Почти семьдесят лет назад Рыбинское рукотворное море затопило большую часть Весьегонска. Это не первое затопление в истории города, он постоянно находился в зоне риска из-за разливавшихся рек. Сегодня Весьегонск снова под угрозой уничтожения: люди уезжают в поисках работы и больше не возвращаются. Но пустеющий город отказался безмолвно умирать — весьегонцы занялись краеведением, принимают туристов и развивают возрожденное производство вина из северных ягод
Родные кости
Если посмотреть на карту Весьегонска, на мгновение покажется, что город стоит на берегу южного моря: здесь есть Приморская улица и Приморский парк, а одна из улиц называется Дельская — производное от Дели. Говорят, раньше это имя носила деревушка, ставшая частью города, но откуда в Центральной России экзотическое название, созвучное с индийской столицей, никто не знает.
На самом деле настоящего моря здесь нет. Весьегонск — самый северный город Тверской области, стоящий на берегу Рыбинского водохранилища, на отшибе от привычных туристических маршрутов. Между Весьегонском и другими городами области на много километров простирается густой хвойный лес. Население — чуть больше шести тысяч человек, большинство домов — деревянные, с резными окнами на старинный манер, у ворот то тут, то там белеют перевернутые лодки: здесь много рыбаков. Работает одна школа и одна больница — в сложных случаях надо ехать по разбитым дорогам за 120 километров в Бежецк или за 250 километров в Тверь.
После моего приезда в Весьегонск дождь лил сутки и затопил часть трассы Тверь — Бежецк — Весьегонск — Устюжна. Рядом с колхозом «Родина», недалеко от города, частично обрушился старый мост через поднявшуюся из-за дождей реку Кесьму. В итоге дети не смогли вернуться домой из школы, расположенной в соседнем селе, и на время оказались отрезанными от родных.
Втайне я боюсь, что тоже окажусь запертой в городе из-за потопа.
«Не бойтесь: как придет время уезжать, так или иначе доберетесь до “Большой земли”. В крайнем случае автобус не проедет, а проплывет», — успокаивают меня сотрудницы гостиницы. Но иррациональный страх останется со мной до конца командировки.
Угроза затопления — не новое явление в истории Весьегонска. Город, образованный на месте древнего ледникового озера, в низине между реками Молога и Реня, регулярно затапливало с дореволюционных времен. В XVIII веке случилось такое сильное половодье, что одно из кладбищ размыло и гробы плыли вниз по течению Мологи. Сегодня в федеральных СМИ Весьегонск называют «тверской Атлантидой»: с 1941 по 1947 год три четверти города поглотило Рыбинское море — одно из самых больших в мире искусственных озер.
Для создания водохранилища затопили 434 тысячи гектаров земель, то есть территорию почти в два раза больше современной Москвы. Под водой оказалось 740 населенных пунктов, в том числе город Молога. Затопление краевед и мологжанин Юрий Нестеров сравнивал с «чудовищной, все разрушающей силы смерчем». В отличие от Мологи Весьегонску удалось выжить: часть города располагалась выше уровня водохранилища.
«Когда пойдем убирать косточки?»
Небольшое село прославилось после «субботника по сбору человеческих останков»
Новый город начинается от Соколовой горы — возвышенности, где, по преданию, когда-то охотился Иван Грозный. Сегодня на ней пасутся козы и стоит деревянный крест с надписью: «Установлен в память о разрушенных, затопленных святынях». Это пограничный столб между старым и новым Весьегонском. Время от времени Рыбинское море мелеет, и тогда на поверхности появляется призрачный силуэт утопленного города: каменные фундаменты, фрагменты мостовой, груды кирпичей от взорванных храмов, осколки чашек, монеты и, иногда, человеческие кости.
Ходят легенды, что в процессе создания искусственного моря люди не пожелали оставлять дома и утонули вместе со своими городами и деревнями. По одной из версий, погибли 294 мологжанина. Галина Соколова, специалист по архиву краеведческого клуба «Весь», уверяет: никто из весьегонцев не погиб в своих домах во время затопления, а истории о людях, отказавшихся покидать подлежащие затоплению города и погибших в водах рукотворного моря, — слухи.
Кости на месте старого Весьегонска находят, потому что вместе с домами и церквями под воду ушли старые кладбища, объясняет Галина. О переносе кладбищ вместе с городом в сороковые годы не было речи.
«Кто бы разрешил это сделать? — говорит Галина. — Водохранилище впоследствии размывало могилы. Поэтому до сих пор, когда вода уходит, находят человеческие кости. На затопленных кладбищах лежали родные весьегонцев, вместе с затоплением города они лишились возможности навещать могилы близких».
Пустыня вместо моря
С Галиной и ее коллегами-краеведами мы встречаемся в читальном зале весьегонской библиотеки: двухэтажном деревянном здании мятного цвета на центральной улице города. Это место работы краеведческого клуба «Весь», созданного весьегонцами в 2014 году. Местные краеведы говорят: одна из их целей — восстановить историю погибших деревень и самого Весьегонска. «Если этим не заниматься, память о них исчезнет», — утверждают они.
На встречу пришли четыре человека, почти все — потомки переселенцев из затопленных сел. Сама Галина Соколова родом из деревни Работкино. Изначально жителей этой деревни переселять не планировали. Но когда Рыбинское водохранилище было создано, «большая вода» сама в пятидесятые разрушила деревню.
Галина Соколова, специалист по архиву краеведческого клуба «Весь», в помещении архива среди множества папок с документамиФото: Андрей Любимов для ТД
«Волны постепенно размывали песчаный берег, вдоль которого стояли дома. Сначала затопило луг, потом пашню, потом огороды и картофельники, а затем вода подошла под дворы и размыла дорогу между посадами, — напевно, как сказку, рассказывает Галина. — Это происходило в течение пяти-шести лет, поэтому мои родные были психологически готовы к переселению».
Председатель общественного совета Весьегонска Игорь Горченков тоже потомок переселенцев. Его семья по материнской линии — из бывших монастырских крестьян Леушинского женского монастыря. Считается, что одна из его настоятельниц, игуменья Таисия, предсказала затопление: в 1881 году она увидела пророческий сон о создании Рыбинского водохранилища — в нем она шла по полям, уходящим под воду.
Леушинский женский монастырь вместе с близлежащими деревнями и селами затопили много позже смерти настоятельницы, при этом не все храмы были разрушены до затопления. Скелетообразные остовы монастырской колокольни и одного из соборов до пятидесятых годов торчали над поверхностью моря, постепенно разрушаясь.
Для Игоря краеведение и, в частности, попытки разобраться в истории создания Рыбинского водохранилища стали делом жизни. На вид ему больше шестидесяти лет, но когда он говорит о Весьегонске, у него молодеет лицо и начинают блестеть глаза. Игорь хочет понять, кто принял решение о поднятии уровня водохранилища до максимальной отметки — 102 метра над уровнем Балтийского моря. Он знает: утопленный город вернуть нельзя, но считает, что изучение истории помогает сохранять память о нем.
Игорь Горченков, краевед, председатель общественного совета Весьегонского района и член клуба «Весь»Фото: Андрей Любимов для ТД
«Я понимаю, почему было необходимо создать Рыбинское водохранилище, — говорит Горченков. — Страна развивалась и нуждалась в электроэнергии. Но, анализируя и участвуя в научных слушаниях по Рыбинскому морю, мы удивляемся: почему было решено поднять уровень воды выше 98-й отметки? Если бы вода не поднялась так высоко, город остался бы жив, а святыни — целы».
Игорь замечает, что ведутся споры о том, не стоит ли уничтожить рукотворное море. В 2013 году вопрос о полном или частичном осушении Рыбинского водохранилища ради восстановления церквей и кладбищ обсуждался в Общественной палате. Однако эту идею было решено оставить: осушать море опасно.
«Если опустить уровень водохранилища до 98-й отметки, можно было бы восстановить город Мологу и православные монастыри. Я знаю, что многие мологжане, выходцы из затопленной Мологи, надеются вернуться в родной город. И нам, конечно, хотелось бы увидеть старый Весьегонск. Но ученые говорят, что с точки зрения экологии целесообразности спустить воду до 98-й отметки и ниже нет».
Осушенное дно рукотворного моря превратится в пустыню площадью 450 гектаров. Земли окажутся непригодными для земледелия: места, где когда-то были заливные луга, теперь затянуты илом и песком. Восстанавливать почву, чтобы что-то на ней растить, придется в течение минимум десяти лет. Ну и если море погибнет, местные рыбаки лишатся работы.
Вымирание
Краеведение не сразу стало частью жизни Игоря. В его школьные годы не было педагога-энтузиаста, который мог бы заинтересовать детей историей родного города. Поэтому Игорь и его одноклассники не задумывались о том, что потеряли.
Он вспоминает, что во времена его детства затопленный Весьегонск было неплохо видно. Мальчиком Игорь плавал на лодке по рукотворному морю и в хорошую погоду разглядывал сквозь прозрачную воду пни, оставшиеся от весьегонского летнего сада, и фундаменты домов.
«Фактически я путешествовал по старому городу», — улыбается Игорь.
Семье Елены Сенькиной, председателя клуба «Весь», как и родным Игоря Горченкова и Галины Соколовой, тоже пришлось переехать на новое место из-за затопления. До этого восемь поколений родственников Елены прожили в деревне Задний Двор (сегодня она затоплена).
Елена говорит, что сегодня в Весьегонске проблемы с работой. Мужчины чаще всего уезжают на заработки в Москву, Тверь и Санкт-Петербург: там больше платят. Они работают в основном вахтовым методом: две недели на работе, две недели дома. Молодые люди едут учиться в другие города и остаются там насовсем. У самой Елены старшая дочь уехала в Санкт-Петербург, а младшая учится в Твери.
Елена Сенькина, глава краеведческого клуба «Весь», в творческой мастерскойФото: Андрей Любимов для ТД
«Я не думаю, что она вернется. А куда? И зачем? Конечно, у нас природа, лес, пляжи. Но молодежи хочется хорошо работать, получать приличную зарплату, профессионально расти. У нас они этого получить не могут».
С Еленой соглашается Игорь Горченков. Он добавляет, что ему обидно слышать, как Весьегонск называют в СМИ захолустьем из-за проблем с медициной, образованием и дорогами.
«Не хочу повторять за журналистами, но как мы были для всех медвежьим углом, так им и остались. Мы живем на границе двух областей. Конечно, местные сравнивают уровень жизни у нас с тем, как живут в Вологодской области. И сравнение происходит не в лучшую сторону. Очень грустно, что это так».
Помолчав, Игорь говорит: «Я вижу, что из города постепенно уезжают люди. Нас становится все меньше. Нужно искать способ обеспечить местных работой и найти свой бренд. Хорошо было бы открыть экологически чистое производство. Тогда мужчины будут оставаться и работать, семьи перестанут рушиться, а мамочки с детьми не окажутся одни. Нам нужно найти способ выжить, иначе мы разделим судьбу большинства малых городов России и просто вымрем».
«Плодово-выгодное»
У Весьегонска уже есть свой бренд — винный завод, основанный в 1914 году местным купцом Ефремовым. В семьях весьегонцев из поколения в поколение передавались рецепты ягодных настоек и вин — они легли в основу рецептур Ефремова. В 1918 году производство вина национализировали. Местное вино начали в шутку называть, как и по всему СССР, «плодово-выгодным»: стоило оно недорого, а винзавод стал градообразующим предприятием.
Для работников завода построили баню, столовую и дома. Во время Великой Отечественной войны Весьегонск поставлял на фронт морс, а экипажам подводных лодок — клюквенное вино. Плодовое вино для СССР — знаковая вещь: прозвучит парадоксально, но «бормотуха» была способом борьбы с пьянством. В период брежневского застоя водку решили заменить дешевым вином, чтобы снизить уровень потребления крепкого алкоголя (в среднем на человека приходилось 7-8 литров чистого спирта).
Олеся Зуева, менеджер по туризму на весьегонском винзаводе, в одном из залов заводаФото: Андрей Любимов для ТД
Так Весьегонск постепенно превратился в одного из лидеров по производству плодовых вин в СССР: к 1980 году выпускалось до 20 миллионов бутылок ежегодно. В городе делали не только клюквенные, но и довольно экзотические вина, например из черемухи. Напитки экспортировали в другие страны, в том числе во Францию.
После кризиса девяностых годов завод снова оказался в частных руках. Сегодня это одно из немногих мест, где местные могут получить стабильную работу. Правда, физически завод не может обеспечить рабочими местами всех. Поэтому там числятся только 98 сотрудников. Сейчас его владельцы пытаются развивать винный туризм. В городе построили причал и при нем гостиницу, и теперь летом в Весьегонск заезжают гостевые пароходы.
Менеджером по туризму на заводе работает Олеся Зуева, молодая женщина лет тридцати с небольшим. Когда-то, будучи выпускницей весьегонской школы, она уехала учиться в Санкт-Петербург и осталась там, как ей казалось, навсегда. Олеся работала дизайнером по интерьеру. Все изменила беременность: муж Олеси, тоже выходец из Весьегонска, предложил вернуться.
«Его всегда тянуло в родные края, в большом городе он чувствовал себя чужаком. Мне пришлось переехать за ним в декретном отпуске. Я думала, что это временный шаг, — рассказывает Олеся. — Но потом родилась моя дочь, муж возвращаться в Питер не хотел, и я приняла решение остаться здесь. Теперь у меня семья, работа, свой дом, никуда уезжать мне уже не хочется».
Олеся похожа на Сансу Старк. Она из семьи переселенцев: ее дед был поволжским немцем и приехал в Весьегонск уже после затопления. Сама Олеся не знает немецкий, но помнит, как в детстве ее учили немецким считалочкам.
Разливочный конвейер на весьегонском винзаводе. Бутылки с только что залитым вином просвечиваются на предмет сколов, трещин и дефектовФото: Андрей Любимов для ТД
Винзавод Олеся помнит с детства. Когда она была маленькой, ее отец работал там водителем. Олеся вспоминает, что «объем производства был громадный», а «весьегонские вина из северных ягод развозили по всему Советскому Союзу». Сейчас завод продает вина в крупные торговые сети, например «Ашан». Винный туризм — один из способов продвигать бренд.
«Развитие туризма в Весьегонске — непростая задача, — качает головой Олеся. — Мы территориально удалены от Золотого кольца и водных туристических маршрутов. Не все теплоходы могут потратить, например, восемь часов на дорогу до Весьегонска, чтобы туристы посетили город. Еще одна проблема, из-за которой туристов меньше, чем хотелось бы, — дороги. Тверская трасса еще ничего, а вот участок Весьегонск — Устюжна — это кошмар. Представьте, как туристическому автобусу тяжело проехать по грунтовой дороге. Поэтому некоторые питерские компании отказываются отправлять к нам туристов».
Говоря о современном Весьегонске, Олеся замечает, что в советское время тут жить «было веселее»: собирались большие компании, все шутили и общались. А сейчас в маленьких городах большинство думает только о том, как выжить.
Сама Олеся интересуется историей Тверского края и самого Весьегонска— во многом благодаря работе. Она вспоминает, как однажды обмелело Рыбинское море и ей удалось погулять по затопленному городу, вернее тому, что от него осталось.
«Мне было страшно — как будто я столкнулась с призраками. Я думала об ужасе и печали людей, которым пришлось покинуть свои дома, — замечает Олеся. — Если бы мне сейчас сказали, бросай свой дом и переезжай, для меня это была бы трагедия. Иногда, когда мы рассказываем о затоплении во время туров, туристы отшучиваются. На самом деле местным жителям было не до шуток. Тем, кто застал затопление, было больно думать о потерянном доме. Правда, сейчас, к сожалению, о затопленном городе помнят старшие поколения, а местная молодежь почти об этом не вспоминает. Время, как вода, стирает воспоминания».
Где родился, там и пригодился
Евгений Демченко — один из тех, кто уезжать из Весьегонска не собирается. В свои сорок с небольшим он владелец охотничье-рыболовной базы на берегу Рыбинского моря и профессиональный охотник. Когда Евгений впервые пошел на охоту, ему было семь. В его семье все были охотниками. Евгения учил охотиться его отец, а отца — дед. Охота всегда была одним из главных занятий для жителей Весьегонска.
«Здешние места хорошо подходят для охоты и рыбалки: вокруг города дремучие леса, где водится крупный зверь, плюс есть большая акватория. Рыбинское водохранилище помогло развитию охоты в Весьегонске: стало больше зверей», — объясняет Евгений.
Он говорит об охоте не просто как об источнике заработка или хобби. Охота стала для Евгения образом жизни. Он чувствует себя на своем месте, когда идет с собаками по весьегонскому лесу.
«Настоящий охотник, как правило, одиночка, — рассказывает Евгений.— Лесному человеку непросто ужиться с женщиной. Представьте: охотник может сутками ходить в лесу в одиночестве и прекрасно себя чувствовать без общения. Чтобы по-настоящему любить охоту и лес, нужно обладать особым характером. Не каждая женщина согласна идти на компромиссы и мириться с этим».
Евгений Демченко, владелец охотничьей базы «Волчица», на своем катереФото: Андрей Любимов для ТД
Евгений был трижды женат. Его нынешняя жена Альбина уехала из Весьегонска в прошлом году и нашла работу в Рыбинске. Евгений замечает, что пока жену «в Весьегонск не тянет», а ему не хочется уезжать отсюда. В итоге они живут на два города.
«Я очень люблю родной край. У меня никогда, ни разу в жизни не было желания уехать отсюда. Когда я вернулся из армии, командир звал меня в Москву на работу, но я отказался. Это не мой город. Я чувствую себя на своем месте в Весьегонске. Наверное, правы люди, когда говорят, где родился, там и пригодился, — смеется Евгений. — Конечно, в Весьегонске большие проблемы с работой. Но мне повезло, у меня нет сложностей с заработком. За годы появились постоянные клиенты, которые приезжают поохотиться, я занимаюсь любимым делом и доволен тем, как все сложилось».
На каникулы к Евгению приезжают его сыновья. Старшему уже четырнадцать, а младшему — три года. Младший сын, который сейчас живет с мамой в Рыбинске, уже потихоньку интересуется охотой — запрягает в санки собаку и кричит: «Поехали к папе!» А старшему Евгений три года назад подарил его первое ружье.
«Мой отец тоже когда-то сделал мне такой подарок. Это был 1996 год, я тогда только пришел из армии. И он мне вручил ружье. Это был лучший подарок в моей жизни, — вспоминает он. — Однажды я прочитал в соцсетях цитату, которая мне показалась очень правильной: “Подсадите своих детей на охоту и рыбалку — денег на наркотики у них просто не останется”. Так что я рад, что могу научить своих сыновей рыбачить и охотиться. Это очень хорошие увлечения».
Иногда Евгений мечтает, чтобы сыновья вернулись в Весьегонск и продолжили его дело. Но пока мечтам лучше оставаться мечтами, считает он.
«Вольная жизнь имеет свои особенности и недостатки, — объясняет Евгений. — Поэтому я думаю так: пусть лучше мои дети вырастут, получат хорошую работу и заработают себе на достойную пенсию, а потом, может быть в старости, переедут сюда. Вернуться в Весьегонск никогда не поздно».
Слова Евгения звучат в моей голове, когда я сажусь на рейсовый автобус до Твери. За день до моего отъезда ударили морозы, а ливни кончились. Потоп завершился, так толком не начавшись, и наш автобус спокойно выехал из Весьегонска, чтобы через 4,5 часа, по расписанию, прибыть в Тверь. Весьегонск, оставшийся позади, утонул в снежной пелене первой ноябрьской метели, как будто и не существовал вовсе.
Еще больше важных новостей и хороших текстов от нас и наших коллег — в телеграм-канале «Таких дел». Подписывайтесь!
