было работать с психологом, чтобы все для себя прояснить. Я очень долго считал, что виноват в разводе мамы и папы. В принципе, это частая мысль у детей, чьи родители разошлись.
«Несмотря на строгость, отец давал мне чувство безопасности и защищенности»
Виктория, 32 года
У моей мамы была алкогольная зависимость. Папа был мореплавателем и уходил в рейсы на продолжительное время. Я оставалась с мамой лет с восьми. Она могла уйти из дома и не возвращаться по несколько дней. Я не хотела, чтобы она уходила, и запиралась в квартире вместе с ней.
Я никак не могла на нее повлиять, кроме как плачем и уговорами. В такие моменты я думала: «Насколько нужно не любить своего ребенка, чтобы не откликаться на детские слезы?» Это сейчас я понимаю, что у мамы было серьезное заболевание и она не могла себя контролировать.
К подростковому возрасту у меня сложилось отношение к маме как к абсолютно нестабильному родителю, в котором я не могу быть уверена. Папа, наоборот, закрывал многие из тех потребностей, которые не закрывала мама. Он был взрослым, который, в моем понимании, любил меня так, как было нужно.
Когда я была в 11-м классе, мой папа поставил меня перед фактом, что у него есть другая женщина — любовь его юности и он собирается разводиться с мамой. Все прошло быстро, никаких судов я не помню. Моя мама уехала в другой город. Насколько помню, она даже не предложила мне поехать с ней.
Я осталась жить с папой. Он очень консервативный и строгий, для него естественно разделение мужских и женских ролей. Большую часть домашних обязанностей я взяла на себя. У нас были жесткие правила — например, я не могла приходить домой позже девяти. Но, несмотря на строгость, отец давал мне чувство безопасности и защищенности.
Через некоторое время приехала его женщина, мы познакомились, а потом все переехали в съемную квартиру: в нашей папа устроил большой ремонт. Вместе с папиной партнершей мы закупали новую мебель, посуду, мелочи, ходили по магазинам как подружки — и действительно подружились.
С мамой мы до сих пор общаемся: раз в неделю созваниваемся, время от времени я приезжаю к ней в гости. У нее был долгий период, когда она продолжала употреблять алкоголь и попадала в больницу после того, как выпивала, например, моющее средство. Последние года два она совсем не пьет. Она понимает, что во многом была не права, и тянется ко мне. Но у меня нет желания общаться с ней больше, чем требуется для ее поддержки.
Четыре года назад я стала заниматься с психологом. Я поняла, что детские травмы сильно влияют на мою жизнь. Например, от папы ко мне перешла гиперопека, желание все время контролировать партнера. У меня есть глубокая установка, что я во всем должна быть лучше других, что я заслуживаю любви, только если очень стараюсь.
«Я переехал к папе — это было лучшим решением, которое приняли насчет меня в детстве»
Михаил, 34 года
Мне было около пяти лет, когда между родителями случился конфликт. Они поругались и начали драться. Я побежал их разнимать. Достаточно быстро после этого они развелись. Папа предлагал сойтись, но мама категорически отказывалась.
Поскольку я был единственным ребенком в семье, остро встал вопрос, с кем мне оставаться. Все меня обожали, и никто не хотел меня кому-то отдавать. Решили, что я уезжаю к маме: пять дней в неделю провожу у нее, а на выходные еду к папе. Так продолжалось пару лет.
Мама была очень нервной. Когда я жил с ней, мне это передавалось. Утро начиналось так: «Миша, Миша, давай вставай, сейчас опоздаешь, времени нет». Я просыпался уже с ощущением, что за все виноват. Я помню несколько эпизодов маминой ярости и насилия по отношению к собственной матери, у которой было психическое заболевание.
Потом я пошел в школу, она была рядом с папиным домом. Постепенно я переехал и стал жить с отцом, бабушкой и дедушкой. И это всех устроило. Сейчас мне кажется, что это было лучшим решением, которое приняли насчет меня в детстве.
Жить с мамой меня особо не тянуло. Иногда по вечерам она забирала меня гулять. Она звонила с работы, участвовала в моей жизни. У меня не было ощущения, что мама куда-то делась. В сущности, я не потерял ни одного из родителей.
У него мне нравилось. Все хозяйство вела бабушка, она вкусно готовила. Папа приносил ей зарплату, она ее распределяла. Можно сказать, что у нас был матриархат.
Мама укладывала меня спать сразу после «Спокойной ночи, малыши», у папы можно было сидеть до одиннадцати. Он поддерживал мои увлечения. Когда у папы появился «москвич» и мы ездили на дачу, он давал мне порулить, учил переключать скорости. Папа разбирался в электротехнике, мы часто вместе что-то конструировали — например, смастерили светофор для моей железной дороги.
В начальной школе я был отличником, а в пятом классе начал тройки приносить: мне стало неинтересно. Ни папа, ни бабушка с дедушкой не сказали ни слова. Они знали, что я много читаю, смотрю документальные фильмы, интересуюсь динозаврами, космосом — значит, не пропаду. Только мама звонила и меня отчитывала.
Родители настраивали меня друг против друга. Папа в глазах мамы ничего для меня не делал. Для меня это странно: я вспоминаю, сколько мы конструкторов пересобирали, сколько поделок понаделали, домиков понастроили. Он был прапорщиком и все свободное время уделял семье. Но мама обвиняла его в том, что он не был предприимчивым. По ее мнению, мужчина в девяностые должен был вертеться, становиться коммерсантом, создавать кооперативы.
У папы никогда не было партнерш, с которыми он меня знакомил. А вот мама активно устраивала свою личную жизнь. Я помню много разных дядь, с которыми мы ездили на пикники втайне от папы: он бы расстроился.
Когда я был в девятом классе, бабушка умерла — и наш семейный быт начал разваливаться. Папа и дедушка начали спиваться. В квартире собирались их собутыльники. Я переехал к маме, в отдельную комнату.
К моему 17-летию отец умер от алкоголизма. По иронии судьбы на похоронах папы был его коллега — тоже прапорщик. Он влюбился в мою маму, и они поженились. А я окончил школу и уехал учиться в Москву.
Мама продолжала проецировать на меня свои ожидания, как когда-то на отца. Когда я уже был тимлидом в московской компании, она сожалела, что я не автомеханик в родном городе, ведь это действительно мужская профессия. Постепенно наши отношения становились все хуже, у меня было все больше злости из-за эпизодов насилия, которые я видел с ее стороны в детстве. Сейчас уже четыре года, как мы с мамой не общаемся.
У меня обрывочные воспоминания о том, как родители были вместе. Я очень смутно помню состояние семейного счастья. В детстве я принял все как данность. Сейчас у меня нет инстинкта организовать семью. Нет внутреннего понимания, что семья — это благо. Я веду довольно отшельническую жизнь, мало с кем общаюсь. Мне комфортно в таком состоянии.
«Развод родителей принес в мою жизнь страх серьезных отношений и брака»
Диана, 26 лет
Мои родители развелись, когда я была во втором классе: мама обвинила папу в измене. Она нашла какие-то переписки — никаких более серьезных доказательств не было. Разъехались родители только через пару лет. Они долго решали, кто из них должен съехать. За это время у них постоянно случались скандалы: мама пыталась на повышенных тонах выяснить причины измены, которой, вероятно, и не было.
Передо мной не стоял вопрос, кого выбрать. Я сразу поняла, что хочу остаться с папой. С мамой у меня были сложные отношения. Она абсолютно все за меня решала: что надеть, как мне отпраздновать день рождения. Мы постоянно из-за этого ссорились, меня сильно ранили ее слова, сказанные в сердцах. Папа же всегда понимал, что я — отдельный человек, он ко мне прислушивался.
Мама не показала, что расстроилась из-за моего решения. Она рассказала притчу со смыслом, что истинный родитель — тот, который отпускает своего ребенка.
После развода у папы было несколько попыток завести новые отношения. Он встречался с женщиной из другого города, и однажды она приехала к нам в гости. Как-то с ней встретилась мама, произошел скандал, она уехала. Я немного боялась, что с нами будет жить какая-то женщина и папа будет уделять ей внимания больше, чем мне. Но он так ни с кем и не сошелся на постоянной основе.
С 18 до 22 лет я училась в Санкт-Петербурге, сейчас я снова живу с папой. С мамой мы почти не общаемся. Я пыталась наладить отношения, но любой наш совместный вечер заканчивался осуждением папы. Она так и не смогла спустя столько лет «отгоревать» развод. Часто наше общение заканчивалось моими слезами. Возможно, я злилась на нее. Я ждала от нее безусловной любви и принятия, но не получала их. Она продолжала критиковать меня из-за мелочей — вплоть до сарафана, который я надела на свадьбу друзей. Но на маму злиться нельзя, и я подавляла эмоции. Только через слезы их получалось выплеснуть.
Рядом с ней мне физически некомфортно, как я предполагаю, из-за годами подавляемых эмоций.
Несколько месяцев назад я пришла к психологу, чтобы решить проблемы с самооценкой, избавиться от неуверенности в себе. На сессиях пришлось обсуждать и отношения с мамой тоже. Я думаю, они могли повлиять на меня. Мама хотела сама быть идеальной и чтобы у нее был идеальный ребенок, который достигнет всего того, что она сама не смогла. Иногда у меня проскакивают мамины установки: мне, как и ей, кажется, что все вокруг только и делают, что меня обсуждают, замечают все мои косяки.
Мне кажется, развод родителей принес в мою жизнь страх серьезных отношений и брака. Я, с одной стороны, боюсь быть не принятой партнером, а с другой — знаю, что разойтись легко, а бракоразводный процесс может быть очень неприятным.
«Фоновым мотивом моего детства был мультфильм про мамонтенка»
Руслан Рахимов, 34 года
Когда мои родители разошлись, мне было лет шесть-семь. Мы жили в городе Мирном, папа служил там, он военный врач. После разрыва мама уехала вместе со мной в Томск, там я оканчивал первый класс.
Где-то через год родители развелись. Нужно было понять, с кем я останусь. Родители решили не идти в суд, поскольку ситуация для меня и так достаточно травмирующая, а спросили меня напрямую. Я выбрал жить с папой. До сих пор не могу однозначно ответить на вопрос почему. Может быть, это связано с тем, что я тогда не видел отца целый год. Мы переехали в Казахстан.
Была зима, я сидел на уроке. Вдруг — стук в дверь. Я сильно обрадовался, удивился. Мама сказала, что сейчас мы поедем в Томск, папа в курсе, он будет ждать на вокзале. Мы сели в такси. Постепенно я понял, что мы не едем на вокзал, а выезжаем из города. Стал задавать маме вопросы и понял, что она врет. Мы ехали в Томск прямо через границу. Я сказал, что так не могу, это неправильно.
Таксист все это время поглядывал в зеркало заднего вида. Потом остановился на обочине, сказал, что не будет насильно вывозить ребенка. Мы развернулись, мама привела меня домой и ушла, ничего не сказав. После она жалела об этом. Говорила, что из-за моего отъезда у нее все бурлило, было больно, обидно.
Не считая этой ситуации, родители старались оставаться людьми и максимально сглаживать травмирующее меня событие — их разрыв. Они независимо друг от друга часто говорили мне: «Ты рожден в любви, ты наш ребенок», подчеркивая, что любят меня, несмотря на все обстоятельства.
Никто не запрещал мне общаться с мамой. Папа никогда не говорил, что она плохая. Я ездил к ней в Томск на каникулы. И все равно я очень сильно скучал по маме, особенно в младших классах. Фоновым мотивом моего детства был мультфильм про мамонтенка. Я очень хотел, чтобы родители были вместе.
При этом я никогда не жалел о своем решении жить с папой. У меня было счастливое детство.
Все зависит от человека. Бывают как ужасные отцы, так и ужасные матери. Мне повезло. Я до сих пор помню, как папа приходил после работы, в 8-9 часов вечера, усталый, как последняя собака, а я звал его играть в солдатиков. Он садился со мной играть, уже засыпая. Но все равно уделял мне время.
Папа был строгим, но справедливым. Он учил меня (и всегда сам этому следовал): сила в том, чтобы признать, когда ты не прав. Мама была более мягкой, терпеливой, чем папа. В моем подростковом возрасте ее методы не работали.
Когда я приезжал в Томск, я мог делать что угодно и как угодно. В 13 лет я начал курить. От папы я это скрывал: знал, что если он узнает, то мне влетит по первое число. Мама же, когда узнала о моей привычке, спросила, какие сигареты я предпочитаю.
Через несколько лет после развода у мамы появился новый партнер. Ей было важно, чтобы я принял их брак. Когда они поженились, отчим, как и мама, был ко мне лоялен. Он ни разу не повысил на меня голос.
У папы было много партнерш. Он установил правило: женщина должна относиться ко мне как к родному сыну. Мне кажется, иногда отец относился к этому даже слишком ревностно. С одной из партнерш папа расстался резко. Разбудил меня ночью и сказал, что мы уезжаем. Потом отец объяснил, что та женщина плохо ко мне относилась. Хотя я ничего такого не замечал.