Что скрывает «Лефортово»

«Команда 29» — это совместный проект адвокатов, юристов и журналистов, которые защищают 29-ю статью Конституции России и права, которые она гарантирует: право на информацию, доступ к ней и ее распространение. Участники команды ведут реальные судебные дела и подробно их освещают.

Новый спецпроект «Команды 29» — «История госизмены, шпионажа и государственной тайны в современной России» — рассказывает, как возбуждают уголовные дела о государственной измене, почему обвиняемых по таким делам очень трудно защищать, кто становится этими обвиняемыми и как работают спецслужбы. Юристы команды подготовили аналитический доклад с судебной статистикой и разбором основных тенденций, а обвиняемые, их родственники и защитники поделились своими историями.

Правозащитник и журналист Зоя СветоваФото: из личного архива

Многие из этих историй первой услышала Зоя Светова — правозащитница и журналист. Ученые Валентин Данилов и Игорь Сутягин, радиоинженер Геннадий Кравцов, дипломат Валентин Моисеев, директор украинского оборонного завода Юрий Солошенко, многодетная мать Светлана Давыдова — все они становились героями публикаций Световой, а о деле Сутягина она даже написала книгу. «Очень страшно, что эти дела секретные. Мы знаем только обрывки какие-то, клочки», — так объясняет Светова свой интерес к судьбам обвиняемых в госизмене.

Около восьми лет Зоя Светова посещала обвиняемых и осужденных в московских изоляторах, в том числе в изоляторе «Лефортово», в качестве члена ОНК — Общественной наблюдательной комиссии. «Лефортово» — это место, где находятся арестованные по тем делам, где оперативное сопровождение или следствие ведет ФСБ. Даже адвокатам сложно пробиться к таким обвиняемым, а родственники могут неделями не получать свиданий и не знать, где их близкий.

«Я старалась понемногу из арестантов вытаскивать какую-то информацию, чтоб дальше что-то узнавать. Потому что иначе обо всех этих шпионских делах мы что-то узнаем, только когда уже вынесен приговор», — говорит Зоя Светова. Для своего проекта «Команда 29» взяла у Световой подробное интервью.

Мы публикуем отрывок из этой беседы, в котором Зоя Светова рассказывает, что читают начальники СИЗО, зачем арестованных за шпионаж переодевают в тюремные робы и подсылают к ним «наседок» и как громкое дело домохозяйки Светланы Давыдовой помогло освободиться из «Лефортово» простому крымскому парню Сергею Минакову.

Записки диссидентки

— Чем отличается «Лефортово» от других изоляторов, где вам приходилось бывать?

— Это тюрьма повышенной изоляции. В других СИЗО, конечно, есть мобильные телефоны. В другие СИЗО приходят адвокаты. Вы можете по мобильнику позвонить, вы понимаете, что к вам придет адвокат сегодня или завтра, или послезавтра. А здесь к вам неделю как минимум никто не придет. Или у вас будет адвокат по назначению.

Но самое удивительное, что из той же Лефортовской тюрьмы я получала письма от Геннадия Кравцова: я ему задавала вопросы, это было как интервью, и письма проходили цензуру. Но это было уже после осуждения.

— Вы писали ему прямо в изолятор и задавали вопросы?

— Да. Перед этим я и Кравцова, и других посещала в СИЗО как член ОНК Москвы. Естественно, когда мы посещаем заключенных, нас всегда сопровождают сотрудники тюрьмы. В «Лефортово» с нами всегда ходил заместитель начальника СИЗО, бывший следователь КГБ Виктор Шкарин, который вел дело ученого Вила Мирзаянова.

Следственный изолятор №2 «Лефортово». Вышка наблюдения и колючая проволока на стенах и заборе СИЗОФото: Антон Белицкий/Коммерсантъ

Такой вальяжный, симпатичный полковник, лет 60, мы с ним очень мило беседовали. Он знал, что моя мама сидела в «Лефортово» в 1982 году, говорил, что читал записки моей мамы (мать Световой, диссидентка Зоя Крахмальникова была арестована за распространение самиздата и написание статей на религиозную тематику; после освобождения опубликовала свои воспоминания из «Лефортово» — Прим. ТД). Я стала воображать, что он тогда был молодым сотрудником, работал в «Лефортово» и так полюбил мою маму — мама была очень красивая, — что навсегда ее запомнил.

Мне было совершенно неизвестно, кто такой Шкарин, и я стала гуглить. И тогда мне попалась книга Мирзаянова, которого обвиняли в разглашении гостайны за рассказ о химическом оружии. В книге он пишет: «Следователь КГБ Виктор Шкарин». Я написала Мирзаянову: «Шкарин Виктор Антонович — это ваш следователь?» — «Да, это мой следователь». Описываю его внешность, и он подтверждает: «Да, это он». В следующий раз, когда мы приходим в «Лефортово», я говорю Шкарину: «Виктор Антонович, я тут узнала, что вы были следователем у Мирзаянова». Он краснеет, бледнеет — но не отрицает этого! Он, конечно, скрывал, не хотел говорить, что был следователем КГБ.

Геннадий Кравцов в МосгорсудеФото: Сергей Савостьянов/ТАСС

В «Лефортово» этот Шкарин с нами везде ходил. Вот мы заходим к этим заключенным: шпионам, госизменникам — и по закону об общественном контроле мы, как тюремные посетители, не имеем права говорить об уголовном деле. Но конечно же, мы старались что-то узнать. Юрий Солошенко, когда мы пришли к нему, пытался рассказать, что не виноват, что всю жизнь служил Советскому Союзу, родине, и хотя он в последние годы уже на Украине жил, он очень жалеет, что у нас такие плохие отношения. Кравцов мне быстренько сказал фамилию своего адвоката — так я нашла его жену, смогла с ней пообщаться и узнать суть его дела.

«Ты остаешься совершенно голым»

— Что они вам рассказывали о методах работы ФСБ?

— Юрий Солошенко — пожилой человек. Конечно же, его запугивали очень сильно. Валерий Селянин, которого обвиняют в продаже ламп двойного назначения иранцам, говорил, что его тоже пугали. Мне кажется, на таких людей достаточно оказать психологическое давление. Тем более если человек не молодой, если за ним семья — конечно, люди ломаются.

Моя мама, которая оказалась в «Лефортово» за то, что издавала книги религиозного содержания, рассказывала, что ее тоже не били. Но когда тебе говорят, что, если ты не признаешь вину, то получишь большой срок, угрожают посадить твоих детей, — этого достаточно.

Само «Лефортово» — очень страшная тюрьма. Переход с воли в «Лефортово» очень страшный. В изоляции, в этом карантине… С человека снимают одежду, дают ему какие-то лохмотья, робу тюремную.

— Сейчас это там происходит? Арестованных переодевают в робы?

— Да, именно так. Когда мы только начали работать в ОНК, мы даже не поняли, что происходит что-то не то, думали, так и надо: нам объяснили, что вещи отдают на «прожарку». То есть дезинфицируют одежду, чтобы не было никакой инфекции, никаких болезней. Но в других изоляторах этого нет, только в «Лефортово»! Даже трусы и лифчики другие выдают. Психологически это очень тяжело, это унижает. Ты остаешься совершенно голым. А ты еще даже не осужден!

И вот, ты сидишь в одиночке, в карантине, в не своей одежде — и нет никакой связи. Адвокат не приходит, неделю, две может не приходить, потому что там идет согласование со следователем, и пока его к тебе пустят… Это очень страшно.

Следственный изолятор «Лефортово»Фото: Петр Васильев/PhotoXPress.ru

— Вы встречали в «Лефортово» «наседок»? («Наседкой» на тюремном жаргоне называют человека, который является агентом следователя или оперативника и специально посажен в камеру к обвиняемому, чтобы собрать сведения или добиться определенных показаний — Прим. ТД)

— Еще моя мама рассказывала, как она сидела с «наседкой» — обвиняемой по делу о хищениях в Елисеевском магазине. Она мою маму пугала: «Вы не выдержите в колонии, вам надо признать свою вину, вы в колонии умрете». Эти все методы стары как мир и продолжают использоваться.

Со Светланой Давыдовой сидела «наседка». Какая-то мошенница. Она там растеряла свое здоровье. Отбывала срок в изоляторе вместо колонии и все время, бедная, болела. Я тюремщикам говорила: «Пожалейте вы эту женщину! Чего вы ее не лечите? Она на вас работает вообще-то». Они делали вид, что ничего не понимают, но в конце концов в последний раз мы ее видели в тюремной больнице, она лежала там еле живая. И вот она должна была пугать этих женщин, следить за ними и рассказывать оперативникам потом все: что эти обвиняемые говорят, как они себя ведут.

Морячок из Феодосии

— Но Светлану Давыдову она не запугала?

Светлана Давыдова на выходе из СИЗО «Лефортово»Фото: Филипп Киреев/РИА Новости

— Светлана Давыдова вообще была самая смелая, она не боялась и сама себя спасла. Ее разлучили с грудным ребенком, и молоко у нее пропало, происходили страшные вещи. А после того, как ее освободили, нам удалось вытащить еще одного человека, который сидел там одновременно с Давыдовой. Для меня то, что с ним случилось — это верх липового дела.

Пришли мы в камеру, а там сидит такой парень, моряк. Зовут его Сергей Минаков. Ощущение, что он свалился с дерева, с Луны или я не знаю откуда. Сигарет у него нет, а все родственники — в Крыму.

Его обвинили в шпионаже: якобы в 2008 году он с гражданского корабля в Черном море пересылал СБУ Украины смски о расположении российских военных кораблей. Он говорил, что ничего этого не посылал. Он вообще был такой явно случайно схваченный человек. Голосовал даже за аннексию Крыма — и тут его обвиняют в работе на украинские спецслужбы. Сам он считал, что его заказала бывшая теща: он разошелся с женой, и теща хотела получить его квартиру.

— Теща и квартира находятся в Крыму?

— Да, в Феодосии. Удивительная история, я ее до конца не поняла и очень бы хотела узнать, как там было на самом деле. Когда мы поняли, что Светлану Давыдову освобождают, а дело Минакова ведет тот же самый следователь Михаил Свинолуп, я через знакомых журналистов нашла телефон жены Минакова. Пишу ей в Крым: давайте я найду вам хорошего адвоката, заключите с ним договор, он спасет вашего Минакова. Они заключили по электронной почте договор с Иваном Павловым и написали Элле Памфиловой, она тогда была Уполномоченным по правам человека.

И вот, Павлов собирается вступить в дело, его все не пускают в СИЗО, а я по другому какому-то поводу звоню тому самому заместителю начальника изолятора Шкарину. Он мне говорит: «А вы знаете, что вашего морячка отпустили на свободу?»

Я думала, он обманывает меня. Звоню родственникам Минакова: «Да, действительно, он позвонил, его отпускают. Но мы не можем его переправить обратно в Феодосию, потому что у него нет денег», — мол, помогите. Звоню ему, а он говорит: «Я нахожусь в туалете Белорусского вокзала». Приезжаю туда — действительно, он на Белорусском вокзале, мы сидим, пьем кофе в каком-то кафе. Я говорю: «Покажите мне вашу справку об освобождении». И там просто говорится, что он свободен, — а по какой причине, закрыто ли дело — ничего нет. «Сказали, что дело закрыто и я свободен».

— То есть о самом деле ничего не сказано?

— Пояснений никаких. Что это было? Почему он эти два месяца сидел? Нет фразы «по реабилитирующим основаниям». Когда я Ивану Павлову рассказала об этой справке, он спрашивал: может, Минаков признал свою вину, и его из-за этого освободили? Но нет, никакой вины он не признал.

У входа в следственный изолятор «Лефортово»Фото: Sergei Karpukhin/Reuters/PixStream

Пока мы с Минаковым разговаривали, его сын дозвонился до какого-то друга в Москве. Я вызвала такси, отвезла его к этому другу на Пятницкое шоссе, и потом он благополучно улетел в Феодосию. Теперь мне звонит, поздравляет с Новым годом и с 8 марта.

Он не понимал ничего: «У вас что тут, 37-й год? Что происходит? Почему меня схватили с моего корабля и потащили куда-то?» Он рано утром шел на работу, его схватили и привезли сюда, в «Лефортово». Он не совершал ничего из того, в чем его обвиняли.

Наверное, когда [следователи] поняли, что опять будет адвокат Павлов и новое, совершенно фейковое дело, когда вообще ничего не понятно и нет никакого «мяса» в этом деле, еще хуже, чем у Давыдовой, — они решили просто его выпустить, замять, словно ничего и не было. И это, конечно, анекдотично, но эта история очень счастливая. А остальные — со страшным концом.

Настоящие шпионы

— Вы рассказываете о явно сфабрикованных или явно сомнительных делах, а с настоящими шпионами вам приходилось встречаться?

— Был такой бывший милиционер из Московской области Евгений Чистов. Его мы тоже встретили в «Лефортово», он был обвинен в том, что передавал ЦРУ за деньги какие-то секреты. Он это признает. Чистову вменялось, что он выдал какие-то данные своих сотрудников. Мне, конечно, показалось это очень странным: что интересного может быть для ЦРУ в сведениях про сотрудников полиции Подмосковья? Но может, мы просто чего-то не понимаем.

Был и еще один человек, который говорил, что он настоящий шпион, но я, естественно, подробностей не знаю. Его зовут Леван Чарквиани. Это было дело, связанное с военно-морским флотом. Ему дали довольно много лет, 10 или 12, но его не отправили в колонию — он сидел в «Лефортово». Он все время говорил: да, я работал на ЦРУ, но я жду, что меня поменяют. В конце концов его освободили. Очень странно, что на президентском сайте нет никакой информации о его помиловании. Но он на свободе.

Еще один человек, возможно, был настоящим шпионом, но он говорил о себе мало: только то, что у него 275-я статья и он сотрудник Минобороны, разведывательного управления.

— А с сотрудниками ФСБ, оперативниками по таким делам удавалось пообщаться? С теми, кто заводит и расследует эти дела?

—  Мы с ними говорили, только когда мы приходили в тюрьму, и они требовали, чтобы мы подписали бумагу о неразглашении сведений. А так, чтобы поговорить, как и почему они эти дела ведут, — нет. Думаю, они ничего бы мне не сказали, что я не могу сама за них придумать: говорили бы, что все законно и обоснованно, что эксперты эти сведения изучили и поняли, что они секретные. Вполне возможно, они сами в это верят. А может быть и нет… Ведь тогда бы не отпустили Минакова.

Кстати, кто-то из адвокатов говорил, что следователь Свинолуп неплох по сравнению с другими сотрудниками, которые там есть. Был еще следователь Микрюков, который вел дело Солошенко. Он ему разрешал даже звонить из своего кабинета родным. Но он же говорил Солошенко, что его родные не должны брать адвоката Павлова, потому что у него жена американка и он сам шпион, и будет только хуже.

Это очень тяжело: мы поговорим с человеком, а потом двери закрываются, и он остается один.

Что происходит с обвиняемыми в госизмене в суде, кого судят прямо сейчас, как проходят такие процессы и почему мы ничего о них не знаем — читайте в специальном проекте «Команды 29».

Еще больше важных новостей и хороших текстов от нас и наших коллег — в телеграм-канале «Таких дел». Подписывайтесь!