«Романтики на Севере не приживаются»

Чукотка, 25 километров от мыса Дежнева. Метеостанция Уэлен. Начальник — Виктор Владимирович Стружеков, 43 года стажа на полярных станциях.

Поговорили, попили чай, сходили «на срок» — сняли показания приборов. С вечера западный ветер сменился на южный – «южак». 

«Осторожно, погода изменится, — предупреждает синоптик. — Но ночью еще можно будет проскочить в соседний поселок Лаврентия — морем». Про ночь и море ошибся, уже в шесть утра было понятно: в дорогу можно не собираться.

Виктор Владимирович окончил Ленинградское арктическое училище в 1973 году. В конце 80-х, когда в стране начался развал, училище расформировали, людей разбросали по мореходкам, три или четыре года здание просто стояло пустым.

У выпускников училища была форма полярников: кожаные брюки, кожаная куртка, кожаная шапка. Северный шик. Спустя годы из всей амуниции осталась только шапка, но и та теперь без кокарды. Ее Виктор Владимирович надевает каждый раз, когда идет «на срок». Сюда, на восточный берег Чукотки, он приехал с женой в 1988 году. До поездки на Уэлен два года отработал в Ванкареме — на севере полуострова. Говорит, что школа для детей была только в четыре класса.

***

Станция — огромное одноэтажное здание, служившее пристанищем для десятков полярников и членов их семей. Штат полярной станции до 90-х годов составлял тридцать человек. Плюс жены полярников, дети — мини-коммуна, независимая от остального поселка. На Новый год с собственного мандаринового дерева собирали урожай и по три мандарина дарили каждому ребенку.

Виктор Владимирович СтружековФото: Андрей Шапран

С началом перестройки мандарины закончились, люди разбежались. Сегодня на станции работают всего несколько человек: две девушки — метеорологи из Новосибирска, жена Виктора Владимировича — уборщица и он — начальник станции.

***

— Могу приехать и пожить на станции?

— Конечно, можешь. Приезжай, сходим на охоту, в тундру.

УэленФото: Андрей Шапран

Именно на охоте с Виктором Владимировичем однажды приключилась непростая история. Вышел, кругом полярная ночь, ветер — единственный ориентир в бесконечной мгле. В какой-то момент ветер переменился. Охотнику пришлось сменить направление. Последний шаг пришелся на край плиты. Потом был полет — сегодня Виктор Владимирович говорит, что пролетел метров триста. Попал головой в сугроб и сломал ногу. Потом было возвращение — шесть часов ползком. Подобрали его полуживого на станции — напарник был «на сроке». Полгода ногу пришлось лечить.

УэленФото: Андрей Шапран

Были и другие, не менее опасные ситуации, когда неделями приходилось жить без топлива и денег. Тогда собирали солярку по старым бочкам на косе. Сейчас времена меняются, но нужные специалисты, например по аэронаблюдению, приезжают сюда неохотно.

***

Полураскинувшись на деревянном стуле у старого деревянного стола, Виктор Владимирович рассказывает истории — одну за другой, словно перелистывает страницы старого дневника. Перед ним окно с видом на поселок: море осталось в стороне, по левую руку. За спиной на стене висит чеканный портрет Дежнева и невзрачная цветная фотокарточка морского заката. Выйди на улицу за дверь — и все то же самое, но в идеальном и живом состоянии.

***

Была история: баржа судоходная — весь экипаж на берег сошел, на борту остался один моторист. Начался прилив, поднялся слабый ветерок, и баржу в открытое море унесло. Моторист спал, проснулся — открытое море, льды и вода. Баржу и моториста искали неделю с помощью вертолетов. На барже была рация, но определить свое местоположение человек не мог. В какой-то из дней баржу прижало льдами к маленькому островку. Светило солнце, и у меня спасатели решили проконсультироваться, чтобы узнать местонахождение человека.

Виктор Владимирович СтружековФото: Андрей Шапран

Я говорю: поставь палочку, она отбросит короткую тень, засеки время. Передали мотористу. Он такие данные и сообщил. Мы здесь, в Уэелене, на станции, посчитали — оказалось, баржу унесло в Провиденский район, село Нешкана, — это несколько сотен километров на юг. А искали баржу здесь, на восточном побережье. Отправили военный вертолет и спасли моториста. Морские течения на Чукотке очень сильные.

***

Станции теперь действительно закрывают — одну за другой, специалисты уезжают… На мысе Желания на Новой Земле был такой пример: закрыли станцию, пришел пароход «Сомов» и поставили автоматическую станцию. «Через какое-то время пришел белый медведь и разломал ее. Корабль еще до Диксона не успел дойти — станция перестала работать. Пришлось “Сомову” вернуться — медведи же разломали все!»

***

Здесь по всему северу однотипные станции — один дом и рядом другой, маленький домик, расстояние между ними небольшое. Но выйти без карабина нельзя — медведи могут появиться в любой момент. На станцию заходят. В прошлом году в октябре — только вернулись из отпуска — пришла белая медведица с двумя маленькими медвежатками и прямо на метеоплощадке улеглась. Два выстрела в воздух из ружья не произвели на нее никакого впечатления, так с медвежатами ее и фотографировали. 

Виктор Владимирович СтружековФото: Андрей Шапран

Потом она ушла, и через три дня ее уже видели на озере на расстоянии семидесяти километров. Стрелять приходится чаще всего в воздух на предупреждение. Бежать от медведя никогда не надо, и, если ты сам на медведя не полезешь, медведь сам на тебя вряд ли пойдет.

УэленФото: Андрей Шапран

Запас топлива на станции обычно делают не от сентября до сентября, а сразу на два года: никогда неизвестно, подойдет или не подойдет пароход, запас топлива должен оставаться. На Котельном однажды сложилась ситуация: пароход не пришел один год, не пришел второй, и мы остались без топлива. Что делали? Ходили по берегу, искали топливо в бочках по отливу. В шторма бочки нередко смывает с кораблей или барж.

***

— Вы смотрели фильм «Как я провел этим летом», вам понравилось?

— Нет. Там все не так.

— Но случай с радиоактивным заражением — реальная история для Севера?

Виктор Владимирович СтружековФото: Андрей Шапран

— Нет, конечно. Мы постоянно измеряем уровень радиации и, если что не так, сразу же сообщаем. Но теоретически, если на какой-то полярной станции стоял изотопник (батарея, за счет которой осуществляется постоянная автономная работа станции. — Прим. ТД) и его вдруг неожиданно разломали, то все может быть.

Романтики у нас нет, романтики на Севере не приживаются. А мне Арктика нравится — работа такая. На Диксоне я был, в Тикси был, на Новосибирских островах работал. Что бегать с одного места на другого? Работа везде одинаковая.

Еще больше важных новостей и хороших текстов от нас и наших коллег — в телеграм-канале «Таких дел». Подписывайтесь!