Александру Макееву тридцать девять лет, его сыну — три года. Он говорит, что именно рождение ребенка как-то перевернуло его сознание: стал думать о том, кто мы такие и откуда взялись, кто были наши предки и что с ними произошло. В семье Александра знали, что его прадедушка, немец и лютеранский пастор Вольдемар Вагнер, в 1930-е попал в лагеря и там погиб — но никаких подробностей. «Один раз в школе рассказал, что он был пастором и сидел в лагере. Назвали его, конечно, фашистом, сказали, что правильно арестовали, — пришлось драться».

Макеев рос в Томске, там же окончил истфак университета, защитил диплом по сибирскому старообрядчеству — и убрал его подальше: «Нужно было зарабатывать как-то на жизнь». Играл в рок-группе на гитаре, занимался звукорежиссурой и сведением: «И как диктор работал, и музыку сводил, писал, на площадке работал — много всякого. Занимался этим больше десяти лет, получается». Пожил в Санкт-Петербурге и однажды даже побывал в церкви, где до ареста служил прадед, — на 1-й линии Васильевского острова. Женился, вместе перебрались в Москву. И примерно тогда же начались поиски.

Александр Макеев в библиотеке Музея истории ГУЛАГаФото: Светлана Софьина для ТД

«Три года назад моя тетя, сестра папы, отдала мне практически все документы, что у нее остались от бабушки, и в том числе было ее свидетельство о рождении, наполовину на русском, наполовину на немецком — очень такой любопытный документ. И свидетельство о браке, где она меняла фамилию на Макееву. С этого момента я понял, что у меня есть нужная цепочка».

Первые запросы он направил в УФСБ по Санкт-Петербургу и в УФСБ Саратова. И поразился, когда примерно через месяц из обоих управлений пришел ответ: дела есть, приезжайте знакомиться. Александр съездил в Саратов — но без особых успехов: «Предварительно позвонил в ФСБ саратовское. Кто-то взял трубку, я кому-то сказал, что приеду. Кто-то сказал: “Хорошо”, и я поехал. Первую свою ошибку я осознал сразу: надо было узнать, с кем я разговариваю, письменное какое-то получить подтверждение. Дело мне никто не приготовил, естественно. Я там проторчал целый день, на месте написал еще одно заявление: “Прошу выслать копии по почте” — и уехал несолоно хлебавши». Но через месяц копии листов затребованного дела лежали в почтовом ящике Макеева, а в них — ключи к тому, где искать дальше.

«И я начал в рабочее время заниматься совсем другими делами», — усмехается Александр.

Три брата 

В следственном деле прадедушки Александр прочитал его анкету и автобиографию — и поразился: выяснилось, у Вольдемара Вагнера было три старших брата и сестра и все братья оказались в ГУЛАГе. Никто в семье об этом не знал. Поискав их по открытым базам («Открытый список», база репрессированных «Мемориала»), Александр начал рассылать запросы уже в каких-то промышленных масштабах: Красноярск, Саратов, Новосибирск, даже Азербайджан! Чтобы не запутаться, подключил планировщик Trello: напоминание срабатывало, когда истекал положенный по закону срок ответа. Значит, пора поторопить ведомство. Где-то помогало процитировать закон «О реабилитации», где-то — пригрозить обращением в прокуратуру. Из Азербайджана дело одного из братьев, Ивана Вагнера, прислали после эмоционального письма на имя главы СГБ (Служба госбезопасности, аналог российского ФСБ) о том, что правнуки должны знать могилы своих прадедов.

Семья Вагнер. В верхнем ряду слева: Александр Богданович Вагнер, в центре: Вольдемар Богданович Вагнер. В нижнем ряду слева: Эмануил Богданович Вагнер, в центре (третья слева): мать Вагнеров Доротея Петровна. Фото сделано, предположительно, в 1921 годуФото: из личного архива А. Макеева

Семья Готтлиба Вагнера (на русский манер его называли Богданом), прапрадеда Александра, жила в селе Рейнгардт Самарской губернии. Глава семейства был земским учителем, умер он еще до революции, в 1914 году. Старшим ребенком в семье была Елизавета, она родилась в 1883-м, через четыре года появился на свет Александр, затем Иван, Эмануил и, наконец, в 1898 году Вольдемар.

Рейнгардт, 20 августа 1928 годаФото: из личного архива А. Макеева

Александра Богдановича, самого старшего из братьев, арестовали в 1938 году, под самый занавес Большого террора, в Саратове. Он тридцать два года проработал учителем, был директором немецкой школы и дирижировал народным оркестром. ОГПУ-НКВД Саратова возбудило дело о немецкой шпионской организации, которая планирует свержение советской власти в случае нападения Германии на СССР. Во главе организации было два человека — учитель Александр Вагнер и его друг врач-офтальмолог Виктор Лихтнер.

Друга-офтальмолога расстреляли, а Александра Богдановича на десять лет отправили в лагерь — Усольлаг на территории современного Пермского края. Александр Макеев рассказывает, как нашел место его заключения и смерти: «Вместе с его делом мне прислали письмо его жены, в котором она пишет: “Прошу вас проинформировать меня, что случилось с моим мужем, последнее письмо от него я получила с адреса такого-то, Соликамск, Усольлаг”. Я подумал: раз он там сидел, должно что-то сохраниться, наверняка. Благо государство у нас супербюрократическое».

Александр БогдановичФото: из личного архива А. Макеева

Правнук не ошибся: в УФСИН Соликамска сохранилось лагерное дело заключенного Александра Вагнера. «Пободавшись» за его рассекречивание, Макеев получил семьдесят листов этого дела в свой почтовый ящик — и оригинал фотографии Александра Богдановича из учетной карточки.

Фото было сделано в тюрьме № 2 Саратова, на нем — старик, хотя в момент ареста Александру Вагнеру был пятьдесят один год. В лагерном деле — записи о здоровье заключенного: сначала первая категория, здоров — лесоповал. В 1941—1942 годах Усольлаг голодает, смертность огромная. Начинаются медкомиссии и понижение категории: с общих работ Александра Богдановича переводят на должность дневального, потом — истопника. Последняя комиссия актирует его и признает хроником: при росте более 170 сантиметров он весит 54 килограмма, у него отекают ноги, передвигается с трудом. За перечислением диагнозов следует рекомендация, которая звучит как бред или злая шутка: «Использовать в качестве скрипача». Дальше — благодарность за общественную деятельность, видимо, Александра Богдановича все-таки использовали как скрипача в лагерном театре или самодеятельности. И последний листок — акт о погребении на кладбище поселка Нижнее Мошево. Сейчас на этом месте тубдиспансер УФСИН. В лагере Александр Вагнер продержался семь лет.

Эмануил БогдановичФото: из личного архива А. Макеева

Эмануил Вагнер в ГУЛАГ не попал, но попал под массовую депортацию немцев в 1941 году — тогда из Поволжья и других регионов выслали почти миллион человек. На сборы давали 24 часа, гнали пешком к железнодорожным станциям и отправляли в Казахстан и Сибирь. Так семья учителя Эмануила Богдановича — он сам, жена и двое сыновей, пятнадцати и тринадцати лет, — оказалась в Красноярском крае. Через три месяца Эмануила забрали в трудовую армию: немцев призывали в нее через военкомат, но по факту отправляли в лагеря и на стройки. Еще через полгода в трудармию мобилизовали шестнадцатилетнего старшего сына. Эмануил вернулся через пять лет, привез из трудовой армии туберкулез. В 1947 году семья переехала к старшему сыну в Бугуруслан Оренбургской области, где Эмануил Вагнер работал ночным сторожем.

Иван Вагнер был белой вороной в семье: все интеллигенты, учителя и священник, а он — рабочий, армейский оружейник. Сначала служил в царской армии в Тифлисе, потом его мобилизовали еще на два года в Красную армию. Вернулся как раз во время страшного голода в Поволжье начала 1920-х и в поисках лучшей доли уехал в Баку. В 1934 году он попал в первую волну шпиономании и национальных репрессий: когда немцев стали арестовывать и осуждать в «альбомном» порядке еще до начала Большого террора.

Иван Богданович пострадал потому, что как нуждающийся (в Азербайджане он жил в страшной нищете) получал деньги от общества взаимопомощи Brüder in Not — «Братья в нужде». Оно было организовано в 1922 году выходцами из Поволжья — немцами, которые уехали в Америку и в Европу и пытались как-то помочь родственникам и просто бедным людям, оставшимся в Советском Союзе. В 1930-х годах это общество в СССР было объявлено фашистским. Но заграничные немцы продолжали помогать советским, только слали эту помощь теперь не официально, через Торгсин, а с помощью частных пожертвований.

Иван БогдановичФото: из личного архива А. Макеева

Помощь «Братьев в нужде» и стала основой дела Ивана Богдановича: он получал ее сам, давал адрес друзьям, а еще, выпив, ругал советскую власть. Он получил всего три года, по тем временам не так уж много. Оказался в девятом Ахпунском лагпункте, сейчас это поселок Темиртау Кемеровской области. Там располагался открытый рудник, где вручную добывали железную руду. В личном деле заключенного Ивана Вагнера есть карточка с зачетами трудодней: при выполнении норм день в заключении обещали считать за полтора, а при перевыполнении — сократить срок еще существеннее. Иван Богданович работал без пропусков и болезней — сказывался опыт чернорабочего на воле. И вдруг в деле справка: все трудодни обнулить, ничего не засчитывать. А следующий документ — акт о смерти от крупозного воспаления легких.

«Может, он надеялся освободиться и сдал сразу после этой новости о трудоднях? — рассуждает Александр Макеев. — Продержался почти до конца срока своего, но не выдержал…»

Прадедушка Вольдемар

Младший из братьев Вагнер, Вольдемар, уехал из родного Рейнгардта в 1926 году: знакомый пастор предложил ему пойти на пасторские курсы и попытаться устроиться в Ленинграде. Вольдемар Богданович был уже семейным человеком: пока он учился в Ленинграде, в Рейнгардте оставалась жена Паулина с четырехлетней Фридой (впоследствии бабушкой Александра) и новорожденной Гильдой. В 1930 году у них родилась третья дочка, Изольда, а через год вся семья переехала в Ленинград — Вольдемар стал пастором в церкви Святой Екатерины.

Вольдемар, 1 сентября 1932 года, ЛенинградФото: из личного архива А. Макеева

В качестве пастора Вольдемар связывался с уже упомянутыми обществами взаимопомощи — «Братья в нужде» и ему подобными — и отправлял им списки бедных прихожан и своих нуждающихся родственников. Эти общества, связь с опальными лютеранскими пасторами, публикации в американской газете, куда он писал еще студентом, — все это припомнили Вольдемару Богдановичу на следствии. Арестовали его в марте 1935 года, когда он садился в «дачный поезд», чтобы ехать в Ленинград из Слуцка, где жили Вагнеры. Осудили на пять лет и отправили сначала в лагпункт Суслово рядом с Мариинском (Кемеровская область), а потом — в лагерь вблизи железнодорожной станции Яя на территории современной Кемеровской области. Там он работал счетоводом на швейной фабрике — и там же терялся его след. В 1957 году семья получила свидетельство о смерти Вольдемара Вагнера, где было написано, что он умер в 1942 году от заболевания почек. Как выяснил через много лет правнук, свидетельство фальшивое.

О том, что на самом деле Вольдемара Богдановича расстреляли в 1937 году, Александр Макеев узнал из дела СОЭ Паулины Вагнер. СОЭ значит «социально опасный элемент»: чуть лучше, чем если бы признали ЧСИР — «членом семьи изменника родины», потому что Паулину в итоге не арестовали, а сослали в Казахстан. Ее дело хранилось в архиве МВД Санкт-Петербурга, и в нем Макеев прочитал: «Муж приговорен по первой категории». «Первая категория» на языке Большого террора — расстрел.

Карточка оперативника Южакова, который вел расстрельное дело главного герояФото: из личного архива А. Макеева

«Оказалось, что его буквально за полторы недели осудили в самом начале Большого террора, как только началась акция по приказу № 00447, печально известному. Ну а что? Он немец, пастор. Вместе с ним сразу пять священников. Те, которые на глазах были, на кого было проще всего добыть что-то, с них и начали», — рассказывает Александр. На расстрельном деле он не остановился: запросил в архивах протокол судебного заседания, приказание на основании этого протокола и акт о расстреле. «Вместе с Вольдемаром расстреляли 27 человек. И мне прислали полностью открытые документы: видны фамилии не только тех, кого расстреливали, но и тех, кто расстрелял. И подписи все».

Первый, кого нашел Александр, — оперуполномоченный 3-й части Яйского отделения Сиблага НКВД Николай Южаков, который вел дело в лагере и написал, что «полагал бы» приговорить пастора Вагнера к расстрелу. Фото, анкета, награды: орден Красного Знамени, орден Красной Звезды, медаль «За боевые заслуги». И места службы в годы войны: колония в Томске, тюрьма в Новосибирске, лагерь в Мариинске.

«Я не собираюсь организовывать никаких судебных дел, я хочу просто увидеть их лица. Просто для себя, — говорит правнук Вольдемара Вагнера. — Мне хочется знать правду. Я сам потом могу решить, что мне делать с этой правдой. И рассказываю об этом другим — что вы тоже так можете».

Жизнь и любовь Паулины Вагнер

По какому-то невероятному совпадению в то самое утро, когда Александр обнаружил в своем почтовом ящике расстрельное дело прадеда, он договорился о встрече с живущей в Москве двоюродной тетей: она упомянула, что нашла какие-то бумаги прабабушки Паулины, приезжай, мол, посмотреть. Александр думал ошарашить тетю новостью про Вольдемара, но сделанная ею находка удивила еще больше.

«Она достает такой полиэтиленовый пакет с бумагами. Я смотрю: есть, во-первых, метрика прабабушки, где указаны ее родители, — неплохо, еще ветка следующая пошла для поиска. Свидетельство о браке, где указано, что она поменяла фамилию, — совсем прекрасно, цепочка родства доказанная. А потом смотрю — там же лежат письма. И шапка первого письма: станция Яя, 1937 год».

Паулина и Вольдемар, 1935 годФото: из личного архива А. Макеева

Александр держал в руках письма Вольдемара Вагнера его жене Паулине. «Паулинхен!» — писал он из лагеря в 1935 году. Рассказывал, что работать тяжело, но он скоро привыкнет, расспрашивал о маленьких дочерях, просил «выслать жиров» и рукавицы, которые нужны на сельхозработах в Суслове. Его расстреляли в сентябре 1937-го, письма закончились. Сейчас Александр готовит переписку прабабушки и прадеда к изданию в виде книги. Всего писем около пятидесяти, больше половины — на немецком языке. Издать письма хочет Музей истории ГУЛАГа, возможно, при участии лютеранской общины Петербурга.

Паулина Вагнер после ареста мужа продолжала жить в Ленинграде, ее объявили СОЭ только через два года — в 1937-м. Вольдемара допрашивал оперативник Южаков, а Паулина с тремя детьми (старшей — пятнадцать, средней — одиннадцать, младшей — семь лет) ехала в ссылку в Казахстан. Первое место, где они оказались, — поселок Акраб в 150 километрах от ближайшей железной дороги. В Ленинграде она была медсестрой в стоматологической клинике, но работать по специальности в ссылке не разрешалось, приходилось перебиваться случайными заработками.

Акраб, 1938 годФото: из личного архива А. Макеева

Было тяжело, но семья начала выкарабкиваться: обжились, переехали в Актюбинск. Но в 1942 году их из Актюбинска опять выслали — немцы же. На этот раз в поселок Родниковка. Как только смогли, вернулись в Актюбинск, но в 1948 году новый указ — запрет селиться в областных центрах для тех, кто был сослан как СОЭ. Под запрет попала сорокачетырехлетняя Паулина, ее одну выслали в Аральск, на солончаки. А дочерей под подпиской о невыезде оставили в Актюбинске.

«Их разлучили на восемь лет! Они не могли видеться, потому что находились под подпиской все. Только переписывались. В делах есть письма, которые дочери отправляли на имя Берии: “Просим вас прислать маму к нам, пусть она будет здесь под комендатурой, но мы сможем о ней заботиться”. И на все: отказать, отказать, отказать».

Умерла Паулина в городе Гае Оренбургской области в 1989 году.

Поиск, который изменил жизнь

На Вагнерах Александр не остановил свои поиски: сейчас ищет информацию о предках Паулины, урожденной Арнст, и прадедушке со стороны деда — по линии Макеевых, которые воевали вместе с Чапаевым, а потом были раскулачены и оказались в ссылках и лагерях. Отец Александра Макеева родился в ссылке в Казахстане.

Сейчас родители и жена поддерживают Александра, но так было не всегда: «Сначала мама переживала, говорила: “Зачем тебе это?” Где-то вот все-таки это сидит в нас: не надо лезть, не надо светиться. Народный опыт, его никуда не денешь, передается из поколения в поколение». Но сейчас все уже поняли, что он настроен серьезно, и тревога сменилась азартным интересом. «Жене пришлось, конечно, во все это вникнуть, я же дома перестал в какой-то момент на другие темы вообще говорить, — смеется Александр. — Отцу расшарил папку, в которую складываю все документы и новости, он следит, ему все обновления приходят».

Александр Макеев показывает портрет прадедаФото: Светлана Софьина для ТД

Александр четко помнит момент, когда понял, что его работа и его интересы в жизни совсем разошлись: когда читал про Вольдемара и вдруг осознал, что ему сейчас почти столько же лет, сколько тогда было прадеду. «Это настолько меня зацепило, что я решил: хочу этим заниматься дальше. Я уже могу делиться опытом своим, помогать людям».

Дальше события развивались стремительно: Александр через общих друзей в фейсбуке написал директору Музея истории ГУЛАГа Роману Романову, и в декабре 2017 года тот позвал Макеева на работу — готовить к открытию центр документации. Через два месяца центр уже работал. А Александр — тот человек, который встречает в этом центре людей и рассказывает, с чего начать. Если вам, как и ему три года назад, захотелось узнать, кто вы, откуда, кто были ваши предки и что с ними произошло.

Хотите, мы будем присылать лучшие тексты «Таких дел» вам на электронную почту? Подпишитесь на нашу еженедельную рассылку!