Мишкина каша

В декабре мы договорились, что я напишу о Центре Международного фонда защиты животных (IFAW) по реабилитации медвежат-сирот. Оставалось дождаться мишек, которые поступят в приют. Ждать пришлось полгода. То мишки слишком маленькие, их нельзя беспокоить и снимать, то поступили новые,  тоже не до журналистов, то медведей переводят в вольер. Потом мишек должны были доставить на самолете из Красноярска, и, конечно, это была бы грандиозная история привоза мишек в Москву и путешествия в центр реабилитации. Но красноярские мишки не прилетели, и стало казаться, что если мне и суждено будет добраться до центра, то увижу я в лучшем случае огромных медведей, а не мимимишных медвежат.

«Теоретически можно приехать, да. Только я не знаю, что вы увидите, мишки в вольере, их нельзя беспокоить», — предупредил меня по телефону в мае руководитель Центра IFAW Сергей Пажетнов.

Кого такие предупреждения останавливали? После того, как стало понятно, что поездка состоится, все, кто знал о ней, попросились со мной, включая мою консьержку. Сергей разрешил взять только фотографа. 

Ехать до деревни Бубоницы Тверской области почти 500 километров, доезжаете до города Торопца, который на век старше Москвы (одна улица и даже есть кинотеатр), потом еще час по проселочным дорогам, и вот она — медвежья деревня. В Бубоницах только мишки и выращивающий их персонал. Персонал видно, мишек нет.

Валентин Сергеевич ПажетновФото: Владимир Аверин для ТД

Мы с фотографом, одуревшие от дороги и почти родственники после шести часов разговоров, вломились в дом с логотипом Международного фонда защиты животных IFAW, который с 1996 года финансирует проект по реабилитации медведей в России. На средства  IFAW построили помещения и лесные вольеры для содержания медвежат-сирот, дома для сотрудников Центра, купили транспорт для перевозки животных.

«А вы кто?» — спросил нас хозяин дома, пожилой мужчина лет семидесяти (на самом деле ему 81 год).

Этого человека я знала. Валентин Сергеевич Пажетнов — создатель методики по возвращению медвежат-сирот в дикую природу. До него в нашей стране таких разработок не было. Маленьких медвежат-найденышей в лучшем случае ждал зоопарк или цирк. Идея Пажетнова состояла в том, что лучший учитель для маленького медведя — инстинкт. Отсюда и основной принцип реабилитации — следить и помогать, а не лезть к медведю с советами, он сам лучше знает, как ему выжить.

Валентин Сергеевич ушел звонить сыну Сергею, который и должен был нас принять. Мы же с Володей остались в комнате, где медведей больше, чем бревен. Если вы видели когда-нибудь профильные музеи вроде музея РЖД, метро или компартии, то вот тут так же, только вместо вагонов или портретов вождей — одни медведи. Плакаты на стене, плюшевые игрушки, брелоки, керамические статуэтки — только медведи и ничего кроме медведей.

«Тут журналисты приехали, Володя и Олег», — слышу я голос Валентина Сергеевича.

Читайте также В поисках лори   Владелец пятерых лемуров лори Владимир Буйневич о том, почему не надо заводить этих экзотических животных  

Говорила мне мама, что юбки надо носить, а теперь я Олег.

Через минут десять появился Сергей. Он биолог-охотовед и 20 лет, с самого открытия центра, занимается реабилитацией медвежат-сирот. Как же ему не надоест-то? Ведь уже 227 медведей вскормил и выпустил. Масштаб как у воспитательницы в детском саду с 30 летним стажем.

— О, это вы, хорошо! Наташа, да? А то мне сказали «Володя и Олег», я удивился, — Сергей пожал нам руки. На уставшую от детей воспитательницу детского сада он похож не был.

— Ну, на кормление в двенадцать вы уже опоздали, только в два часа теперь. Медведей на карантине мы вам не покажем. На кормление сходим, но издалека посмотрите, я не знаю, что вы там увидите, но сходим, только быстро, — продолжил Сергей и предложил проводить нас в домик для гостей.

В Центре по реабилитации медвежат-сиротФото: ©IFAW/Sergey Pazhetnov

— Знаешь, а я думал, что мы снимем счастливых воспитателей медвежат, которые высоко подбрасывают маленьких мишуток в воздух, — признался Володя.

— А я думала, что буду сама кашу им варить, кормить их и хороводы водить. Один мишка полюбил бы меня, и его переименовали бы в Наташу, — ответила я откровенностью на откровенность.

Маялись мы час, потому что в Бубоницах не ловит сотовая связь и нет Интернета. Полное погружение в свои мысли и ощущение ломки без социальных сетей.

Поэтому в 13.40, чуть раньше назначенного срока, мы уже в нетерпении толкались около кухни, где для животных готовят завтраки, обеды и ужины. Подошел Василий — сын Сергея Пажетнова. Он тоже биолог-охотовед. «Уезжал учиться, и вот, вернулся», — с чувством собственного достоинства сообщил нам Василий. Ему чуть меньше 30, и он тоже работает в Центре IFAW по реабилитации медвежат. Василий стал готовить мишкам кашу: около семи литров на восьмерых медвежат. Я скакала вокруг серьезного и молчаливого мужчины с идиотскими вопросами о любимых медведях, рецепте каши и с коронным: «А вы зачем этим занимаетесь?» Но чем моложе Пажетнов, тем менее он разговорчив.

Сергей ПажетновФото: Владимир Аверин для ТД

«Готовы? — неожиданно появился Сергей. — Тогда пошли. Только надо надеть сверху вот это».

Он протянул нам два больших зеленых анорака, чтобы мы не сильно между деревьями отсвечивали и медведей не пугали.

Читайте также Александра Кокшарова: Собачье дело   Собаки-терапевты из фонда «P.E.T» раньше были бездомными. Теперь вместе со своими хозяевами они приезжают в хосписы, детские дома и дома престарелых, чтобы помогать людям  

Так мы и пошли, цепью — Василий с ведром, Володя с фотоаппаратом и я с Сергеем. С каждым шагом я понимала, что приехали мы больше на людей посмотреть, а не на медведей. Их нам минуты на три покажут, максимум. 

«Медведи чувствуют человека, как вид. Они просто ощущают присутствие другого животного. Если людей будет много, это формирует привязанность, поэтому мы минимум времени проводим с медвежатами: покормили и уходим. Все по методике», — поясняет Сергей.

Я спросила, менялась ли методика. Оказывается, да. Сначала думали, что медведей надо учить по лесу ходить и берлоги строить. Так и ходили по весне: человек-провожатый, а за ним пять-шесть медвежат. Я, когда это услышала, подумала, что шутка. Но потом увидела фотографию в книге Валентина Сергеевича, на которой натурально идет человек, а за ним выводок медведей.

В ходе многолетних исследований выяснилось, что медведей водить в лес не надо, и берлогу они сами умеют строить — найдут корневище, выкопают яму и залягут, как будто всю жизнь лежали.

Когда медвежат-сирот привозят в центр, никто не может с уверенностью сказать, что они выживут. Иногда их находят совсем маленькими, еще глаза не открылись. Застудить новорожденных мишек ничего не стоит, и, пока их довезут до Центра, пока начнут лечить, болезнь может уже так прогрессировать, что спасти медвежонка не удастся.

Кормят медвежат смесью для выкармливания собак, она подходит им больше, чем коровье молоко. Смесь везут из Штатов, что увеличивает ее стоимость почти вдвое. После приема пищи мишкам положен массаж живота, он имитирует движения медведицы, которая вылизывает их языком и тем самым стимулирует работу кишечника. Пажетновы этот массаж и делают вместо медведицы.

В Центре по реабилитации медвежат-сиротФото: ©IFAW/Sergey Pazhetnov

Но особая наука — приучить медведя есть из миски, а не из бутылочки с соской. Тут как только не приходится извращаться и заставлять медвежат отказываться от удобной соски в пользу языка, которым так сложно зачерпывать молоко. Но ведь осенью их отправят обратно в лес, где никаких сосок и «приемных родителей» уже не будет.

Главное событие нашего путешествия — кормежка — заняло минут пять от силы. Фотографа подпустили ближе, а я тусовалась за оградой. Нет, а вот где кадры, как я тискаю медвежат, где медвежонок, который бежит ко мне, и которого назовут в мою честь Наташей?

Медвежата прильнули к мискам, словно волосатые поросята, и жадно зачавкали, но съели не все. После трапезы Василий собрал миски, вышел из вольера, тщательно все вымыл, и мы двинулись в обратный путь.

В пять часов мы с Володей были в гостевом домике. Господи, что ж мы тут до завтра делать-то будем без интернета? Однако дело нашлось — Сергей и его жена Катя, которая тоже занимается реабилитацией медвежат, зашли рассказать о проекте и показать фотографии.

Василий ПажетновФото: Владимир Аверин для ТД

Правда, к восьми часам, времени их прихода, у меня был все тот же вопрос: «Как они тут со скуки не умерли?» Как-то я его приличней формулировала, но суть была такая.

— Как это, что интересного? Нет, ну медведи все же разные. У нас в январе появляются первые мишки. Мы их подлечиваем, выкармливаем, потом переводим в вольер, а в октябре-ноябре выпускаем в лес. Теоретически декабрь — единственный месяц, когда мы без медведей, — описывает мне Екатерина свой рабочий год.

— Нам звонят иногда и спрашивают: «А у вас медвежья ферма?» — продолжает Екатерина.

И я могу понять людей, которые называют центр реабилитации фермой, здесь и правда четкий цикл и регламент работ. Только «ферма» работает не на разведение и продажу медведей, а компенсирует вред, причиненный человеком.

Медведица убегает, если рядом с берлогой ведется заготовка леса, например, или кто-то пошел в лес с полоумной, лающей собакой гулять, или все-таки браконьеры.

— Напишите, что благодаря IFAW берложья охота была в России запрещена. Теперь все-таки случаев, когда медведицу убивают, стало меньше, — с нажимом говорит Сергей.

После того как медведица покинула берлогу, медвежатам остается жить считанные часы.

— Нам звонят, что услышали писк или нашли медвежонка, и мы тут же едем за ним. Чем быстрее приедем, тем больше шансов, что медвежонок выживет, — продолжает Пажетнов.

В разговор вступает Катя и рассказывает, как этой зимой после звонка в Центр реабилитации они с мужем, как спасатели Малибу, прыгнули в свой внедорожник и понеслись в ночи забирать найденного новорожденного медведя.

— Иногда к нам поступают мишки, по которым видно, что они людей не боятся, к рукам привыкли. Значит, какое-то время их держали дома. Не нужно этого делать, медведь — дикий зверь, контактов с людьми вообще не должно быть, — говорит Сергей и наливает чай себе и Кате.

— Например, в каждой медвежьей группе есть нытик. Так каждый год бывает, — объясняет Катя. — Обязательно попадется спортсмен или, вернее, бесстрашный медведь, который прыгает из коробки, первым выходит из вольера, первым начинает есть из миски. Еще есть драчуны, эти обычно держатся по двое, бывают медвежата-аккуратисты.

В Центре по реабилитации медвежат-сиротФото: ©IFAW/Sergey Pazhetnov

В этом году нытика зовут Малыш. Его обнаружили лесорубы, мать сбежала, люди побоялись лезть в берлогу сами, пустили собак. Одного медвежонка загрызли, а Малыша вытащили, и Пажетновы его забрали.

Читайте также Журавль в руке   Журналист Михаил Казиник и фотограф Михаил Доможилов побывали в Хинганском заповеднике, где люди учат летать журавлей  

Развернулась целая операция по спасению малыша — приехали ветеринары из Москвы, провели под наркозом операцию, зашили, и он все-таки выжил. Хоть и нытик, зато живой.

Всех этих медвежат выпустят в лес в октябре. Они еще наберут вес и совсем скоро залягут в берлогу. Все малыши будут с желтыми метками в ушах, что помогает отслеживать, работает ли методика. Уже после нашей встречи Сергей прислал мне фотографии медведицы с желтой меткой в ухе с двумя медвежатами.

«Хорошего привезли медвежонка, совсем дикого», — вспоминала я слова Сергея на обратном пути в Москву. И еще вспомнила, как Сергей и Катя закатывали рукава и показывали царапины от медвежьих лап и зубов. Раз мишки шипят, царапаются и лапами на людей машут, значит, шансов выжить в лесу у них много. В медвежьих яслях, в отличие от детского сада, дикость приветствуется.