«Плевать, что говорят крыски за спиной у киски»

«Я пришла: здрасьте, пышка — это я»

— В сериале много фэтфобных шуток, обращенных к твоему персонажу. Тебе было неприятно?

— Наверное, я выросла — здравствуйте, меня зовут Алена, мне 22 года. И я сталкивалась с такими шутками. Сейчас мне уже по лайфу, мне смешно.

Может быть, это связано с моим устоявшимся мироощущением — пышечка, надо как-то подшутить. Поэтому я это так легко воспринимаю.

— Почему ты согласилась играть в «Трудных подростках»?

— Я сразу поняла, что это история обо мне. Когда мне прислали сценарий «Трудных подростков», я громко смеялась, прям хохотала искренне. Я подумала, что, если бы меня в школе стебали, как в сериале, у меня бы вообще комплексов не было.

Мне сказали, что меня и взяли в сериал, потому что никто так иронично не относится к себе, как я. В 12-13 лет пришла в театр, у меня нарисовался образ: такая вот булочка с корицей. Ты идешь по этому пути, набираешься опыта, ломаешься, тебя ломают. Оскорбления, школа, взросление. Ты должен все о себе знать. И это классно — это мой изюм. Поэтому все вокруг видели меня как располагающего к себе человека. Надо мной могли пошутить, и я могла подшутить. С Вованом Гарцуновым — Платоном — мы усирали друг друга в пух и прах. Он говорит: «Ты меня раздавишь». А я: «Меня из-за твоих ушей не видно в кадре. Ты как-то давай, приспустись». Это было супер.

— А как тебя стебали в детстве?

— 10—11-й классы я училась в театральной школе, а до этого в обычной школе рядом с моим домом, вот там был ад. Дети очень жестокие.

— И ты была жестокой?

— В каких-то аспектах, может быть. Это была защита. Ударить первой, чтобы тебя не ударили. Если я понимала, что вот-вот — и сейчас укажут на мои комплексы, на мою фигуру, начинала колоть первой. Начинала давить, потому что у меня сильный характер.

— Помнишь самое болезненное?

— Была ситуация драматичная, я до сих пор не могу ее прожить. До сих пор больно. В школе были такие дни, когда все классы взвешивают. Диспансеризация: рост, вес. Для меня это проклятый день, хотелось уйти, спрятаться, убежать, чтобы никто не видел.

Я старалась пойти последняя, с подругой — Настя, привет! — чтобы никто не видел. Все медсестры в школе знали эту боль. Эти наши общепринятые каноны, что девочка должна худенькая и такая ути-пути, и ты, извините, баба-бомба пришла — с первого класса начиная и заканчивая одиннадцатым.

Только встаешь на весы — и слышишь, как открывается дверь, хохочут мальчишки: им важно было услышать законную цифру, заветную для них, чтобы потом, если я дам силу чуть, знать, чем меня перебить. «Толстая», «да ты весишь столько-то», «мамонт» и еще пятьсот прилагательных.

Хотя я не могу сказать, что меня гнобили. Я была очень открытая, была лидером класса, опять-таки, из-за своего характера — вела концерты, танцевала, пела, учителя меня любили. Ну такая звездочка-зажигалочка. Но при любом удобном случае меня могли резко заткнуть, указав на эту проблему.

Я никогда не была амебной, полнота мне не мешала — я задирала ноги выше всех, у меня золотая медаль по акробатическому рок-н-роллу. На скорость я очень быстро бегаю. А вот выносливости нет вообще. Вот это бегать вокруг школы — я лучше отожмусь. Я единственная из класса отжималась как пацаны, пятнадцать раз.

— А в 10—11-м классе, в театральной школе, было легче?

— Там же есть дисциплины — актерское мастерство, сценическое движение и сценическая речь. То, что происходит у актеров в театральных институтах на первых курсах. Педагог по сценическому движению дала понять, что мой вес — проблема. Я ответила: «Для меня это не проблема». Но это же не только работа с самим собой, но и в паре. Парные акробатические элементы, кувырки, сальтухи, колеса. Это все связано с моим телом. Не дай бог что — травма. Конечно, мне было трудно.

Я начала загоняться, ревела каждое занятие. Не могла начать слышать себя. Элементарно: началась парная акробатика, балансы — а у меня в голове: «Я толстая, я раздавлю, я тяжелая, никто со мной работать не будет, я кому-нибудь сломаю ногу, нос, руку».

— Ты такая одна была?

— Я такая была одна. Я сидела, и меня трясло, меня никто не мог успокоить. Пока в какой-то момент я не собралась и не поняла, что это только от меня зависит. И начала пахать. И у меня стало получаться ничуть не хуже других. Начала слушать педагога, слышать свое тело, слышать партнера и чувствовать.

Мой педагог — просто лучший — Мария Николаевна, если вы это читаете, я вас люблю! — она очень многому в жизни научила и очень многое в жизни дала. Лучший педагог, которого я видела.

У меня были большие перспективы, в меня все верили, говорили, что я особенная, что я обязательно поступлю. Но нет. Не проходила даже ни на один второй тур. Я была готова к этому. Когда меня хвалили, мне было это приятно, но я никогда не развешивала уши.

Мне кажется, у меня была слабая программа. Читать басни, стихотворения — я априори это не люблю. Конечно, самую большую роль играла моя фактура. Я понимала, что мой типаж не нужен ни одному режиссеру. Я билась два года подряд, как дурочка. Отслеживала, кто поступал: не видела ни одной дамы, девочки, которая была бы схожа со мной.

— Ты понимаешь, что в кино твой образ определяется твоей фактурой, и принимаешь это. А как ты реагируешь, когда в жизни люди указывают тебе на фигуру?

— Я стараюсь сейчас больше прислушиваться к себе, чтобы понять. Конечно, если бы мы увиделись и ты сказал: «О, пышка какая», я могла бы пошутить: «Бусинка моя, приветик, а ты себя видел?» А могу воспринять в штыки, потому что я не люблю нарушение границ. Мы с тобой не знакомы, кто ты такой? Ты бы хоть привет мне сказал.

— Как поступаешь, если такое происходит?

— Просто человек по взгляду видит, что со мной так не нужно. Но если мы познакомились и у нас сложился коннект — почему бы не пошутить? Во время работы над «Трудными подростками» все было классно и мило. Я думаю, это полностью зависит от того, как ты себя ставишь в обществе.

Конечно, найдутся люди, которые увидят слабость и захотят ткнуть в нее. Поэтому я за то, что нужно слышать себя и принимать себя, каким бы ты ни был. И после принятия начинается работа над собой, вне зависимости от того, что тебя не устраивает. Я за это.

Иллюстрация: Анна Саруханова для ТД

«Я красотка незакомплексованная»

— Когда поступала в театральный, не было мысли, что нужно похудеть?

— Начнем с того, что есть один человек в жизни, который мне твердил, что я ничего не добьюсь из-за того, что у меня такая фактура.

— Кто это?

— …Это моя мама. Мам, прости пожалуйста. У нее и сейчас есть: «Живот втяни, подбородок спрячь, спину выпрями». Мы все крупные в семье. Одно дело, если бы мама была маленькая, а я у нее пышечка родилась. У нас все в роду немаленькие — и это ранит [меня] еще больше.

Я не хочу выставлять свою семью жестокой или плохой. Но я понимаю, что об этом нужно говорить. Найдется человек, которому откликнется эта история, он поймет, что не только у него так бывает. Я через это всю жизнь прохожу: мне приходится доказывать обратное своей маме. Человеку, который, я считаю, должен безусловно меня любить, такой, какая я есть, хоть бы я еще в три раза больше была. Она должна была бы сказать: «Иди и рви». А не: «Куда ты идешь, посмотри на себя».

Это стремно. Это то, что убивает все, дает полнейший регресс. Можно было легче справиться с тем, что было в школе, с пубертатным периодом, если бы я приходила домой и слышала от своей родной мамы: «Ты такая, какая ты есть, ты классная, я тебя люблю. Если тебе самой некомфортно — давай я тебе помогу». А не такое: «Ты толстая, тебе надо худеть, подбородок не показывай».

У меня проблемы с зубами и из-за этого очень сильно заметен второй подбородок мой любимый, я над ним угораю, конечно, каждый раз — и люблю, и ненавижу.

Я стучалась два года в театральный институт. И тут неожиданно открылась другая дверь — меня позвали на полный метр в «Пиковую даму». Это был прорыв: у меня нет актерского образования — и одна из главных ролей. Тоже был тот случай, когда я прочитала и поняла, что история обо мне: девочка Соня любит чипсы, а мама говорит ей: «Худей и будь вон как подружка».

Я знаю столько примеров, когда люди останавливались по пути к своей мечте, потому что кто-то сказал им, что это не твое, — я не только про актерское мастерство. Общество любит нам навязывать свое мнение — «куда ты лезешь».

Я снялась в полном метре, и в какой-то момент мама опять начала: диета, похудение. И я записалась к диетологу. Купила курс, чтобы она меню мое расписала. Я поняла: все, Алена, ты сломалась. В «Пиковой даме» у меня уже появился агент — Ирина, замечательная женщина, которая поддерживает меня, несмотря ни на что. Я думала: вот сейчас похудею и наконец мама меня полюбит. И ролей у меня будет больше, и вообще я классная буду, и все будут меня любить.

Я начала сбрасывать вес. А меня уже утвердили в проект, еще до похудения. Это большие проблемы: меня утвердили в одном виде, а я в другом. Там штрафы и прочее. Говорю агенту. Она ошалела. Говорит: «Так нельзя, давай ты отснимешься — и мы поймем, как нам дальше поступать, захочешь похудеть — похудеешь, мы переснимем портфолио и будем подавать тебя как другую актрису».

И я поняла, что за всеми этими словами забывала, что кайфую от того, какая я есть. Меня не беспокоит, что я другая, это не мешает мне жить, дружить, общаться, любить. Что я классная. И тогда я сказала себе: все, никакое больше слово — особенно мамы — не заставит меня делать ужасные вещи против моего внутреннего самоощущения.

А есть девочки, которые ломаются, доходят до анорексии, булимии, и это страшные заболевания. Если бы я не была сильной, я бы давно сидела, ревела и занималась бухгалтерией какой-нибудь.

Я поняла, что мой типаж, хоть и не часто встречается, но все равно востребован в кино. Когда скажут: нам нужна сладкая пышечка — обо мне подумают и меня позовут.

— А не хочешь быть кем-то еще?

— Я хочу быть собой и пробовать разные амплуа. Если мне предложат работу и скажут, что нужно похудеть, — я похудею. Это не проблема.

— В статусе в фейсбуке у тебя написано, что ты — булочка с корицей.

— Это пошло с театра: я булочка с корицей — императрица. Так меня прозвали. Кстати, я не люблю булочки с корицей, если честно, я больше с шоколадом люблю. (Смеется.)

— А почему императрица?

— Ну бусь, неужели непонятно почему? Потому что я так себя подаю. Я иду, я парю, волосы назад, я красотка незакомплексованная.

— Как в сцене в клубе?

— Да, вот такая я на самом деле внутри. Я часто этот момент, кстати, пересматриваю. Я не играла там ничего. Шла по этому клубу, на меня все смотрят, и все хотят чувствовать себя так же. Вне зависимости от своих сантиметров и килограммов.

У меня однажды порвались колготки на съемках, а они были одни. И вот идет дополнительная смена, потому что мы не засняли постельную сцену с Дрочером — с Тимофеем Елецким. Ноги раздвинуты, извините, чтобы Тимофей как-то пролез, а колготены рваные. И знаете, что мы подумали с моими гримерами? В жопу эти колготки. После клуба девушка поехала с молодым человеком заняться прекрасным чувством… она не поедет, что ли? Будет сидеть [и переживать]: ах, у меня колготки порвались? Да наплевать!

Или: «У меня белье разного цвета», «Блин, а я ноги не побрила», «А у меня складочка до сих пор не убрана к лету, к зиме, к Феодосии, к Бали». Да всем по херам! Если тебя мужчина захотел — было бы ему дело до колготок порванных?

— Люди слишком концентрируются на мелочах?

— Мне кажется, это все *** [дребедень]. Мы — люди, у нас есть волосы на теле, складки, целлюлит, растяжки, грудь разная, что у вас разное — ноги, уши? У кого-то прыщи, у кого-то грудь волосатая. Это все наше тело. Я за то, чтобы мы показывали на экранах людей. А не отредактированных кукол, у которых нет ничего, кроме идеалов.

Бодипозитив для меня — это не сиди жри на диване McDonald’s, ничего не делай. Бодипозитив — это принятие своего тела вне зависимости от того, что оно может быть с изъянами — по мнению общества. Ты выходишь на улицу и кайфуешь оттого, что есть разные люди. Я люблю свое тело, но я помогаю ему. Я делаю скрабы. Если мне не нравятся волосы, я иду делаю эпиляцию. Каждый делает то, что ему комфортно. Хочешь в спортзал — иди, хочешь сидеть дома скрабики делать — делай.

Все начинается с себя. И с любви. Можно приходить домой и ненавидеть себя. Все должны быть 90-60-90, девушка не должна зарабатывать больше мужчины, девушка не должна работать водителем автобуса. Лосины только для девушек, у которых нет большой жопы. Кто, извините, придумал, что я не могу на свое тело надеть лосины?

— Есть такие представления о красоте, они распространяются через массовую культуру…

— Все это срань господня.

— Ты феминистка?

— Нет. Что такое феминизм?

— Борьба за женские права.

— Я борюсь за то, чтобы люди сняли сраную пелену с глаз и наконец-то услышали, что мы имеем право быть разными.

— Ну вот феминизм — это и есть борьба за права, в том числе за право быть разными.

— Ну тогда хорошо, отнесите меня к феминисткам. Я себя не отношу. В нашем обществе принято, что феминистка — это какая-то баба-мужик с яйцами, я против этого. Я не могу сейчас понять, что для меня феминизм. Я на пути к тому, чтобы понять, являюсь ли я феминисткой. Мы часто разговариваем с моим молодым человеком на эту тему. Наверное, можно сказать, что во мне есть феминистические порывы: быть услышанной, иметь право на любую работу, вне зависимости от того, нравится это кому-то или нет.

Иллюстрация: Анна Саруханова для ТД

— Нравится ли это мужчине?

— Мужчине, женщине — любому. Женщины больше всех любят говорить: «Да куда ты пошла? Да куда полезла? А на хера ты эти лосины надела?»

Был такой момент, я понравилась одному мальчику из компании. Ко мне подошел его друг с пузманом, говорит: «Ты понравилась моему другу, но он вообще таких, как ты, не любит». Я говорю: «Таких, как ты, — это каких?» — «Ну таких, типа, больших».

Меня убивает в людях эта бестактность, как будто кому-то интересно твое мнение, которого не спрашивали. Мы шли с девочкой, она была в лосинах, бабушка подошла и начала на всю улицу орать: «Ты забыла надеть, по-моему, что-то! У тебя попа видна!»

Я знаю мужчин, которые не могут признать, что им нравится что-то другое. Видно, что я нравлюсь мужчине, но из- за того, что у меня сильный характер и нестандартная внешность, он боится, что общество будет тыкать.

«Думаешь, телевидение было готово к моим буферам?»

— «Трудные подростки» рекламируют как драму, но кажется, это больше комедия. Ты сама как определяешь жанр сериала?

— Если быстро пройтись по историям персонажей, у меня — комплексы, травля и буллинг. Никита — рыженький — жестокий отец, агрессия. Максим — человек, который хотел покончить жизнь самоубийством. Об этом можно говорить, это увидеть. Или, может, просто я изнутри знаю эту кухню. Он [сериал] смешной, конечно, много позитива, но на самом деле внутри — боль.

— Не очень получается его сравнивать с «Эйфорией» или Sex Education. Если вырезать голую грудь и секс, то остается такой обновленный, молодящийся «Физрук».

— Я считаю, что драма прописана, ее можно уловить, просто невозможно прожить то, что случается с персонажем, за 23 минуты.

— Внутри «Трудных подростков» твоя героиня остается стереотипной пампушкой. Весь сюжет крутится вокруг ее веса.

— Нет. Во втором сезоне это не так. Она переспала с Дрочером. Они скрывают это, потому что Дрочер стесняется. А она хочет, чтобы он допер до ее уровня, чтобы он сказал, что она его девушка.

— Сексуальных сцен много, при этом сцены с другими героинями довольно откровенно показаны — оператор и режиссер их смакуют. А секс твоей героини демонстрируется комично, Женя остается одетой, все происходит под одеялом.

— У нас была другая задача. Немножко глубже, чем *** [трах] Лены. Наш секс — я на него запрыгнула, я была в одежде, потому что Женя — другая, она не Лена, которая разденется перед всеми. Я была в лифчике и трусиках. Вообще, я впервые в кино поцеловалась.

Мы начали снимать, я боялась Тимофея, прикусила губу, она опухла. Он расстегивает мне лифчик, я боюсь, чтобы лифчик не слетел, потому что, извините, там не два бугорка… Думаешь, телевидение было готово к моим буферам? Ок, она [другая актриса] была готова свои бобрышки показать, а я — не готова.

Вот эта сцена, где я в лифчике и трусах просыпаюсь. Почему я одета? Потому что Женя себя стесняется, не любит себя до конца, как любила бы я. Потому что Женя после секса встала и оделась — и только потом легла спать.

Хорошо, что моих слез никто не видел перед постельными сценами. Никто не видел, что мне больно, страшно и я комплексую. Мы сняли, я пошла в гримерку в лифчике, в трусах, укутавшись в пятьсот одеял, меня видели уже все. И я поняла, что сломала стену. Для меня второй сезон как для человека — большое открытие.

Гримеры мне говорят: «А как было бы классно, если бы ты лифчик сняла». Я подумала: а *** [по фигу]. Пошла к режиссеру: «Давай переснимаем эту сцену, я снимаю лифчик». Когда тебя отпускает, тебя начинает распирать.

Полная занимается сексом с худым, и у них все классно. То, что у нас 23 минуты, не дает нам возможности выложить все. У нас была сцена после секса, как он меня целует нежно, она не попала в финальную версию, потому что тайминг. Это была самая невероятная сцена, я бы очень хотела, чтобы она была.

— «Трудные подростки» оказались достаточно успешным веб-сериалом. Тебе много пишут зрители?

— После первого сезона на more.tv я заметила волну отзывов про моего персонажа, в основном это были девочки-подростки. Я скринила их, собирала и теперь иногда перечитываю. Это была такая чума, меня разрывало.

Девочки, которые увидели схожесть с собой, — в том, что тоже не принимают свое тело, в том, что общество негативно относится.

«Привет, меня зовут так-то так-то, я хотела сказать тебе большое спасибо, после просмотра сериала я стала больше любить себя, забивать на критику, стала меньше комплексовать». Или: «Я начала любить свое тело, начала жить. Благодаря моему персонажу начала расправлять крылья, стала старостой класса, стала фотографировать».

Могут написать, что «какой-то мальчик назвал меня коровой». А я говорю: «Бусь, встала, хер забила и пошла дальше». Могут быть разные ситуации.

Я всегда делаю рамки: «Малышка, это только мое мнение, ты можешь услышать его, а можешь забить. Жизнь твоя».

У меня очень добрая аудитория, и [она] считает меня самой красивой. Иногда я думаю: вы вообще глаза протираете, сладуси? А потом думаю: нет, ну я же реально классная.

— После ваших интервью создатели сериала решили предварять каждую серию дисклеймером с текстом о травле. Ты хотела бы стать лицом движения против травли, за принятие себя?

— Хочу. Потому что мне есть что рассказать — я не сломалась и справилась. Я знаю, что это большая ответственность. Мне никто не помогал, мне приходилось разбираться самой.

— Травля делает человека сильнее?

— Делает, конечно. Буллинг укрепляет. Всем спасибо, кто буллит, продолжайте в том же духе. Плевать, что говорят крыски за спиной у киски. Я вообще очень ранимая, сентиментальная. Но теперь я тысячу раз подумаю, стоит ли обращать внимание на буллинг.

— Как справляться с травлей, с комплексами, с болезненным восприятием себя?

— Разговаривайте в первую очередь с самим собой. Не бегите от себя. Остановитесь перед зеркалом: да, у меня вес не как у Дюймовочки. Да, у меня уши. Но зато у меня есть это, это и это. Сколько я всего сделала. Я не сломалась и иду.

Мы приходим и уходим в эту жизнь одни. Кто бы рядом с нами ни был, себя мы должны любить всегда. Вне зависимости от нашего состояния. Сядь в одиночестве сама с собой и послушай. Пусть там будет много боли и страхов — с этим можно справиться. Нужно начать.

 

Еще больше важных новостей и хороших текстов от нас и наших коллег — в телеграм-канале «Таких дел». Подписывайтесь!