Живой список

«Каждые четыре секунды как будто погибает один человек» — говорит Юрий Вульф. Он стоит напротив большого черного экрана, закрепленного на стене дома 10 на Конной улице. На экране медленно ползут фамилии, адреса, места захоронения: каждые четыре секунды сведения об одном человеке уходят наверх, а внизу появляется следующая строчка. Если захочется прочесть все фамилии, то стоять напротив экрана придется месяц — столько идут 630 тысяч имен из Книги памяти «Блокада».

На руках Юрия Вульфа — следы белой краски. На мой вопрос, откуда они, он говорит, что сегодня ездил на кладбище к могиле жены: 13 лет назад она умерла после аварии на Конной улице. Вообще, вся жизнь Вульфа связана с Конной. Он здесь родился, ходил в школу, работал, познакомился с женой и на этой же улице через 30 лет ее потерял. На Конной, 10 в блокаду умерла жена его деда, а мама с маленьким братом была эвакуирована, когда отец ушел в Народное ополчение.

«В августе 2016 года я ехал в машине и слушал «Эхо Москвы», —  вспоминает он. —  Там в передаче «Цена Победы» выступал Анатолий Разумов (историк и библиотекарь,  руководитель Центра «Возвращенные имена» при Российской национальной библиотеке — ТД.). Я уже приехал в гараж, но дослушал всю передачу до конца. На следующий день нашел его телефон, позвонил, и мы встретились. Он рассказал про сайт «Возвращенные имена», я его открыл, набрал запрос «Конная, 10», и появились 114 фамилий людей, погибших в блокаду в этом доме. Я сразу позвонил Разумову и сказал, что будем зачитывать этот список 8 сентября».

Юрий Вульф во дворе дома на Конной, 10Фото: Алексей Лощилов для ТД

И прочли: 8 сентября 2016-го на Конной, 10 собралось 12 человек. А спустя год — уже больше 40, в том числе родственники людей, которые жили тут в блокаду. В этом году на Конной вновь пройдут чтения.

«Десять лет назад я ездил в Сандармох и увидел, что на одном памятнике было написано: «Им дам я в доме моем и в стенах моих память и имя, которые не изгладятся. Исайя 56:5» Дам им имя и память в стенах! Не в книге, не в стихах, не в музыке, а именно — в доме и стенах».

К 8 сентября 2017 года Юрий Вульф выпустил книгу «Конная, 10. Память и имя», в которой в том числе собрал сведения о погибших в блокаду жителях дома. А в мае 2018-го на брандмауэре дома 10 был установлен экран и два стенда с фотографиями и историями семей. Вульф потратил на часть этого проекта около миллиона рублей (проект не до конца завершен).

«У меня нет никаких связей, но я в жизни не боялся что-то начинать, — объясняет он. — Собирать сначала деньги я не стал, жизненный опыт у меня достаточный — знал, что прежде надо сделать. Как будешь что-то предлагать, тебе скажут: «Да ничего не получится!» Все заняты своими делами, а обещанное всегда нужно доводить до конца. Черчилль говорил: «Никогда не сдаваться». Вот и приходится».

Мы идем во двор дома, заходим в арку. Юрий Вульф показывает на дверь одной из квартир: «Здесь жила уборщица Александра Павловна Васильева, в 1941-м году она родила девочку Любу. Эта девочка умерла первой в доме — в октябре 41-го, за ней в декабре умер семилетний брат, в январе 42-го — шестилетняя сестра. А в апреле умерла сама Александра Павловна. Выжила только одна ее дочка, которая попала в детский дом».

Блокада Ленинграда. Родственники везут на кладбище умершего от голода ленинградцаФото: RIA Novosti archive, image #324/Boris Kudoyarov/commons.wikimedia.org

Данные этих детей тоже в списке на экране — среди фамилий, которые медленно идут друг за другом. Вульф замечает: «Я  надеюсь, что на том свете меня встретят 630 тысяч человек и скажут: «Спасибо, что ты вытащил нас на белый свет»».

«Вы пишете, что я умер»

Дверь кабинета Анатолия Разумова в Российской национальной библиотеке не спутать с другими: на ней табличка Центра «Возвращенные имена», лист с изображением Александра Солженицына и его цитатой, визитка самого Разумова. Комната небольшая, полностью заставлена книгами. Ближе всего к рабочему месту историка стоят 35 томов Книги памяти «Блокада» — чтобы всегда были под рукой, объясняет он.

С конца 80-х Анатолий Разумов занимается подготовкой и изданием Книги памяти «Ленинградский мартиролог», а 15 лет назад запустил сайт «Возвращенные имена» — на нем размещаются имена погибших, пропавших без вести и пострадавших от сталинских репрессий. Через несколько лет на сайте были опубликованы и имена умерших в блокаду Ленинграда. Основа этих сведений — те самые 35 томов Книги памяти «Блокада», созданной по заказу комитета по социальной политике. Правда, на сайте «Возвращенные имена» эти сведения опубликованы с правками и дополнениями, потому что во время работы специалисты находили (и находят) искажения в написании фамилий, имен, отчеств. Какие-то имена умерших, по словам Разумова, отсутствуют.

Руководитель Центра «Возвращенные имена» при Российской национальной библиотеке, главный редактор многотомного издания «Ленинградский мартиролог» Анатолий РазумовФото: Олег Золото/Интерпресс/ТАСС

«Например, Даниил Хармс умер в тюрьме во время блокады. Есть он в Книге памяти? Нет конечно. Эти сведения мы добавляем на сайт. Еще выясняется невероятное: в Книге памяти встречаются имена людей, которые были расстреляны во время Большого сталинского террора. Оказалось, что в период первой «оттепели» родственникам расстрелянных давали лживые справки, как правило, «разбрасывая» даты смерти на годы войны. Если эти даты не менялись в загсах по заданию госбезопасности, мы исключаем таких людей из Книги памяти «Блокада», но даем отсылку к Книге памяти «Ленинградский мартиролог». Во время работы у меня возник вопрос: к примеру, солдат, воевавший в кольце блокады и умерший от дистрофии, тоже блокадник?  Казалось бы, такие люди должны быть в Книгах памяти о войне, но они не все там указаны. Они должны быть помянуты в Книге памяти «Блокада». А те, кого удалось эвакуировать в тяжелейшем состоянии, но они умерли в эшелонах или погибли вскоре в эвакуации — тоже ведь жертвы блокады».

Видимо, эти новые имена станут основой 36-го печатного тома Книги памяти «Блокада». Мыслей о том, что еще нужно сделать, у Разумова много — например, разместить на сайте «Возвращенные имена» сведения о тех, кто пережил блокаду.

Каждый год историк сталкивается с удивительными историями. «Как-то звонит человек: «Вот вы на сайте пишете, что я умер. Я жив! Меня эвакуировали по Дороге жизни, я был призван в армию, воевал, в 70-х годах репатриировался с женой в Израиль». Даже фотографию прислал».

А однажды Анатолий Разумов решил проверить имя девочки, чье «блокадное меню» (лист с написанными блюдами, которые она хотела съесть, если выживет) было размещено в экспозиции музея блокады Ленинграда. Считалось, что девочка погибла, но Разумов не нашел ее данных в Книге памяти, зато обнаружил в списке эвакуированных. Стал искать в интернете — выяснилось, что она осталась в живых. Из Ленинграда ее эвакуировали, она воевала, потом уехала в Беларусь, стала доктором исторических наук. Несколько лет назад ушла из жизни. «Я нашел ее дочь, она мне все подтвердила, мы сопоставили почерк! — вспоминает Разумов. — Дочь сказала, что блюда с того листочка были ее любимыми — она ими кормила своих внуков».

Но, конечно, чудовищных историй больше: как муж и жена так и не встретились, хотя шли навстречу друг другу, как полностью вымирали семьи. «Для меня важны имена: называть, называть, называть. Всем этим людям не хватило защиты перед небом: они ушли так, как человек из жизни уходить не должен. Мой помощник, фронтовик и блокадник Юрий Петрович Груздев, считал, что ничего гаже войны человек не придумал. Он говорил, что если бы было возможно стереть свою память о войне, он бы согласился. А я бы нет. С этим надо жить. Желание забыть войну у тех, кто ее пережил, я понимаю. Но тем, кто потом живет, без этой памяти не шагнуть. Мы оттого, может, и топчемся: не хотим понять, что пережили катастрофу».

Санитарки оказывают первую помощь пострадавшим после первого обстрела в Ленинграде на Социалистической улице. ЛенинградФото: RIA Novosti archive, image #888/Vsevolod Tarasevich/commons.wikimedia.org

8 сентября возле РНБ на набережной Фонтанки, 36 Анатолий Разумов тоже будет читать списки погибших в блокаду библиотекарей. «Почему важно читать вслух? Есть люди, верующие во что-то, что выше нас — у них это потребность. Есть люди, которые десятилетиями ходят, зажавшись — и ничего не говорят. Вот пример: на Троицкую площадь в День памяти жертв политических репрессий пришел человек моего возраста, прочитал три имени. И говорит: «Я еще хочу вот о чем сказать. Когда я расспрашивал маму, что случилось у нас в семье, она всегда молчала или произносила: «Придет время, и, может быть, что-то расскажу». Потом пришло это время, и я снова подошел к ней с вопросом, а она ответила: «Знаешь, я не могу. Может быть, когда-нибудь». Прошло много лет, мама умерла, и я вдруг понял, что этот страх перешел ко мне, он во мне поселился. И я решился прийти на площадь».

«Родительская суббота»

8 сентября петербуржцы соберутся в разных точках города, чтобы прочесть имена людей, погибших в блокаду. Инициатором этой акции стал историк Лев Лурье, организацией занимается команда, которая два года подряд успешно проводила «День Д» — большой городской праздник в честь дня рождения писателя Сергея Довлатова (Лурье тоже был инициатором его проведения). Но в этом году они решили взять на себя подготовку именно Дня памяти. «Мне хочется, чтобы мои земляки имели такую «родительскую субботу», когда можно прийти и вспомнить, что в каждом доме — десятки и сотни погибших», — объясняет историк.

Организаторы договорились уже с несколькими десятками площадок о чтениях — это и организации (например, музей Анны Ахматовой, Эрмитаж, Российская национальная библиотека, Русский музей, Дом журналиста), и обычные жители во дворах. Символ акции — свеча, с ней люди могут прийти на чтения.

Анастасия Принцева и Лев ЛурьеФото: Алексей Лощилов для ТД

«Мы пытаемся договориться с максимальным количеством площадок по нескольким причинам, — рассказывает руководитель проекта Анастасия Принцева. — Во-первых,  чтобы в следующем году люди уже привыкли к акции, и она стала общегородской традицией. Во-вторых, чтобы жителям было удобнее дойти в одну или другую точку. В-третьих, будет  информирование с разных сторон: участники с каждой площадки сообщат об акции другим людям. В-четвертых, потому что мы хотим, чтобы было названо как можно больше имен. Мы не отказываемся ни от каких площадок: например, в одном из лицеев говорят, что у них перемена длится лишь полчаса, а имен очень много. Я отвечаю: «Хорошо, прочтите хоть 30 имен. Что тут страшного?» Или в одном театре: «Мои актеры выйдут на эту лестницу и будут читать, а никого не будет?» Я отвечаю: «Мы проинформируем, чтобы пришло как можно больше людей. Но даже если никого не будет — не страшно. Главное — прочесть имена, просто для самих себя»».

Акция проводится без участия городских властей. Фактически «Комитет 8 сентября» исполняет роль администратора, хотя и регулирует моменты, касающиеся стилистики акции. «Кто-то предлагает: давайте включим песню «Синий платочек»? —  рассказывает Анастасия Принцева. — Или в девять утра поставим детей репетировать, чтобы в 12 они смогли выстроиться в цифру 900? Кто-то спрашивает про песни и пляски — потому что у людей в голове 27 января (день снятия блокады — ТД). Люди умеют праздновать, но не умеют скорбеть. Но это день скорби. Нация, которая не умеет оплакивать свои трагедии, может забыть о том, что это была за трагедия — и влезть в другую».

Организаторы говорят, что им нужны волонтеры, которые будут помогать на точках, а при необходимости — читать списки. Анастасия Принцева признает, что найти волонтеров на «День Д» было проще, сейчас она порой слышит отказы с формулировкой «это как-то грустно». Лурье на это замечает: «Это полезная грусть».

Женщина и девочка-подросток тащат завернутый в одеяло труп по Невскому проспектуФото: RIA Novosti archive, image #762/Michael Trahman/commons.wikimedia.org

«Мне кажется, что блокада для Петербурга — такая же важная тема, как Холокост для евреев и геноцид для армян, — говорит он. — И ее неотрефлексированность приводит к еще большей угрюмости наших жителей и висит над нами как неисполненный долг. Кроме того, попытки присвоить этот праздник приводят к чудовищному кощунству: когда из полевых кухонь раздают еду, играют песни Шульженко и показывают военную технику. Ведь дело не в победоносной Красной армии, а в наших погибших прадедушках, прабабушках и других людях. Во всем мире умеют различать победу и память павших. Голландцы создали культ Анны Франк. Где культ Татьяны Савичевой?»

Узнать, кто погиб в вашем доме в блокаду, можно здесь. Каждый может прийти в одну из точек проекта, большинство чтений начинается в 12.00. Если вы хотите стать волонтером, обращайтесь сюда.

Еще больше важных новостей и хороших текстов от нас и наших коллег — в телеграм-канале «Таких дел». Подписывайтесь!